Анатолий Субботин - За землю Русскую

• Название: За землю Русскую
• Автор: Анатолий Субботин
• Издательство: Издательство ДОСААФ СССР
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1988
• ISBN: ISBN 5-7030-0035-1

Роман об Александре Невском — талантливом полководце, дипломате, выдающемся государственном деятеле Древней Руси.

Его ратная деятельность пришлась на тяжелую для Руси пору монгольские орды опустошили страну, с запада угрожало нашествие германских, скандинавских и литовских феодалов. В этих условиях Александр Невский вел сложную политическую борьбу, целью которой было сохранение независимости русского народа.

Для массового читателя.

---

— Говоришь ли ты на понятном языке, мудрый человек? — спросил отец Биорн.

— Да, — коротко, не меняя выражения застывшего лица, ответил гость на языке русичей.

— Из какой земли прибыл ты на торг в Новгород?

На мгновение в глазах гостя вспыхнули живые, еле заметные искорки. Он сделал легкое движение рукой, словно хотел поднять ее, но тут же вновь замер в невозмутимом спокойствии.

— Земля моя называется Синд, — певуче растягивая звуки, не то небрежно, не то усмехаясь, произнес он.

— Она лежит там, — отец Биорн показал на восток, — за Каспием?

— Там. Далеко моя земля. Горы и жаркие пустыни отделяют ее; долог путь наш, но торг здешний знают и в Хорезме и там, где течет великая река Инд.

— С какими товарами пришел ты в Новгород? Я вижу паволоки и хитрые изделия из кости.

— А ты какой земли, гость? — спросил иноземец, и темное вишенье его глаз словно бы отразило в себе жар пустыни, блеск и глубину великих рек, о которых перед тем говорил он.

— Я, служитель бога единого, прибыл сюда из великого и вечного города.

— Как называется твой город?

— Имя ему — Рим, — важно, глядя на гостя, произнес отец Биорн.

— На Инде, в моей земле, свои города. Приходим мы к Новгороду с паволоками тонкими; нет нигде паволок, равных нашим. Есть у нас камни самоцветные и жемчуг, изделия из кости слоновой, сладкие ягоды… Изюмом называют их на торгу…

Речь дальнего гостя прервал ольдермен Мундт, неожиданно появившийся перед отцом Биорном.

— Что случилось, сын мой? — увидев ольдермена, встревоженно спросил отец Биорн.

— Боярин Федор, коего по воле твоей милости посетил я, говорил со мною…

— Сказал ты боярину, что время мне покинуть Новгород? Увижу ли я князя?

— Да. Боярин сожалеет о краткости пребывания здесь твоей милости и велел передать: ввечеру, как вернется князь из Городища, рад будет он говорить с тобою.

— Благодарение пресвятой деве! — отец Биорн молитвенно поднял к небу глаза. — Счастлива твоя весть, почтенный ольдермен. Вечером ты будешь сопутствовать мне, а теперь иди с миром к делам своим!

В княжей гридне зажгли восковые свечи. Желтоватое пламя их мягко осветило расписанные ярким узором своды, кованые лари в углу, волшебные краски драгоценного ковра, привезенного гостями из Хорезма. Ковер покрывал тесовый пол гридни. Нежная ткань его, напоминающая цветущий сказочный луг, заглушала шаги.

Город окутался сумерками, но теплый весенний воздух был так свеж и прозрачен, что в нем как-то особенно отчетливо и ясно выступали очертания хором. Островерхие шатры звонниц, уносясь ввысь, казались в вечерних сумерках легкими и невесомыми. Город затих. Над лесами, за Колмовом, золотилась заря. Облака поднялись выше и, словно не в силах бороться с разгорающимся блеском звезд, таяли, расплываясь белой паутиной в синеве глубокого неба.

Александр вошел в гридню. Домашний кафтан, надетый на нем, по вороту и полам обшит золотой тесьмой, талию перехватывает золотой пояс. На голове князя — низенький, круглый колпак, опушенный мехом горностая.

— Позови, Олексич, папского посланца, — сказал Александр вошедшему следом за ним в гридню Гавриле Олексичу. — Когда войдет папист — оставь нас; говорить с ним буду один и по-латыни. Пусть тешит он себя думой, что, принимая у себя в гридне, воздаем честь его уму и сану.

Олексич ушел. От горевших свечей пахло воском. Зеленая капля в золотой оправе серьги и драгоценный перстень придавали скромному одеянию Александра великолепие и торжественность. Как будто, принимая папского посла, Александр хотел изумить его простотою обихода своего и в то же время показать богатство русского князя.

Александр владел собой. Ни лицо, ни глаза не выдавали того, что скрывалось в душе. Быстрым умом он легко схватывал мысли других, но сам — и чувства и речь — подчинял своей воле. Он мог вовремя смирить в себе гнев, с невозмутимым спокойствием выслушивал то, что прежде повергло бы его в шумную радость или в отчаяние. Все это явилось к нему вместе с пониманием достоинства своего, ответственности за поступки и слова свои. Желая с глазу на глаз говорить с папистом, Александр надеялся вызвать его на откровенность, заставить полнее открыть тайные стремления свои и цель приезда в Новгород.

