Дмитрий Смирнов - Золотая Ладья

• Название: Золотая Ладья
• Автор: Дмитрий Смирнов
• Жанр: Историческая проза

Эпоха конца владычества авар и начала походов викингов…

---

Ехали уже долго среди бесконечного сплетения кустистых ветвей. Неожиданно на одном из деревьев — коренастом дуплистом вязе — всадники увидели пожелтевшие черепа лосей и волков, лыком привязанные к сучьям. Монах что-то забормотал, осеняя себя крестным знамением.

— А места здесь непростые, — заметил обычно хладнокровный Кандих.

Однако сильнее других выглядел обеспокоенным Рагдай.

— Позволь молвить, князь, — не выдержал наконец он, обращаясь к Званимиру.

— Чего тебе? — тот небрежно обернулся в седле.

— Уже полверсты чую глаза за нами. Будто доглядник идет по пятам.

— Ты уверен?

— Я охотник, князь. Такие вещи сразу распознаю.

Званимир вдруг звонко рассмеялся. Все посмотрели на него с недоумением.

— Выходит, не подвело тебя твое чутье, — признался князь.

— Что это значит? — спросил Августин с тревогой в голосе.

— А то и значит, что скрын мой совсем рядом. И приглядывают за тем скрыном надежные люди.

— Кто же это? — не утерпел Кандих.

— Скоро сами увидите, — хотел отшутиться князь, однако напряженные лица спутников заставили его пояснить. — Ладью сторожит старая ведунья Рысь и две ее дочки: Черноглава и Зоремила. Здесь — от ручья Душница до Берестяного Мольбища — все в их власти.

— Твои хранительницы — колдуньи? — нахмурил лоб Августин.

— Вещие девы, — поправил Званимир. — И ратоборки, владеющие древним боевым умением, доступным только женской руке.

— Разве есть какие-то женские способы боя, отличающиеся от мужских? — Кандих был заинтригован.

— Есть, — признал князь. — Рысь знает, как напрявлять в нужное русло женские животоки, чтобы воздымалась особая воинская ярь. Только умение это вовсе не такое, как рубка мечом сплеча. Иное оно, все больше из ловкости и быстроты вытекающее: гибкое и хлесткое, как витень, неуловимое и опасное, как жало змеи. В стену али в клин таких ратоборок не построишь, — усмехнулся Званимир. — Однако за себя постоять, а доведется — и детей со стариками защитить, они могут. Могут и многое такое, что нам, мужикам, даже не снилось.

Всадники теперь ехали через пустырь, вдоль которого разметались сухие пни, перемежающиеся с можевеловыми кустовьями. Где-то застонала неясыть. Рогдай, поводя глазами по сторонам, успел заметить мелькнувшую среди ветвей рыжевато-бурую рысью морду. Заметил ее и Августин, внимательно изучавший окрестности.

— Что это? — вопросил он князя. — Твоя ведунья — оборотень?

— Рысь владеет окрутой[98], - невозмутимо отозвался Званимир.

— Ты хочешь сказать, князь, что в ваших лесах человек может превращаться в дикого зверя? — с волнением осведомился Бьорн.

— Ведающий может входить в образ зверя, перенимать его дух, — поправил его Званимир. — Но для тех, кто его видит, он будет выглядеть, как зверь. В юности я наблюдал, как молодая ведунья оборачивалась лисицей. На моих глазах облик ее изменился: лицо вытянулось, кожу покрыла густая шерсть, зубы превратились в острые клыки. Я воистину видел перед собой лису, однако дева эта все время оставалась человеком, преобразившись лишь для тех, кто ее окружал.

— Это похоже на действие колдовских чар, — сказал Августин.

Званимир лишь пожал плечами.

— Ты можешь называть это, как угодно, однако в мире есть много удивительного, о чем не пишут в ваших книгах.

Впереди на пологом холме замелькали стройные стволы осин.

— Вот Роща Молодых Деревьев, — кивнул головой князь. — За ней недалече — терем Рысьих дочек.

Рогдай хоть и опасался неведомой хозяйки леса, но все же придержал поводья коня возле осин. От них веяло невыразимым покоем и дремотной тишиной.

— Почему вы называете ее Рощей Молодых Деревьев? — полюбопытствовал монах Августин.

— Старожилы толкуют, что дерева этой рощи никогда не взрослеют. Они всегда были и будут молодыми. Место это почитается и волхвами, и простым людом.

Августин невольно опустил глаза. Ему сразу вспомнилось, как по указу короля Карла по всем владениям франков вырубались под корень древние священные рощи, некоторые из которых, как говорили в народе, обладали чудотворной силой. Так всесильный монарх стремился окончательно отучить своих подданных поклоняться силам природы и старым богам.

