Толстой Л.Н. - Полное собрание сочинений. Том 1

• Название: Полное собрание сочинений. Том 1
• Автор: Толстой Л.Н.
• Жанр: Классическая проза

---

Теперь слѣдуютъ 6 лѣтъ новой жизни, обстоятельства которой я вамъ описывать не буду. Ознакомлю васъ только съ главными переворотами, случившимися въ нашемъ семействѣ, и съ лицами, составляющими его. Отецъ жилъ зимы въ Москвѣ, и послѣ 4 удачныхъ зимъ (въ отношеніи игры) дѣла пошли худо, и онъ въ двѣ послѣднія зимы проигралъ все и остался при св'оихъ 400 душахъ, правда, очень хорошо устроенныхъ, потому что лѣтомъ, живя въ деревнѣ, онъ занимался хозяйствомъ и привелъ его въ довольно рѣдкіе между Русскими помѣщиками порядокъ и устройство.

Любочка, я уже вамъ сказалъ, кажется, была очень хорошенькая дѣвочька и стала хорошенькой дѣвушкой. Знали, что у отца есть деньги, и что онъ намѣренъ ей дать хорошее приданое. Подвернулся К. помѣщикъ, дальній сосѣдъ по имѣнію, но близкій знакомый по охотѣ, скупой, пожилой и грубой хохолъ Пестовичъ, [70] сдѣлалъ предложеніе. Обоюдныя условія насчетъ приданаго покончили съ большой тщательностью со стороны Пестовича и съ притворною щедростью и беззаботностью со стороны отца. Любочку мы совершенно потеряли изъ виду. Вся Губернія толковала, что отецъ мой прекрасный, примѣрный отецъ, что онъ такъ пристроилъ дочку, что хоть бы родному [?]. Да и что говорить, какіе балы задавалъ! — Мими Купферталь послѣ свадьбы была отпущена. Семейство Ипатовичъ оказалось чудомъ неблагодарности, по ея словамъ. Что, ежели бы Княгиня была жива и видѣла это? Карлъ Иванычъ давно былъ отпущенъ. Мими жила съ Юзой въ Москвѣ и, неизвѣстно, на какія суммы, нанимала квартиру, лучшихъ учителей всѣхъ возможныхъ искуствъ и наукъ для образованія необыкновенныхъ способностей ко всему Юзы. Подробное положеніе всѣхъ этихъ лицъ вы узнаете изъ послѣдующихъ моихъ записокъ. Теперь поговорю немного про насъ и наше развитіе въ этотъ 6-ти годовой періодъ.

Чтобы понять характеръ молодыхъ людей, нужно разсматривать поступки ихъ въ трехъ главныхъ сферахъ и подвиги ихъ на трехъ этихъ поприщахъ; имянно: наукъ, свѣтскаго обращенія и нѣжнѣйшей изъ страстей. — Подъ свѣтскимъ обращеніемъ я разумѣю обращеніе со всѣми людьми, съ которыми судьба сталкиваетъ человѣка: высшихъ, низсшихъ, равныхъ. Начну по старшинству съ Володи. Въ общихъ чертахъ описывать характеръ такъ трудно, что даже невозможно. Я разъ уже пробовалъ описать вамъ въ общихъ чертахъ нашу жизнь въ училищѣ, и мнѣ не удалось. Теперь, чтобы дать вамъ понятіе о нашихъ респективныхъ характерахъ, я возьму эпизоды изъ нашей жизни самые простые, но постараюсь какъ можно подробнѣе передать ихъ вамъ, и съ тою же простотою, [71] съ которою тогда они представлялись мнѣ.—

Какъ уже я сказалъ вамъ, мы были поручены одному пріятелю папа, у него и жили. — Пріятель этотъ былъ профессоромъ физіологіи человѣческаго тѣла и Анатоміи, вмѣстѣ читалъ онъ Исторію Медицины. Отецъ мой знавалъ его въ первой своей молодости, былъ съ нимъ однокашникъ. Обращаясь всегда въ высшемъ или близкомъ къ высшему кругу обществахъ, отецъ совершенно упустилъ его изъ виду и даже, ежели бы и имѣлъ его на виду, то не очень бы обрадовался. Когда же пришло время насъ пристроить, папа вспомнилъ, хотя и не блестящаго, но полезнаго въ настоящихъ обстоятельствахъ профессора и узнавъ, что онъ преподаетъ вышеозначенныя науки, и что онъ деканъ и даже одно время исполнялъ должность Ректора, сообразилъ, что эта связь, которую совершенно отъ него зависитъ поддержать визитомъ и ласковымъ обхожденіемъ, можетъ быть для него и для насъ крайне полезна. Папа почиталъ безполезнымъ освѣдомиться о томъ, въ какомъ онъ Факультетѣ былъ Деканомъ, довольно того, что это слово звучало пріятно въ его ушахъ, особенно съ прибавленіемъ Профессоръ Эмеритъ[?], не обращая вниманія на то, что мы никогда не предназначались къ Медицинской карьерѣ; онъ вообразилъ, что его вліяніе на всѣхъ молодыхъ людей, воспитывающихся въ Университетѣ, всемогуще. Сообразно съ этимъ, сдѣлавъ первый визитъ самому Доктору и вторичный его семѣйству, папа умѣлъ, несмотря на пришепетованіе, внушить величайшее уваженіе къ своей особѣ будущему нашему покровителю, который, несмотря на всѣ свои прекрасныя качества, былъ очень тщеславенъ и твердо убѣдился въ томъ, что онъ можетъ быть намъ полезенъ, и что это составитъ его непремѣнную обязанность для того, чтобы не отстать отъ общества и всегда быть въ состояніи возобновить съ нимъ [72] связи, съ помощью которыхъ онъ будетъ въ состояніи прилично пристроить свою 16-ти лѣтнюю дочку, бѣлокуренькую овечку Зинаиду. Но что я разсказываю? Я только хотѣлъ сказать, что мы жили у Доктора, и въ 1836 году въ Апрѣлѣ Володя, у котораго была особенная комната, сидѣлъ въ ней на большомъ креслѣ съ полозьями, которое пріятно покачивалось, держалъ въ рукахъ тетрадки Уголовнаго права и, задравши ноги кверху, смотрѣлъ съ большимъ вниманіемъ [на] стѣны и потолокъ своей комнаты. —