Введя в гридню Биорна, Гаврила Олексич, остановись перед князем, почтительно произнес:

— Дозволь, княже, предстать перед тобой отцу Биорну, прибывшему из Рима; мужу зело ученому и мудрому, которого ты желал видеть.

Отец Биорн молча поклонился. Александр немного привстал в знак приветствия, но не протянул руки.

— Оставь нас, воевода! — сказал он Олексичу.

Когда Олексич направился к выходу, отец Биорн с недоумением взглянул на него, потом перевел глаза на князя. Он явно недоумевал: как будет изъясняться с князем варваров? Хотя отец Биорн и владел речью русичей, но не настолько, чтобы передать ею все, о чем хотел он сказать князю. Ольдермена Мундта, сопровождавшего святого отца на княжий двор, хотя любечанин мог облегчить беседу, не ввели в гридню. Но глаза князя смотрели приветливо, губы слегка улыбались. Это ободрило отца Биорна. Подождав, пока закрылась дверь за Олексичем, Александр показал святому отцу на покрытую пушистой медвежьей шкурой скамью против себя, приглашая его сесть.

— Рад случаю, который доставил мне удовольствие беседовать с мудрым книжником римской церкви, — громко прозвучала ласкающая слух латинская речь. Неожиданность латыни в устах князя до того изумила отца Биорна, что он не мог скрыть своего недоумения и растерянности. Молча, словно не понимая, смотрел он на князя. — Что привело тебя в землю нашу, святой отец? — спросил Александр.

Отец Биорн хотя и слышал от Мундта об уме новгородского князя, все же представлял его себе полудикарем, полуварваром. Готовясь к встрече, он пребывал в уверенности, что с первых же слов поразит Александра обширностью своих познаний, умением располагать к себе; пользуясь этими преимуществами, сможет внушить собеседнику необходимость установления главенства католической церкви на Востоке.

— О, я благодарю бога за то, что вижу тебя, король Александр! — торжественно начал Биорн, склонив почтительно голову. — От многих людей слышал я похвалы тебе и твоей мудрости; было бы несчастием для меня, смиренного служителя истинной церкви Христовой, уйти из Новгорода, не познав радости видеть тебя и говорить с тобою.

— Доволен ли ты, святой отец, тем, что видел в Новгороде? — спросил Александр, видимо, тронутый вкрадчивой лестью, прозвучавшей в словах паписта. — Оправдались ли надежды твои?

— О да, король Александр! Любознательность и стремление видеть древний русский город, слава о котором достигла Рима, привлекли меня, и я не жалею о понесенных трудах. Благословение святейшего престола дало мне силы для преодоления опасностей и невзгод путешествия. Ныне я получил доказательства, что величие и красота Новгорода превосходят все слышанное мною раньше о древнем городе Руси. Я увидел наяву то, что выше похвал.

Александр слушал не перебивая. Пристальный взгляд его, казалось, читал то, о чем отец Биорн не договорил, восхваляя Новгород. По лицу князя, полному внимания, улыбке, показавшейся на его губах и как бы поощряющей собеседника к откровенности, отец Биорн видел: Александр ждет от него чего-то большего, чем лесть и похвалы. И все же, зная, что мудрая, подкупающая лесть способна смягчать и жесткие сердца, отец Биорн продолжал свою речь так же восторженно, как и начал. Он стремился рассеять недоверие к себе, придать словам своим задушевную откровенность.

— Верю в искренность сказанного тобою, святой отец, — когда папист умолк, произнес Александр. — Но о другом хочу молвить: ведомы ли римскому патриарху бедствия, какие приняла земля наша от монгольских орд хана Батыя, что кровью и муками своими Русь ослабила силу Орды? Что мыслят о том в Риме?

— Понятны мне слова твои, король Александр, — голосом, полным сочувствия, произнес отец Биорн. — Ты сказал то, о чем неусыпно печется святейший престол и непогрешимый преемник апостола Петра. Римская церковь молит бога о спасении Руси и избавлении ее от плена язычников.

— Так ли это, святой отец? — спросил Александр, не меняя ни позы, ни выражения своего лица.

— Не сомневайся в искренности сказанного мною, король Александр, — ответил отец Биорн, стараясь придать сладчайшую убедительность каждому звуку своего голоса. — С вами наши помыслы и наши молитвы.

— Хочу верить тому, что слышу, святой отец. Право Руси ждать сочувствия себе и помощи от земель западных, но то ли мы видим? Давно ли послание римского патриарха — папы — провозгласило крестовый поход на Русь, как поход против язычников и варваров? Не слабость ли Руси побудила римского первосвященника поднять меч на отторжение исконных отчин наших?