Л Н. Толстой - Полное собрание сочинений. Том 17

• Название: Полное собрание сочинений. Том 17
• Автор: Л Н. Толстой
• Жанр: Классическая проза

---

Всякій дикій считаетъ или не считаетъ хорошимъ и дурнымъ что нибудь, кромѣ удовлетворенія своихъ страстей. Если нѣтъ, если онъ не знаетъ различія хорошаго и дурнаго, кромѣ въ своихъ тѣлесныхъ вкусахъ, то онъ не человѣкъ; если же онъ считаетъ по мимо и противно своимъ страстямъ одно — хорошимъ, другое — дурнымъ, — хотя бы убійство своего врага онъ считалъ хорошимъ, — у него есть вѣрованія, которыя даютъ вѣчный смыслъ его жизни, и, какъ онъ получилъ ихъ отъ предковъ, такъ и передаетъ своимъ потомкамъ. Если мыслящій человѣкъ, мысленно отвергающій всякія вѣрованія, знаетъ различіе между добромъ и зломъ,246 <то> знаніе этаго различія есть вѣрованіе.

Пускай онъ думаетъ, что онъ отвергъ всякую вѣру, что одинъ разсудокъ открылъ ему это, <хотя и легко бы убѣдиться, что разумомъ можетъ быть доказано, что причина и что слѣдствіе, но то, что добро и что зло, не можетъ быть доказано разумомъ,> но все таки, полагая, что человѣкъ, жертвуя своими стремленіями и поборая страсти въ пользу общаго блага, дѣлаетъ хорошо, онъ <только> вѣруетъ въ то, что стремленіе къ общему благу есть то, что даетъ его жизни такой смыслъ, который не уничтожается смертью. И принявъ невольно это вѣрованіе отъ другихъ, онъ также невольно передаетъ его своимъ дѣтямъ.

Вездѣ и всегда, куда ни посмотришь, — борьба, несмотря на угрожающую смерть, — [борьба] между слѣпымъ стремленіемъ къ удовлетворенiю страстей, вложенныхъ въ человѣка,247 между похотью съ требованіемъ закона добра, попирающаго смерть и дающаго смыслъ человѣческой жизни,248 безконечно различно выражаемаго въ вѣрованіяхъ. Въ этой борьбѣ всегда и вездѣ выражается жизнь и человѣка и народовъ.

<Бываютъ въ жизни отдѣльныхъ людей времена, когда [человѣкъ]249 отдается однимъ страстямъ и забываетъ смерть, бываетъ, что онъ вспоминаетъ ее и не находитъ объясненія жизни, вѣрованій, или находитъ такія, которыя болѣе не удовлетворяютъ его и ищетъ новыя и находитъ ихъ или смиряясь возвращается къ прежнимъ. Бываетъ, что онъ борется всю жизнь, то отдаваясь страстямъ, то вѣрѣ.

Съ безчисленныхъ сторонъ можно разсматривать жизнь человѣка и народовъ, но я не знаю болѣе общаго, широкаго и заключающаго въ себѣ все, чѣмъ живетъ человѣкъ, какъ тотъ взглядъ на него, при которомъ главный вопросъ составляетъ эта борьба между страстями и вѣрой въ добро.

Въ отдѣльномъ человѣкѣ борьба этихъ двухъ началъ производитъ безчисленныя положенія, въ которыя онъ становится, точно тоже и въ народахъ.

Но въ народахъ въ продолженіе извѣстнаго времени, какъ во всѣхъ явленіяхъ, переносимыхъ отъ частнаго къ общему, различія положеній этихъ, безконечно видоизмѣняющіяся въ отдѣльныхъ лицахъ, упрощаются и получаютъ извѣстную правильность и законченность.

