Толстой Л.Н. - Полное собрание сочинений. Том 1

• Название: Полное собрание сочинений. Том 1
• Автор: Толстой Л.Н.
• Жанр: Классическая проза

---

[74] Тактъ опять совсѣмъ другое дѣло. Тактъ есть умѣніе обращаться съ людьми, и хотя для этого умѣнія необходимо пониманіе отношеній людскихъ, но это пониманіе можетъ происходить отъ привычки, отъ хорошаго воспитанія, а чаще всего люди, такъ называемые съ тактомъ, основываютъ эту способность на хладнокровіи, на умѣніи владѣть собою и на медленности и осторожности во всѣхъ проявленіяхъ. Отъ этого большей частью люди съ тактомъ люди непонимающіе. Медленность и хладнокровность совершенно противуположны этой способности, основанной, напротивъ, на быстротѣ соображенія. Какая разница между человѣкомъ, который ѣдетъ съ визитомъ соболѣзнованія въ домъ, хозяева котораго сильно огорчены потерею какого нибудь родственника и говорить тамъ, почитая то своею обязанностью, пошлыя и избитыя фразы участія, и тѣмъ, который, предвидя въ этомъ визитѣ много тяжелыхъ минуть, не ѣдетъ вовсе? Какая разница между человѣкомъ, который съ перваго взгляда на другаго человѣка говоритъ вамъ: «это порядочный человѣкъ», и тѣмъ, который парикмахера принимаетъ за артиста? Какая разница между тѣмъ человѣкомъ, который, когда кончился анекдотъ, спрашиваетъ васъ: «ну, а потомъ?» не понимая, какъ грубъ этотъ вопросъ, и тѣмъ, который, когда вы только начинаете разсказывать, оцѣнилъ уже вашъ разсказъ и никогда не спроситъ этаго? Разница между человѣкомъ понимающимъ и непонимающимъ. Самыя пріятныя отношенія съ людьми понимающими. Есть много понятій, для которыхъ не достаетъ словъ ни на какомъ языкѣ. Эти то понятiя могут передаваться и восприниматься только посредством пониманiя. Чтобы передать такого рода понятіе, для котораго нѣтъ выражения, один из собѣсѣдников говорить другому одинъ изъ признаковъ этаго понятія или выражаетъ его фигурно; другой [75] по этому признаку или фигурѣ, a болѣе по предшествующему разговору и выраженiю губъ и глазъ понимаетъ, что первый хочетъ выразить, и, что бы еще болѣе объяснить понятіе и вмѣстѣ съ тѣмъ показать, что оно для него понятно, говорить другой характеристическій признакъ. Это средство распространяетъ кругъ разговора и притомъ доставляетъ большое наслажденіе. Когда люди привыкли одинъ къ другому, то игра эта идетъ съ необыкновенною быстротою, и чѣмъ быстрѣе, тѣмъ пріятнѣе, какъ игра въ мячь. Въ нашемъ семействѣ пониманіе весьма развито, и сначала я полагалъ, что оно произошло отъ одинаковаго воспитанія, оттого что каждому изъ насъ вся жизнь другаго извѣстна до мельчайшихъ подробностей, однимъ словомъ, что оно происходило отъ сродства въ мысляхъ, такъ же, какъ и можетъ существовать независимо отъ способности пониманія во всякихъ кружкахъ, но сталкиваясь съ различными людьми, я убѣдился окончательно, что, несмотря на чрезвычайную разницу въ прошедшемъ съ многими людьми, нѣкоторые сейчасъ понимали, другіе, какъ ни часто я съ ними сходился, всегда оставались непонимающими, и что рѣзкая черта эта между всѣми людьми существуетъ, хотя и съ подраздѣленіемъ: на людей, понимающихъ всегда и вездѣ, и на людей, понимающихъ въ извѣстномъ кружкѣ и вслѣдствіе извѣстныхъ обстоятельствъ. Я привелъ примѣръ шишки. Шишка называлась у насъ такая вѣщь, которая поставлена не у мѣста, съ претензіею на laisser aller.96 — Видите, какъ много словъ въ описаніи понятія, которымъ выражалось шишка и значило гораздо больше. Такъ, шишка говорилось о извѣстномъ способѣ завязывать галстукъ; даже въ разговорѣ, въ лекціяхъ профессоровъ нѣкоторыя отступленія назывались шишка. Много было у насъ такихъ понятій, выраженныхъ странно, много типовъ. Напримѣръ, въ то время, какъ перестали носить штрипки, со стрипками выражало очень много: [76] галстукъ «со стрипками», прическа «со стрипками», даже разговоръ и манера танцовать «со стрипками» были для насъ вѣщами очень ясными. Продолжаю. Меблировка комнаты состояла изъ этаго кресла на полозьяхъ, дивана, который очень искусно превращался къ вечеру въ кровать и къ утру опять приходилъ въ первобытное положеніе, ломбернаго стола, который всегда былъ раскрытъ, и на которомъ лежали книги, тетради, пенковая трубка, изъ которой никто не курилъ и, такъ называемая, [изюм]ная чернильница съ подсвѣчникомъ въ середине. (Одинъ разъ, разспрашивая Володю объ одномъ молодомъ человѣкѣ, юнкерѣ, нашемъ родственникѣ, я сказалъ ему, не удовлетворяясь его ответами: «да ты дай мнѣ о немъ понятіе. Что онъ глупъ былъ?» — «Нѣтъ, онъ еще молоденькой мальчикъ былъ, ни глупъ, ни уменъ, такъ себѣ, но, знаешь, въ такомъ возрасте, въ которомъ всегда бываютъ смешны молодые люди. У него была губительная слабость, отъ которой, я всегда увѣрялъ его, онъ разстроитъ и желудокъ и обстоятельства, это изюмъ покупать.» — «Какъ изюмъ? спросилъ я. «Ну да какъ изюмъ? Какъ есть деньги, ужъ онъ не можетъ выдержать, посылаетъ въ лавочку покупать изюмъ, не изюмъ, такъ пряники, а не пряники, такъ саблю или тёрку какую нибудь купитъ.») Съ тѣхъ поръ изюмомъ называется у насъ всякая такого рода покупка, которая покупается, не потому что ее нужно, а такъ. Володя признавался, что чернильница эта была куплена въ изюмныя времена, да и видъ она имѣла изюмный.

