Александр Гера - Набат-2

• Название: Набат-2
• Автор: Александр Гера
• Издательство: Издательство АСТ
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 1999

Это — роман-предупреждение. Роман о том, как, возможно, и НЕ БУДЕТ, но МОЖЕТ БЫТЬ. И если так будет — это будет страшно… Это — невероятная смесь реальности и фантастики, политического триллера и антиутопии, настояшего и будущего, книга, в которой трудно отличить вымысел oт истины. Это — роман о том, как случайная ошибка может привести — и приводит — к ошибкам все более непоправимым, а раз неверно выбранный путь становится гибельным для миллионов людей. Так МОЖЕТ БЫТЬ. Так БЫТЬ НЕ ДОЛЖНО…

---

Иэмицу долго и с удовольствием смеялся. Потом спросил насмешливо:

— А ты хотел бы вновь побывать в Европе?

— Твое желание, великий правитель, — низко поклонился Хасэкура. — Но по своей воле я бы туда не поехал. Клянусь Буддой Амида. Честному человеку там делать нечего.

— Не тревожься, — успокоил Иэмицу. — Я не стану делать этого. Скажи, а в Сэндае ты не встречал монахов?

— Как же! Они добираются до Аомори, Ниигата, попадают оттуда в Сэндай и всюду нахваливают своего Киристо. Самураи их слушают со смехом, а простолюдины глупы, верят монахам.

— На каком языке они говорят?

— На японском, великий правитель. И очень бойко. Они успевают выучить наш язык еще на корабле по пути из Китая, а блуждая в восточных провинциях, быстро осваиваются.

— И местные дайме смотрят на их передвижения спокойно? — почувствовал тревогу сегун.

— Великий правитель, — поклонился Хасэкура. — Как можно запретить сверчку петь и таракану ползать, если хозяин не следит за чистотой в доме? — спросил он и испугался смелости. Он приник головой к полу и не смел поднять ее без разрешения сегуна, а Иэмицу расхохотался вдруг и приказал весело:

— Ну-ка подними голову, я хочу видеть твое честное лицо. Я не обижен. Ты подсказал мне хорошую мысль. Иди отдыхай.

Он хлопнул в ладоши и велел начальнику стражи:

— Передай дворецкому, чтобы хатамото Хасэкура Цунэнага ни в чем не имел стеснений. Когда он отдохнет, сопроводить его в Сэндай с достойными подарками. Он заслужил это.

Опустив голову и пятясь задом, Хасэкура достиг выхода из зала. Голос сегуна остановил его:

— Эй, хатамото! Ты сказал, надо заботиться о чистоте?

— Прости, великий правитель, но я так сказал…

— Ты правильно сказал. Не бойся. А встретишь монаха-чужеземца, всыпь ему бамбуковых палок! Он знает за что.

Покидал замок Хасэкура в недоумении. Ему говорили о жестокости сегуна и скорой расправе за проступок, а с ним обошелся милостиво, принял и проводил с почестями…

О поездке в Европу Хасэкура вспоминать не любил.

Иэмицу же беседу с Хасэкурой не забыл. Когда пришел Мацудайра, он пересказал ему слышанное от хатамото и велел доставить в замок монаха-францисканца или вообще любого, какая разница — черви и черви, мало ли какого цвета их сущность.

— Только вели доставить его в нижний фехтовальный зал.

— Я понял тебя, великий правитель, — поклонился Мацудайра. — Но ты будешь милостив? Не обижай чужих богов.

— Я буду справедлив, — отрезал Иэмицу.

Монах в фиолетовой рясе встретил его посреди зала блудливыми глазами. Не поклонился, ладоней из рукавов не вынул. Только отбеленная веревка, перехватывающая сутану монаха, привлекала взгляд сегуна. Ну и рожа…

«Разве можно славить чистого Бога в таких одеждах? — подумал Иэмицу, представив синтоистских и буддийских служек в одеждах светлых тонов. — Темные одежды, темные мысли, темные дела…»

— Ты почему не поклонился мне? — сразу пришло раздражение к сегуну. Выходит, он пришел на поклон к монаху! — На колени!

— Это запрещено верой моей в Иисуса нашего Христа. Только пред ним я преклонюсь, — без испуга ответил монах.

— Чем же так велик твой Исо Киристо? — с насмешкой спросил Иэмицу, уняв раздражение. Оно сейчас не помощник и не судья.

— Поверь в него, тогда познаешь его величие, заступничество. Он добр к иноверцам, прощает их заблуждения.

— Э, да ты никак убеждать меня собрался? — уселся в кресло сегун, разглядывая монаха брезгливо. Прав Хасэкура: эти люди одержимы и, кажется, больны головой. Или придуриваются?

«Сейчас проверим…»

Хлопнув в ладоши, он велел вошедшим стражникам принести его любимый меч, который служил еще отцу, Иэясу из рода Токугава.

— Не делай этого, правитель! — взволновался монах. — Иначе кары небесные падут на твою голову, небо обрушится на тебя!

— Вот как? — изобразил удивление сегун. — А как ты сообщишь своему Киристо, если я отрублю твою голову?

— Я попаду в райские кущи невредимым, он выслушает меня, и архангелы его отомстят за меня.

Внесли меч на поставце, маленькую кадку с водой, полотенце. Служители замерли у входа.