Такъ въ послѣднія два столѣтія жизни русскаго народа при безконечно разнообразныхъ положеніяхъ отдѣльныхъ лицъ къ вопросу о вѣрѣ, во всемъ народѣ за это время ясно выразилось одно продолжительное и опредѣленно ясное движеніе.>

И объ этой борьбѣ между похотью и совѣстью отдѣльныхъ лицъ и всего русскаго народа я хочу написать то, что я знаю.250

————

Судить людей я не буду. Я буду описывать только251 борьбу между похотью и совѣстью какъ частныхъ лицъ, такъ и лицъ государственныхъ, которыхъ мнѣ необходимо описывать для того, чтобы составить болѣе полную картину жизни всего народа, но для того, чтобы описывать ихъ дѣйствія, выражающіяся въ этой борьбѣ, я долженъ устранить сужденія уже готовыя о большинствѣ государственныхъ лицъ. —

И для того, чтобы описаніе этихъ лицъ не представилось ложнымъ, одностороннимъ, мнѣ необходимо устранять252 <почти> всегда ошибочныя сужденія, составившiяся о государственныхъ лицахъ, которыхъ мнѣ придется описывать. Я не желаю опровергать сужденія, составившагося о нихъ, если оно хорошее, не желаю доказывать противное, но желаю только указать на причины, вызывающія къ составленiю преждевременныхъ необдуманныхъ сужденій о лицахъ государственныхъ, облеченныхъ властью, желаю только, чтобы люди воздержались отъ253 составленія сужденія о нихъ, желаю, такъ сказать, чтобы та бумага, на которой мнѣ придется писать, была бы бѣлая, чтобы на томъ мѣстѣ, на которомъ мнѣ придется писать портреты историческихъ лицъ, не было бы впередъ уже положено254 опредѣленныхъ красокъ. Если бы я не попытался устранить этихъ впередъ составленных сужденій, мнѣ бы пришлось, составляя свое описаніе лицъ только по отношенію той борьбы, о которой я говорилъ, — между похотью и совѣстью, спорить, отрицать или утверждать противное тому, что утверждается описывавшими уже тѣхъ же лицъ;255 — пришлось бы судить ихъ, на что я считаю себя не имѣющимъ право. Я прошу только моихъ читателей откинуть на время тѣ сужденія, которыя составились у нихъ о лицахъ, и, вмѣстѣ со мной, воздерживаясь отъ сужденія о нихъ, слѣдить за ними въ ихъ борьбѣ между похотью и совѣстью, въ которой они намъ представляются. —

Причины, побуждающія насъ составлять преждевременныя и всегда ложныя сужденія объ историческихъ дѣятеляхъ, троякія, и всѣ ведутъ къ одной и той же цѣли, къ преувеличенному и ложному значенію, придаваемому нами этимъ лицамъ.256

1-я причина есть присущее человѣку, въ особенности первобытному, свойство приписывать значеніе и даже достоинство силѣ и власти. Человѣкъ имѣетъ власть. Онъ можетъ жечь, убивать, лишать свободы и имущества, и первобытный человѣкъ естественно дѣлаетъ разсужденіе: если онъ имѣетъ власть, то онъ257 имѣетъ особенное значеніе, силу, достоинство, чтобы пріобрѣсти эту власть.

Несмотря на очевиднѣйшіе примѣры пріобрѣтенія власти по наслѣдству, по любовнымъ интригамъ, по случайности, разсужденіе такъ естественно, что нетолько первобытный человѣкъ, но и образованный человѣкъ легко впадаетъ въ это заблужденіе, какъ только способъ пріобрѣтенія власти хотя нѣсколько скрытъ отъ глазъ наблюдателя, когда власть пріобрѣтается не однимъ, двумя, тремя очевидно случайными событіями, но когда случайностей этихъ много, и условія болѣе усложняются. —

Въ возвышеніи Мазарини,258 Потемкина еще видятъ случайность и не приписываютъ его возвышеніе одному достоинству, но успѣхъ Бисмарка,259 Наполеона III ужъ объясняются достоинствомъ.

