Геннадий Аксенов - Вернадский

• Название: Вернадский
• Автор: Геннадий Аксенов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-235-03306-1

Жизнь великого русского ученого Владимира Ивановича Вернадского (1863–1945) прекрасна и удивительна, представляет собой образец цельности, насыщенности высшими духовными интересами, нравственной ответственности. Его умная деятельность связывает разные эпохи в истории России. Он мощно двинул вперед все науки о Земле, что привело к новому пониманию общества и личности. Он создал учение о биосфере и о разуме в природе, дал новое представление о времени и пространстве и, следовательно, открыл новое естествознание, которое только сегодня становится внятно мировому научному мышлению. Его время пришло. В новом тысячелетии мы как никогда нуждаемся в его необычайных идеях о вечности жизни и о силах свободной человеческой личности.

Подводя итог жизни, он сказал: «Я сделал все, что мог, и не сделал никого несчастным».

Книга снабжена научным аппаратом.

Издание второе, исправленное и дополненное

---

Он долго медлил, но задуманный труд не отпускал и уже не давал покоя. Какая она должна быть? Какой способ изложения избрать, чтобы лучше выразить свое миропонимание? Изложить ли идею вечности жизни и космической роли сознания в свободной манере и отсюда перейти к более строгой, научной картине мира? Или, наоборот, изложить свое миропонимание в геологических терминах?

И видно, что обе возможности начали реализовываться в вольном житье за границей. Личкову 27 августа: «Доехали мы не совсем благополучно. Наталия Егоровна, подъезжая к границе, упала в вагоне: вагон качнуло и дернуло, и довольно неудачно: по-видимому, внутреннее кровоизлияние, но боли до сих пор. Как будто, органы не затронуты, но заживание длительное. Вследствие этого она на положении полубольной, и мы не смогли поехать, как хотели, с внучкой в окрестности, недели на две отдохнуть. Но поедем, как поправится — сейчас ей лучше — но все еще боли. Я, впрочем, не чувствую потребности в отдыхе и начал писать свою книгу. Думаю писать по-французски. Введение — геологическое, и над ним я сижу. Мы незаметно подошли в геологии к коренному перевороту: очень важно отбросить из наших представлений космогонические гипотезы о Земле: я думаю, Кант-Лапласовская гипотеза, расплавленная Земля и т. п. являются фантазиями и мешают сейчас нашей работе. Думаю я это давно — еще с молодости, но только теперь это вылилось конкретно. Картина, которая открывается, совсем другая»12.

Озаглавил рукопись «Биогеохимическая энергия в земной коре». Первая глава должна осветить современное состояние основных геологических идей. Конечно, картина, которая открывается, исходит из идеи живого вещества и вечности жизни, или, если более строго сказать, из фактов природы. Факты совсем не совпадают с общепринятыми в науке гипотезами о происхождении Солнечной системы и Земли. Сами гипотезы — лишь сохранившиеся отголоски библейских преданий.

Геология как наука сформировалась в борьбе с космогонией, когда стала доверять наблюдению больше, чем пониманию. За первым стояло точное описание явлений, за вторым — умственные традиции и классическая логика понятий, исходивших из религиозной и мифологической натурфилософии. Резче всего формулировал отличие между двумя типами мышления отец геологии Чарлз Лайель. Он решительно покончил с умозрительными космогоническими представлениями и выдвинул краеугольный принцип актуализма: те процессы, которые геология наблюдает сегодня, происходили и в прошлом. Никаких чрезвычайных, невероятных событий на Земле никогда не происходило. Никогда не нарушался естественный ход вещей. Если и были отличия, они настолько незначительны, что о них не стоит говорить. Например, горы образуются ныне, как они образовывались всегда. Тектонические движения шли так же, как и всегда на Земле.

Такой принцип Вернадский тоже проводит в рукописи, начатой в Чехии: давайте не домысливать и не доводить свои умозаключения до абсурда. Логика рассуждений, основанная на обычном здравом смысле, — вещь весьма ненадежная в естествознании.

Кант-Лапласовская гипотеза — построение умозрительное: Солнце якобы отделяет от себя скопления и сгустки, они остывают, превращаются в планеты, на них образуется поверхностная пленка. Отсюда, кстати сказать, возникло название земная кора — аналогия с окалиной на поверхности остывающего металла. Наивные взгляды о первоначальном огненножидком состоянии и о постепенном остывании Земли коварно подтверждаются вулканизмом и тектоническими движениями, тогда как доказано, что внутреннее тепло недр генерируется радиоактивным разогревом, то есть физическим процессом в атомах.

Понятие о биосфере свободно от домыслов. Факты природы не предполагают какого-либо происхождения жизни из инертного материала. Ничто не говорит о том, что жизнь лишь постепенно завоевывала воду и сушу. Напротив, факты свидетельствуют, что жизнь может существовать в виде биосферы вся целиком и никак иначе.

