Константин Паустовский - Бригантина, 69–70

• Название: Бригантина, 69–70
• Автор: Константин Паустовский
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1970

Ежегодный альманах «Бригантина» знакомит читателя с очерками о путешествиях, поисках, открытиях.

---

Но вот мы прошли здесь только что с моим спутником, направляясь к набережной, и я еще раз увидел, что залитое асфальтом пространство, по краям испещренное тенью деревьев, равноправно входит в архитектурный ансамбль, связывает теснее желтую с белыми колоннами классику бывших присутственных мест с многоглавой древностью церкви Ильи-пророка. Как всегда, мне подумалось, что улицы, разбежавшиеся с площади, из-за асфальта стали будто прямее, отчего еще отчетливее выступил счастливый замысел планировщика, — он проложил их таким образом, что в одном конце каждой улицы рисуются шатры и маковки Ильинской церкви, тогда как в другом — какая-либо из крепостных башен. Новые дома, которые стоят между старинными на всех улицах центре, едва уловимыми чертами своей архитектуры и окраской вторят господствующему классицизму. Даже конструктивистская нагота одного из жилых корпусов, построенного, вероятно, в двадцатых годах, благодаря белым и желтым плоскостям фасада соотносится с торжественным портиком находящегося неподалеку екатерининского здания, занятого облисполкомом.

Все это, и еще деревья вдоль тротуаров и на бульваре, где дорожки покрыты впечатанным в землю мелко искрошенным кирпичом, и сам этот празднично пламенеющий среди газонов кирпич, испятнанный шевелящимися тенями листвы, и старинная ограда усадьбы наискосок от бульвара, арочное основание которой со вкусом и пониманием стиля покрашено мелом и красной охрой, — все это говорит о степени осведомленности и о художественном такте современных ярославцев.

Среди картинок, какие можно встретить, листая чудесную книгу, есть и забавные. С одной из них, например, глядит курносый, чуть вскинувший голову император Павел, приказавший разобрать сооруженный лет за десять до того величественный дворец здешнего наместника и употребить кирпич на постройку казарм. Такие картинки способны развлечь, но они же позволяют ощутить время, распознать горечь, какая часто присутствовала в художественном творчестве. И тем значительнее соседние изображения, где представлены зодчие, сменившие древних мастеров. Русские строители XVI и XVII веков работали почти так же, мне кажется, как скульптор лепит статую; они одержимы были веселой фантазией. А вот эти питомцы петровских преобразований, сдружившие с поэзией математику, запечатлели в камне мысль, ее ясные вершины. Мне привиделся здесь могучий Иван Старов, один из создателей русского архитектурного классицизма, строитель Таврического дворца, — существует предположение, что он имел касательство к плану регулирования застройки Ярославля, возможно, что и дворец наместника выстроен был по его эскизному проекту. Я увидел и самоучку из мещан Ростова Великого, талантливого Петра Панькова, в многочисленных постройках которого к столичной строгости прибавлена провинциальная мечтательность.

Однако не одни зодчие нарисованы на картинках.

Архитектура русского классицизма создавалась в радищевской и пушкинской России, в России декабристов, она принадлежит той удивительной поре, когда как бы вдруг начались у нас и революционная философия, и великая литература, и зодчество, театр, музыка… Не только губернскую мундирность заставляют вспомнить эти портики и фронтоны, но и вольнолюбивую просвещенность. Быть может, все дело в известной настроенности, и для иного слово «губерния», произнесенное с большой буквы, содержит лишь чиновность и сановитость, — но ведь была же аудитория у профессора ярославского Демидовского лицея Константина Ушинского, удаленного за политическую неблагонадежность!

Культура современного советского города счастливо соединилась в Ярославле с губернской культурой, что сообщило законченность архитектурным ансамблям, придало городскому пейзажу черты особливости.

Поэтому и видишь здесь рядом с предками своих современников.

И если бы потребовалось одним словом сказать о характерной черте современного ярославца, причем основанием для этого служила бы прогулка по городу, то я бы употребил выражение «интеллигентность».

В Ярославле, как и в других наших областных городах, старых и новых, существуют институты, музеи, библиотеки, книжное издательство, филармония, театр… Все это свидетельствует о том, что в городе живет много образованных людей. Но я даже не это имею в виду, а то понимание, с каким ярославцы застраивают и содержат свой город, — интеллигент, если взять прямой смысл этого слова, означает ведь «понимающий».

Вот уже три года выходят в Ярославле «Краеведческие записки», — в первом выпуске, к слову сказать, мне и повстречалась статья о предположительном участии Старова в регулировании застройки Ярославля. С недавнего времени здесь начали издаваться «Материалы по изучению и реставрации памятников архитектуры Ярославской области». Периодически выходит «Сборник студенческих научных работ», вышел в свет двухтомный труд «Природа и хозяйство Ярославской области». Эти скромные на вид издания хороши не одними лишь учеными сведениями, но и тем, что я назвал бы поэзией деятельной мысли.