Указывая на это, я не хочу сказать, что пріобрѣтеніе власти всегда исключаетъ достоинство, но я только прошу о томъ, чтобы не попадать въ обычную ошибку сужденія. —

— Человѣкъ властвуетъ надъ другими, стало быть онъ имѣетъ что то особенное, давшее ему власть. И это особенное есть его достоинство — сила характера, умъ, геніальность, высота душевная и т. д. Я прошу помнить только то, что власть есть таинственнѣйшее изъ таинственныхъ явленій, о которой сказано, поэтому, что она отъ Бога. И что обладаніе властью есть одно явленіе, а достоинство — другое и что одно вовсе не вытекаетъ изъ другаго и не имѣетъ даже ничего, связующаго ихъ. Люди съ огромными достоинствами теряютъ власть, люди безъ достоинства пріобрѣтаютъ и удерживаютъ ее, и на оборотъ. Я прошу только о томъ, чтобы наблюдать оба явленія отдѣльно. Человѣкъ имѣетъ власть — хорошо. Теперь, независимо отъ власти, посмотримъ, имѣетъ ли онъ достоинство. Я только прошу помнить, что не все то золото, что блеститъ.

Эта причина — ошибка логическая.

2-я причина — психологическая. Люди, находящіеся около человека, имѣющаго власть, и раздѣляющіе ея выгоды, суть тѣ самые, черезъ которыхъ однихъ переходятъ въ массы и въ потомство свѣденія о владыкѣ. Люди эти должны складывать все черное и выставлять одно бѣлое, вопервыхъ для того, чтобъ оправдать передъ самимъ собой тѣ выгоды, которыми они пользуются, во 2-хъ, для того, чтобы оправдать свое подчиненіе и униженiе. Эти то люди передаютъ свѣденія и пишутъ исторію.

3-я причина — всегда ложнаго и преувеличенно похвальнаго сужденія о владыкахъ состоитъ въ томъ, что сами люди, облеченные властью, въ особенности, если они тщеславны, какъ Людовикъ XIV, Наполеонъ, Петръ, Екатерина, и при продолжительныхъ царствованіяхъ, сами пишутъ свою исторію или подготавливаютъ для нея матерьялы, старательно устраняя все невыгодное и разглашая очень часто ложное въ свою пользу. Чему очевидно содѣйствуютъ, пересаливая въ своемъ усердіи, ихъ льстецы. Какъ ни старается потомъ историческая критика разобрать истину, она не можетъ этаго сдѣлать, ибо очень часто оставшіеся матерьялы для исторіи всѣ прошли черезъ руки владыкъ или ихъ льстецовъ. При Петрѣ не велѣно было давать бумаги и чернилъ монахамъ.

4-ю причину ложнаго восхваляющаго сужденія о достоинствахъ владыкъ я назову причиной діалектической. Пишутъ о владыкахъ люди науки исторической. Мнимая наука эта имѣетъ своимъ предметомъ изслѣдованіе жизни народовъ и государствъ, и потому мѣрило достоинства, прилагаемое историками къ дѣятельности правителей, есть совсѣмъ не то, которое прилагается всѣми людьми ко всѣмъ людямъ, т. е. мѣрило борьбы между похотью и совѣстью, но совсѣмъ другое, мѣрило большаго или меньшаго содѣйствія извѣстнымъ государственнымъ или народнымъ цѣлямъ, которыя предположилъ себѣ историкъ. Не говоря уже о томъ хаосѣ мнѣній, который существуетъ въ сужденіяхъ историковъ о задачахъ исторіи и томъ мѣрилѣ, которое должно прикладываться къ изслѣдованію историческихъ явленій, т. е., что должно считаться дурнымъ, что хорошимъ, несомнѣнно уже то, что мѣрило историческое не можетъ совпадать съ мѣриломъ человѣческимъ, что то, что хорошо <и полезно> для процвѣтанія Германскаго народа, не можетъ быть хорошо для Франц[узовъ] и т. п.