Дѣло происходило передъ экзаменами, за 5 дней до экзамена Уголовнаго права Профессора Шмерца [?], который, какъ то было извѣстно черезъ некоего студента — собаку, который составлялъ вопросы, былъ недоволенъ осанкою Володи, находя ее слишкомъ самостоятельною, и выражался такъ: «Я знать ничего не хочу; я сужу по репетиціямъ, а г-нъ Картилинъ [?] отозвался, что онъ не м[ожетъ] приготовить всѣхъ прочитанныхъ лекцій. Посмотримъ, онъ уменъ, я знаю, но и я тоже твердъ въ своемъ словѣ. Г-нъ К. еще молодъ, и ему нужно пробыть два года въ 3-емъ курсѣ для узнанія основательнѣе предмета».

Понятно, что Володя занимался этимъ предметомъ преимущественно передъ другими и неусыпно. Комната его была расписана по всѣмъ стѣнамъ Филоссофіями уголовнаго права и даже въ одномъ мѣстѣ конспектъ смѣшанныхъ теорій доставалъ до потолка. Меблировка Володиной комнаты состояла изъ кресла на полозьяхъ, смѣло, какъ говорилъ Володя, кинутаго на середину комнаты. Всѣ находили, что это кресло, хотя и чрезвычайно пріятно въ немъ качаться, стоитъ не у мѣста, но Володя утверждалъ, что это такъ нужно, и что онъ, какъ хорошіе живописцы, не размазываетъ тщательно картины, a смѣло сажаетъ шишки. Онъ такъ выговаривалъ это слово шишки» и, сжимая всѣ [73] пальцы правой руки, дѣлалъ ими движеніе, какъ будто бросая что-нибудь съ отвращеніемъ, что всѣ слушавшіе его невольно убѣждались, что это кресло шишка и стоитъ прекрасно.

Заговоривъ о шишкахъ, я нахожу, что это темно для всѣхъ, кромѣ членовъ нашего семѣйства [и] короткихъ знакомыхъ, и понять настоящее значеніе того, что я говорю, можетъ только человѣкъ, котораго я называю понимающимъ. Я обѣщался вамъ растолковать то, что я называю понимающими [и] непонимающими людьми. Нѣтъ удобнѣе случая. Но приступая къ этому объясненію, я боюсь, что не съумѣю провести для васъ эту черту, которая въ моихъ глазахъ раздѣляетъ весь родъ человѣческій на два разряда. Ни одинъ изъ качественныхъ противуположныхъ эпитетовъ, приписываемыхъ людямъ, какъ-то, добрый, злой, глупый, умный, красивый, дурной, гордый, смиренный, я не умѣю прилагать къ людямъ: въ жизни моей я не встрѣчалъ ни злого, ни гордаго, ни добраго, ни умнаго человѣка. Въ смиреніи я всегда нахожу подавленное стремленіе гордости, въ умнѣйшей книгѣ я нахожу глупость, въ разговорѣ глупѣйшаго человѣка я нахожу умныя вѣщи и т. д. и т. д., но понимающій и не понимающій человѣкъ, это вѣщи такъ противуположныя, что никогда не могутъ слится одна съ другою, и ихъ легко различить. Пониманіемъ я называю ту способность, которая способствуетъ намъ понимать мгновенно тѣ тонкости въ людскихъ отношеніяхъ, которыя не могутъ быть постигнуты умомъ. Пониманіе не есть умъ, потому что, хотя посредствомъ ума можно дойдти до сознанія тѣхъ же отношений, какія познаетъ пониманіе, но это сознаніе не будетъ мгновенно, и поэтому не будетъ имѣть приложенія. Отъ этаго очень много есть людей умнѣйшихъ, но не понимающихъ; одна способность нисколько не зависитъ отъ другой. —