Поэзией мысли одухотворен и здешний архитектурный пейзаж.

Об этом мы и рассуждаем с моим спутником. Мы остановились с ним у слияния Которосли с Волгой, на Стрелке, на месте основания города. Пахнет горячей водой от только что политого асфальта. Травянисто пахнут кусты и деревья, с листьев которых смыта пыль.

Впереди нас и по бокам, уходя далеко в стороны, чернеется над водой чугунная ограда с веночками из листьев лавра, вставленными в длинные вытянутые овалы, — та часть ограды, что вдоль Волги, была сделана в сороковых годах прошлого столетия, а та ее часть, что вдоль Которосли, точная копия старинной, была отлита в конце минувшей войны, когда граждане Ярославля, ожидая домой победителей, начали строить здесь набережную.

Между белыми храмами, в овраге, который справа от нас спускается к Которосли, лежит небольшой стадион, изящно вписавшийся округлой своей архитектурой в зеленые склоны. По преданию, из этого оврага вышла на охотившегося Ярослава медведица, и князь, чудесным образом спасшийся от разъяренного зверя, повелел срубить на этом месте город.

Существуют и другие легенды об основании Ярославля.

Ученые же говорят, что на этом мысу было селище, жители которого присоединились к великому крестьянскому мятежу, охватившему в начале нашего тысячелетия Ростово-Суздальскую землю, и что Ярослав, разгромив мятежное гнездо, поставил город, чтобы владеть здесь Волгой.

Отсюда, где мы стоим, как бы просматривается тысячелетие.

Но отсюда же хорошо видно и далеко вперед.

Из-за Волги и Которосли идет грозовая туча. Открытое глазу пространство так велико, что видишь и тучу с полыхающими внутри белесыми молниями, и пыльное, излучающее свет небо вокруг тучи, и дымы чернеющих по берегам обеих рек заводов, и древние церкви между заводами, и крыши домов, плоскости их стен, и далекую землю полей в перемещающихся тенях, словно затянутую дымкой, и матовый металл великой реки, в которую вливается другая река, еще освещенная солнцем…

Пусть простят меня ярославцы, испытывающие серьезные неудобства от дымящих заводов. Я и сам с сердечной болью смотрел сегодня, как ядовитый дым, колеблясь, скользит по глазури изразцов, по кирпичному орнаменту, по свежей позолоте. Дымы эти надо бы незамедлительно убрать, для чего, вероятно, имеются технические возможности. Но вот я стою на высоком мысу между двумя реками и не могу не любоваться дымящимся горизонтом — черные, серые, изжелта-белые клубящиеся дымы.

Обе реки потемнели от нависшей над ними тучи. Среди синеватой воды светлеется плоский песчаный остров, и две исполинские песчаные косы с двух сторон идут к этому острову от нашего берега. На острове зеленеют светлые пятнышки молодых деревьев. На обеих косах шевелятся, переползают с места на место, ходят из стороны в сторону загорелые голые люди — есть в этом зрелище что-то античное.

Мне рассказывали, что здесь были зыбучие отмели и топи и что устье Которосли, круто изгибаясь, входило в Волгу в том самом месте, над которым мы сейчас стоим с Гнедовским. Устье и теперь здесь осталось — узкая тихая излучина. Однако впереди, по ту сторону острова, течет сейчас прямой широкий канал. Канал был прорыт через низменный болотистый мыс, и вынутый из него грунт, намытый на возникший таким образом остров, сделал возможным посадить на острове деревья. И на обе длинные косы, охватывающие остров, прежде тоже низменные, заливавшиеся водой, был намыт песок, взятый из Волги и Которосли. Все это сооружение, свободно простершееся под высоким мысом Стрелки, вместе с находящимся здесь зеркалом воды достигает пятидесяти гектаров.

Я смотрю на белеющие среди синей воды плоские песчаные пространства, на низкую тучу над ними, в которой по временам вспыхивают молнии. Над широко открытым полукружием горизонта, вдоль которого расставлены заводы, уже висит дождь, оттуда тянет свежестью. Я думаю о том, что все увиденное мною в Ярославле, особенно же этот циклопический гидропарк, являет собою как бы слепок с души современника. Мне припоминается, как в Толчкове, на кружевном железном подзоре церковной крыши я вдруг разобрал сквозящую неуклюжими старинными буквами надпись: «Клыл мiсто Якоф Михайлов», — должно быть, крыл это место Яков Михайлов. Труд неизвестного мастера прошлых времен соединяется в моих мыслях с трудом сегодняшним. Я говорю об этом моему спутнику. Борис Васильевич Гнедовский, согласившись со мной, замечает, что нечто похожее хорошо описано Чеховым в рассказе «Студент». Мне приятна его подсказка, потому что он назвал любимый и мною рассказ.