Рукопись первой главы осталась в архиве и никогда не публиковалась.

Второй вариант — тоже пробовался в Праге, но через три месяца. 22 октября Вернадский пишет Личкову: «Я неизбежно и невольно задумываюсь — но не решаюсь набрасывать — над вопросами, выходящими за пределы научной работы — над “философскими мыслями натуралиста”, которые хотелось бы написать после моей книги. Думаю, что не выдержу и буду набрасывать. Очень широко и много слежу за новым»13.

Несмотря на 70 лет, а может быть, и благодаря им — ведь старость для мыслителя пора благодатная, — он шел все еще на подъем, еще строил большие планы.

Ольденбургу в октябре того же 1933 года: «Много думаю и работаю над моей темой — над биогеохимической энергией в земной коре. Но сейчас невольно ухожу в сторону или вглубь — как хочется понимать — в философские вопросы. Лично я не считаю их более глубокими, чем научную трактовку мира. Не знаю, доживу ли, но книгу о биогеохимии раньше двух лет едва ли кончу. А если доживу, займусь “Философскими мыслями натуралиста” и, прежде всего, полным анализом отношений между наукой и философией, эмпирическим обобщением, эмпирическими идеями и эмпирическим [фактом] и их отличием от философских; еще раз временем… о многом хотелось бы успеть сказать. <…>

Стараюсь всецело следить и за мыслью и за жизнью. Мне отчасти оттого хочется написать свои философские мысли, что они должны в одной части показаться оптимистическими. Пожалуй, даже реально быть в одной части оптимистическими, но с другой, мне кажется, они связаны с представлением о процессе закономерных изменений Homo sapiens; многое нам должно представляться странным. Сейчас страшно интересен опыт Рузвельта: особенно потому, что опыт наш, Италии, Гитлера связан с борьбой против свободного творчества и идейным отрицанием свободы мысли и достоинства человеческой личности, — а в Америке — пока? — все идет при полной свободе печати и слова, роста личности»14. Итак, книга обобщений, завершений жизненного труда уже созревала, толкалась наружу. Удивительно, но оба замысла реализуются в свое время. Философские мысли натуралиста превратятся в книгу о ноосфере, а книга жизни — в трактат о строении Земли.

* * *

В Европе не только хорошее общение, но и все условия для изучения прошлого науки: музеи и библиотеки — живые свидетели духовной жизни человечества. Оставив выздоравливающую Наталию Егоровну на попечение дочери, Вернадский в октябре едет в Париж, где намечены его лекции в Сорбонне. Сначала работает в библиотеке, а 22 ноября отправляется за Ла-Манш. В Оксфорде посетил открывателя изотопов и создателя их теории Фредерика Содди и имел с ним долгую беседу.

Затем поехал в Лондон, в Библиотеку Британского музея. Здесь разыскивает и находит то, чего нет на континенте, — старинные книги шотландского геолога, точнее сказать, любителя-геолога и предшественника Лайеля Джеймса Геттона. Живший в конце XVIII века Геттон написал труд «Теория Земли», в котором обобщил все геологические знания того времени. Вернадского интересуют точные формулировки наблюдения Геттона, которое он вскоре возведет в ранг крупного обобщения-принципа: в геологии мы не видим ни начала, ни признаков конца. Иначе говоря, принцип отрицает всякие невероятные по условиям космические периоды в истории Земли. Космическая история — она и есть геологическая, и эти события во Вселенной главные, утверждает Геттон.

Широкий разброс и мощный захват — от XVIII до XX века, от детства геологии до суперсовременных теорий атомных изотопов.

Тринадцатого декабря возвращается во Францию. Здесь готовит к печати «Проблему времени в современной науке» (хотя здесь-то, слава богу, без деборинского аппендикса). 19–22 декабря прочел лекции «Геохимия воды». 24 декабря выехал в Прагу, где также намечена лекция в Карловом университете по радиогеологии (18 января 1934 года), 10 февраля заехал в Варшаву, где не был очень давно. Побывал в радиологической лаборатории, сделал здесь доклад. В дневнике писал, как был тронут сердечной встречей польских ученых, которые, как оказалось, знают его работы.

Тринадцатого февраля возвратился в Ленинград, к трагическому событию.

Цитированное выше письмо он писал больному Ольденбургу. Зная, что в этом возрасте любая болезнь опасна, обращался с метафизическим утешением: «Мой дорогой — не знаю, насколько тебе интересно все то, что я пишу. Но приобщаясь к грани жизни, как-то особенно ярко хочется высказаться до конца — не до конца, конечно, жизни, так как в человеческой личности, и моей тоже, его нет — но до конца в том, что начато. В той или иной форме ничто не пропадает в окружающем, так как случай есть фикция в той области, что захватывается научным знанием. А оно сейчас чрезвычайно расширяет область своего ведения, хотя этого, к моему удивлению, не сознают современники»15.