Вера Галактионова - 5/4 накануне тишины

• Название: 5/4 накануне тишины
• Автор: Вера Галактионова
• Жанр: Современная проза

Роман выходил в журнале «Москва» в сокращённой, журнальной версии. В полном варианте публикуется впервые.

---

Но телефон, под недоумённым взглядом Виктора, Цахилганов всё же оставил у себя — спрятал в тумбочку, вопреки запрету.

139

Проводив шофёра, он улёгся на кушетку

с удовольствием.

У этой Даши на плечах и на спине рассыпаны шёлковые нежные веснушки. Хорошо, что Даша не загорает,

— коричневая — женская — кожа — всегда — кажется — немного — грубоватой — на — ощупь.

…А ловко всё же он вернулся из надземных — и подземных! — воображаемых сфер в реальность! Ловко, быстро, играючи…

Как виртуозный ныряльщик — без брызг.

Или это просто стихло Солнце?

Женщина в конфетти. В шелковистых рыжих конфетти… Офисная спасительная блудница,

безотказная скорая

— очень — скорая —

помощь, осыпанная пылью золотистой,

будто авантюрин…

И вот уже не метёт, не поднимается в сознании, и не пугает никого чёрная лагерная пыль Карагана,

— а — значит — лишь — для — отдельных — особо — нервных — греков — страдающих — манией — преследования — страшны — эти — мстительные — летающие — старушонки — Эринии — addio!

Цахилганов заулыбался, ворочаясь на кушетке,

узкой, как вагонная полка,

а вовсе не как днище гроба,

и ему было приятно вспоминать про рыжий дождь на женском вяловато-податливом теле —

на тёплом, приятном теле,

не излучающем ни огня, ни света,

— впрочем — от — неё — подчинённой — особого — горения — не — требовалось.

Золотая россыпь, осыпь, сыпь… на тестяном добротном, качественном теле,

которое можно мять, мять, мять —

мять-перемять.

140

Ещё ему было приятно отмечать, что Макаренко и Даша недолюбливают друг друга. Отчего? Да просто Цахилганов всё чаще брал с собой на переговоры именно Дашу, а не его, плешивого экономиста.

Брал, чтобы она — сидела.

И она — сидела: с бесстрастным видом.

Глядела в пространство,

будто снулая,

слегка косая,

бледная крапчатая рыба.

И так перекладывала ногу на ногу, и так зябко потирала колено коленом, и так медленно сучила и сучила шёлковыми ногами, устраиваясь поудобней, что одно её шёлковое отрешённое, молчаливое ёрзанье перед деловыми людьми уже принесло Цахилганову в четыре раза больше контрактов, чем трудолюбивая возня зама в офисе с утра и до поздней ночи.

Золотая — пыль — веснушек — приручённая…

Уже стоя у окна, он ещё раз спросил себя, есть ли у плешивого Макаренко возможность кинуть его на этой операции. При фиктивной продаже фирмы.

— Нет. Не скозлит, конечно, — сказал себе Цахилганов после короткого раздумья.

Договор о купле-продаже — условный,

но заключён будет — как чистый…

Определённо, не скозлит.

141

— …То, что заключено, уж оно — точно: заключено! — согласилось вдруг пространство голосом Дулы Патрикеича. — И хоть кругом шешнадцать не бывает, а заключить — всё ж лучше, чем не заключить.

— Тоже мне — вечный страж, недрёманное око, — сказал с усмешкой про старого служаку Цахилганов. — Успокоилось, значит, светило, угомонилось небесное электричество, и утихли твои фантазии на тему подземной лаборатории. А теперь опять ты очнулся, неугомонный старичище… Впрочем, про лабораторию я всё выдумал сам, для дальнейшего возможного мыслительного манёвра. Слышишь?… А то смерть как скучно мне!

Тьфу-тьфу…

Какое — там — выдумал — что — ты — несёшь — заволновалось — пространство — чувствуя — как — ловко — выскальзывает — он — из — исторических — ловушек.

Дула же Патрикеич, как видно оказался совершенно сбитым с толку последним сообщеньем Цахилганова. Потому что, помолчав, завыл вдруг –

жалобно, просительно

и неизвестно к чему:

— Не бе-е-ей собаку, она раньше челове-е-еком была-а-а… Никогда не бей,

— уууу, была… (Убыла?)

142

Цахилганов даже не рассмеялся, а сразу же, решительно и намеренно, забыл про охранника: нет здесь никакого Дулы. И прошлое похоронено давным давно.