— Я тебе не верю. Ты нагл, как твои собратья, и лжешь. Нет никаких райских кущей, твой бог придуман людьми, хитрыми и лживыми, ради низменных целей.

— Именем Иисуса сладчайшего заклинаю тебя, оставь мне жизнь! В чем я виноват? — завопил монах, завороженно наблюдая, как сегун обнажает сияющий меч. — Я поклонюсь тебе! Я поцелую твои ноги!

— Как ты быстро изменился! — поцокал языком Иэмицу. — А где обет твоему Киристо кланяться только ему?

— Моя жизнь нужна Иисусу, она дороже заповедей!

— Встань, — потребовал сегун. Монах, кряхтя, поднялся, по привычке сунув руки в широкие рукава сутаны. — Связать ему руки!

Приказ выполнили, монаха поставили на колени.

— Чем я провинился пред тобой? — жалобно спросил монах.

— Ты высокомерно говорил о своем боге и обесчестил его и себя в миг опасности. На самом деле ты обычный червь.

В монахе от неминуемой расправы что-то внутренне изменилось. Он решил спасаться прежним способом, дикари невежественны. Его надтреснутый, глухой голос сулил отмщение за убийство слуги божьего и всем дикарям, отвергающим величие Иисуса Христа.

На миг правитель вспомнил угрюмое лицо Хасэкуры во время рассказа о самоуправстве монахов. А вдруг этот Киристо и вправду всемогущ? Ночью все кошки черны, а монах сулит ночь…

— Ты будешь проклят, если казнишь меня, — угрожал монах.

— Ты расскажешь это на небе? — осведомился Иэмицу.

— В тот же миг!

— А как ты сделаешь это? Как дашь мне знать о силе твоих духов зла? Убеди меня. Напугай! — насмехался сегун.

— Узнаешь, — принялся нашептывать молитвы монах.

— Хорошо. Допустим, я поверил тебе. Но хочу убедиться в том, пока ты жив. Ты намекал на чудеса. А сможешь ли укусить эту кадку, когда твоя голова покатится отрубленной?

— Господи Иисусе! — завопил монах. — Дай мне силы посрамить этого дикаря, который счастья своего не видит! Спаси меня и его! — Монах взвыл более дико и завопил: — Я укушу эту кадку!

Сегун взял меч обеими руками, примерился, сверкнула молния прочнейшей стали, голова монаха сползла с его шеи, отвалилась и, убыстряя бег, покатилась к кадке. Глаза, расширенные в орбитах, налились кровью, рот оскален, оскал шире стал и зубы впились в край кадки. Прошло мгновение, будто вечность. Глаза закрылись, обессиленная голова откатилась в сторону.

Сегун спокойно полил меч водой, ковшичком из кадки, Не обращая внимания на отрубленную голову, а слуги с ужасом наблюдали за ним. Дьявол, нарушивший законы возмездия! А сегун медленно обтирал меч полотенцем.

Неожиданно для всех Мацудайра сделал шаг к правителю. Он следил за казнью незамеченным за дверью фехтовального зала.

— Тебе понравился мой удар «дзимпо» наискосок? — спросил он наставника, будто не истекало кровью обезглавленное тело у ног.

— Удар красивый, — с поклоном отвечал Мацудайра. — Но ты убил беспомощного. Теперь его духи будут мстить тебе.

— А во дворце начнут шептаться о грозящей каре, будут уговаривать сходить на моление в храм Ясукуни, — закончил за него сегун насмешливо.

— Ты зря так беззаботен, ты обещал быть милосердным. А чужие или свои боги наказывают за казнь чужого слуги без их разрешения, если он не виноват пред тобой.

— Я не собирался казнить его ни с разрешением, ни без такового, — разыгрывал удивление Иэмицу. — Мы только поспорили с ним. Ты, мой наставник, слышал наш спор и не можешь обвинить меня. Он мне обещал, что укусит кадку после того, как его душа отлетит из тела, а с неба он подаст мне знак. Я выполнил свою часть условий, ему предстоит еще выполнить свою. В чем ты обвиняешь меня? Я был честен с ним и остался чистоплотным без него. И ты упустил главное в разговоре, нашем с тобой, — подчеркнул сегун. — Почему ты не спросил о храме Ясукуни, где обитают души убитых воинов?

Мацудайра прикусил язык. На это он не обратил внимания.

— Смотри. — Иэмицу задрал подол сутаны кончиком меча и разрезал ее доверху. На поясе монаха с одного боку был нож внушительных размеров, с другого — метательные шарики на прочном шнурке. — Видишь, какие слуги божьи приходят к нам? Сначала слово, потом дело…

— Ты прав, великий правитель, — сказал Мацудайра с поклоном.

— Такова легенда, — засмеялся Тамура, окончив рассказ. Судских и Бехтеренко выслушали ее со вниманием.

— Но такова ли истина? — спросил Судских. — Не спорю, фантазия японца облекла притчу в свойственную им форму, но третий сегун из рода Токугава жестоко подавил бунт охристианенных японцев и выдворил всех миссионеров из Японии, под страхом немедленной смерти запретив им ступать на ее берега, и вообще каждому чужеземцу. Такой указ был обнародован в 1638 году. Так и было на протяжении двух с лишним веков.