Докторъ, должно быть предполагая, что посѣщеніе его никакъ для насъ не можетъ быть непріятно, заходилъ очень часто то въ мою, то въ Володину комнату. Онъ долго сидѣлъ у меня, и, несмотря на то, что дѣйствительно мнѣ было некогда переливать съ нимъ изъ пустаго въ порожнее на какую-то филоссофическую тему, несмотря на то, что передъ тѣмъ, какъ онъ взошелъ ко мнѣ, я съ математической вѣрностью разсчелъ, на сколько часовъ предстоитъ мнѣ занятій, и, несмотря на то, что я сказалъ [77] самъ себѣ, что не дамъ никому помешать себе, прямо скажу, что мнѣ некогда, онъ сидѣлъ у меня, и, хотя я слушалъ его и самъ отвѣчалъ ему, мысль моя была занята тѣмъ, что глупо, безсмысленно изъ ложнаго стыда разстроивать порядокъ своихъ занятій. А между тѣмъ что то говорило во мнѣ: «совѣстно сказать ему, что некогда; онъ такъ радъ поговорить старикъ съ человѣкомъ, объ умѣ котораго онъ весьма высокаго мнѣнія, и говоритъ онъ не глупо, главное-же, какъ замѣтить ему, что онъ мнѣ мѣшаетъ, когда онъ въ полной увѣренности, что дѣлаетъ мнѣ превеликую честь и удовольствіе. Впрочемъ онъ самъ скоро уйдетъ, не стоитъ и обижать его. Вотъ Володя, тотъ, хотя также хорошо понимаетъ всѣ эти тонкости, и хотя ему нужнѣе его задобривать по случаю дочки, но Володя сейчасъ скажетъ, и видно, что ему это труда никакого не стоить. Я тоже могу, но это стоитъ мнѣ всегда большаго труда, и я сдѣлаю это разъ, два, но никогда такое обращеніе не взойдетъ мнѣ въ привычку, а, чтобы успѣвать въ дѣлахъ мірскихъ, это необходимо, и отъ мала до большаго между мной и Володей эта разница. Должно быть отъ этаго Володя приобрѣтаетъ вліяніе на другихъ. Вѣдь докторъ, хотя старикъ, но уважаетъ его; это видно во всемъ его обращеніи.»