— Если я не мог жить иначе, значит и отец не мог иначе, и нечего, значит, людям судить друг друга — и себя. Точка!

Не наше это дело, а прокурорское.

В рассеянности он напел первые такты Вечнозелёной оперы — и осёкся, оглянувшись на жену.

Вчера Внешний всё убеждал Цахилганова, как маленького, в необходимости отреченья от грязного существованья,

— и — всё — намекал — невнятно — на — то — что — может — быть — тогда — Любовь — станет — прежней — а — болезнь — её — уйдёт — без — следа — потому — что — дескать — все — мы — стоим — на — пороге — чуда — а — понимать — этого — не — хотим — тогда — как — один — шаг — меняет — судьбу — и — судьбы — вокруг —

а теперь даже про — освобожденье — от — оков — свободы — замолчал и не откликался никак, словно ушибленный последними деловыми распоряженьями Цахилганова.

Каждым своим возвращеньем в действительность я его, видимо, унижаю, с удовольствием подумал он про себя, того, косясь в зеркало. И даже пожалел его-себя немного.

— Так значит, высшая свобода — быть свободным от свободы?.. Ну и как это — освободиться от неё, постылой? — поторопил он своё отраженье. — Пойти в ментуру с доносом на собственную фирму? Или сразу — к судье? Чтобы выклянчить у него срок побольше?

Здрасьте — отвесьте — мне — лет — пять — наилучшего — строгого — режима — а — лучше — бы — крытку — мне — если — получится — конечно.

— …Быть свободным от свободы, в самом деле, дано не многим, — очнулся наконец-то Внешний в зеркале. И признал довольно неохотно: — Но, говорят, зато они, такие, становятся при жизни ангелоподобными: столь многое открывается затем их взору.

Их взору тогда открывается истина.

— Нет. Провались-ка и ты лучше пропадом. Надоел ты мне,

— надоел — я — мне.

143

Что-то Барыбин с утра самого не заходит. Даже странно… А теперь привезли шахтёров. 

Реанимация! Реанимация изнемогает…

— Свобода от свободы достигается человеком, — уныло принялся за своё Внешний. — Но — путём духовного тяжелейшего подвига подавления личной свободы. Если человек справился со своей свободой, перед ним спадают все оковы, перекрывающие движение к истине.

Поняв это против воли, Цахилганов быстро сообразил:

— Тогда уж вся история страны Советов — духовный тяжелейший подвиг! — назидательно пояснил он Внешнему, как недоумку — как выпускнику специнтерната для детей с задержками умственного развития. — Это советские люди поневоле учились быть свободными от свободы!..

И ведь — становились!..

Что ж, то была страна святых?

— То была страна святых… — то ли кто-то сказал, то ли кто-то спросил. — То была страна святых…

Эхо плавало в реанимационной палате, как отделившееся от человека и независимое пониманье. И Цахилганову это звучанье не нравилось. Потому что… любить пониманье человеку, любящему удовольствия, вообще-то — неудобно, и невыгодно, и обременительно: нецелесообразно, да!

Хотя — и — тянет — иногда — прикоснуться — к — нему — к — пониманью — так — не — совсем — всерьёз — и — ненадолго — чтоб — не — затянуло…

144

К счастью, ему вовремя обрыдло созерцание вечных истин. Он изрядно переутомился, заигравшись с высшими смыслами. И теперь душа его требовала совершенно противоположного.

Оглянувшись на жену и вздохнув,

— Барыбин — не — позволял — ему — кормить — Любу — не — думает — ли — реаниматор — что — всё — к — чему — прикасается — Цахилганов — оказывается — пропитанным — духовным — стрихнином —

он достал из тумбочки сразу два горячих бутерброда в скрипучей фольге: один с телятиной в листке салата, другой — с жирным сыром, осыпанным тмином. А коробку с фаршированным черносливом, повертев, пока отложил.

Что ж, этот частный, турецкий, ресторан в Карагане,

на бульваре Коммунизма,

не так уж плох…

Вон какие сливочные чалмы навертели приезжие азиаты на пирожных,

заботливо усадив каждое в небольшой, но глубокий, прозрачный зиндан.

145

Он дежурит у постели больной жены без телевизора — вытеснителя собственных мыслей… Потому что, как сообщил реаниматор Барыбин, через экраны

земные силы злобы

ведут информационный обстрел,

угнетая доверчивые души до бесчувственности.

Так тлетворный Запад убивает в нас остатки животворного византийства — остатки нашей живой жизни;

единственно живой на земле, то есть!..

Уж лучше бы изрёк что-нибудь про смертельный вред от свободных радикалов, право.