Пока отряд подъезжал к черте проступающих за деревьями строений, Званимир объяснил своим спутникам, что Берестяное Мольбище представляет собой цепь рассеянных по округе построек, окруженных дворами с крепкими вереями, среди которых есть и княжьи хоромы, и жилище Рыси, и терем дочерей ведуньи, и капищные сооружения.

Перед всадниками между тем вырос высокий сруб за плетневой оградой. Над ним возвышался навес, украшенный резьбой в виде узорчато переплетенных стрел и солнечных лучей. Когда въехали во двор, Рогдай с изумлением рассмотрел резные поручни, поднимающиеся по бокам ступеней. Терем был сложен из крепких дубовых бревен «брусом» — вытянутым четырехугольником, в которой и прируб, и заклеть, и светлица были покрыты одной тесовой крышей.

— Батюшка! — раздался сверху звонкий девичий голос.

Рогдай поднял взгляд — и уже не смог отвести глаз. На крыльце стояла невысокая стройная девушка в расшитой алыми узорами запоне[99] с широкими зарукавьями. Русоволосая, с длинной, спадающей на плечо косой под высоким убрусом[100], с пронзительным взглядом огромных серых глаз. Не просто красивая — красавиц мерянин и в Воронце встречал, — но какая-то неземная, воздушная, словно сошедшая в Явь из небесных хором…

— А вот и главная хранительница! — смеясь, князь спрыгнул с коня и обнял девицу, приподняв над землей. — Дочка моя, Любава.

— У тебя есть дочь? — удивился монах.

— Как видишь, — все еще улыбаясь, отозвался Званимир. — Ну, Любавушка, встречай гостей.

Кандих, подкрутив усы, низко поклонился хозяйке. Та тоже ответила поклоном, с любопытством окинув взглядом лицо и фигуру молодого варна. Почему-то взгляд этот Рогдаю совсем не понравился, чем-то горячим царапнув по самому сердцу.

Гостей препроводили в широкую светлую горницу, возвышавшуюся на подклете, с сосновыми половицами и обшитой крашеным тесом подволокой. Здесь стояла печь-каменка, к которой примыкали полати и дощатый голбец[101]. От полатей до печи протянулась полица, уставленная глинянными плошками и горшками, на залавке разместились деревянные поставцы и братины.

Оказавшись рядом с Кандихом, мерянин быстро шепнул ему.

— Ты хоть парень видный, но не вздумай вести себя с Любавой, как с дочкой Тудуна!

Кандих на миг опешил, потом широко улыбнулся.

— Я законы гостеприимства знаю. А ты что, сам на дочку князя глаз положил?

Рогдай неудержимо покраснел и отвернулся.

Любава и еще две девицы — ее ровесницы — быстро накрывали на стол. Одеты они были попроще княжны — в желтые льняные навершники с вышивкой, обернутые вокруг талии и подпоясанные шнурами. В манерах их сквозила строгость, в выражении глаз — спокойная сдержанность.

— Так ты хочешь сказать, — продолжал удивляться Августин, — что Рысь — это твоя дочь?

— Ну, нет! — рассмеялся князь. — Рысь — старая ведунья, она на людях не показывается. А дочку свою я отправил к ней в обучение. Умение за себя постоять всегда пригодится; да и иным искусствам научится. Верно, Любава?

— Конечно, батюшка! — весело отозвалась девица, голос которой так и ласкал сердце Рогдая.

Трапеза получилась скромной: на столе преобладали дары леса — ягоды, грибы, коренья, разложенные в ставцы, хотя были и хлеб, и вяленое мясо. Но гости не жаловались. Мерянин сидел, потупив взор и углубившись в свои мысли. Он изо всех сил пытался убедить себя, что нечего заглядываться на княжескую дочь, однако ничего не мог с собой поделать. Жадно ловил каждое слово ее и движение, сознавая в душе, что безвозвратно погиб, став жертвой чар красавицы, на взаимность которой расчитывать ему не приходилось.

— Я не просто так привел тебя в это место, — произнес князь, обращаясь к Августину. — Мне доводилось слышать, что христианские проповедники величайшим грехом человека полагают гордыню. Но разве сами они не впадают в гордыню, считая все прочие народы, что не верят в их бога — дикими и невежественными? Я хочу, чтобы завтра с утра ты познакомился с некоторыми вещами, что достались нам в наследство от наших предков и сам решил, как следует о нас судить.

Монах смиренно опустил взор.

— Я не настолько знаком с вашим народом, чтобы оценивать его…

— Но ведь ты знаком с нашим языком? Полагаешь ли ты сородичей моих способными составлять на нем былины и предания, увековечивая их в письменных знаках и передавая потомкам?

— Да, я охотно взглянул бы на то, о чем ты говоришь, — согласился монах с внезапным оживлением.

— Ну, поутру рано вставать, — Званимир первым поднялся из-за стола. — Любава, голубушка, размести гостей. Проповедник с его учеником на сеннице поспят, а Кандих с товарищем в бане переночуют.