Дмитрий Скирюк - Руны судьбы (Осенний Лис - 5)

• Название: Руны судьбы (Осенний Лис - 5)
• Автор: Дмитрий Скирюк
• Жанр: Научная Фантастика

---

- Эраст, ещё воды.

- Счас. Чёртова задница, опять откинулся... Ох, простите, святой отец, не сдержался.

- Ничего, ничего, - монах обернулся к Бенедикту. - Э-ээ... юноша. Подайте портрет.

На ватных ногах Бенедикт приблизился и протянул ему картину. Монах с треском разорвал обёртку и поднёс раму с холстом поближе к глазам человека, висящего на цепях.

- Эраст, подвиньте свет, чтоб он увидел. Ближе. Ещё! Так, хорошо. Это он?

Узник с усилием поднял голову. С его заросшего щетиной подбородка капала вода, под глазами набрякли круги, рот был окровавлен, волосы опалены. Лишь поэтому Бенедикт не сразу распознал в нём городского трубочиста по имени... по имени...

- Я спрашиваю: это он?

- Да, это он, - прохрипел человек на стене. - Это Лис... Травник. Это к нему я посоветовал идти мальчишке. Я не виноват... Я хотел как лучше, я не знал... Он спас наш город, когда был мор, я думал... он ему поможет... я не знал...

- Кто он такой? - отрывисто спросил брат Себастьян, приподымая портрет ещё выше и почти тыча рамой узнику в лицо. - Где он живёт? Откуда ты его знаешь? Отвечай.

Гюнтер, - вспомнилось вдруг Бенедикту. Трубочиста звали - Гюнтер.

Колени его тряслись.

- Не знаю... - Гюнтер облизнул мокрые губы пересохшим языком. - Я не знаю. И никто не знает. За что вы меня мучаете? Я ни в чём не виноват! Я мирный гражданин, я никогда не делал ничего плохого. Уберите тяжести, смилуйтесь... Простите...

- Бог простит, - всё тем же мягким голосом сказал монах, неторопливо осенил его крестом и, повернув к себе портрет, всмотрелся в резкие черты изображённого на нём человека. Высокие скулы, шрам на виске, рыжие волосы. Синие глаза смотрели цепко и внимательно.

Когда неделю тому назад бургомистр заказал ученику художника написать этот портрет, Бенедикт решил, что картину, наверное, повесят на почётном месте в ратуше в знак признательности к травнику, который, как ни поверни, спас город от заразы, и потому постарался изобразить его задумчивым и мудрым. В меру сил ему это удалось, но только - в меру сил. Задумчивым ведун не получился, мудрым - тоже. Получился мрачным. Фоном для портрета Бенедикт ван Боотс, тоже по какому-то наитию, избрал не мельницу, не город, а какую-то скалу, хоть это было нарушением всех существующих канонов. В итоге теперь, при свете лампы и жаровни в чертах травника угадывалось что-то нечеловеческое, пожалуй, даже демоническое.

Впрочем, в этом ужасном подвале все они немного смахивали на чертей.

Бенедикт напрягся, невольно выверяя, сравнивая портрет с тем изображением, тем оттиском скуластого лица, который отпечатался в его надёжной памяти художника. Той осенью отец решил, что сыну стоит попрактиковаться на писании пейзажей. Синие ветряные мельницы, с их вертикальным силуэтом, черепитчатыми крышами, окошками крестом и веерным размахом крыльев привлекли мальчишку более всего - среди ровных полей, лугов и каналов они смотрелись очень живописно, и за них всегда цеплялся взгляд. Норберт ван Боотс работу сына скупо похвалил, тут же указал ему на ряд недостатков и снова выгнал писать этюды, пока не наступили холода. В общей сложности Бенедикт запечатлел, наверное, мельниц двадцать. Примерно дюжину из них при нём и посетил тот самый травник (он посетил бы и вторую половину, да только остальные ветряки были водяными насосами). Произошло это как раз в разгар загадочного мора, о котором в памяти Бенедикта остались самые неприятные воспоминания. Сначала Бенедикт не обращал на странного парня внимания, но вскоре заинтересовался им и даже сделал с него пару набросков, которые, впрочем, потом потерял.

- Ну-с, что там получается в итоге? - обратился брат Себастьян к писцу, не отрывая взгляда от портрета. - Зачти допросный лист, Томас.

Парень вскрыл пенал и зашуршал бумажками. Достал одну. Прищурился.

- Г-гюнтер Хайце, - объявил он и облизал пересохшие губы. Голос у него оказался невыразительным и ломким, как слюда. - Т-трубочист. Д-двадцать три года, не женат, работает по дог-говору с магистратом. Арестован по доносу г-господина К-карла Ольвенхоста, к-к-к... который указал, что видел, будто оный трубочист на пустыре вытряхивал мешки и выпустил из од-дного мешка мальчишку, описанием похожего на упомянутого Фридриха Б-брюннера. М-мальчишка убежал. Г-господин трубочист задержан городскою стражей два дня назад, п-подвергнут д-допросу и признан виновным в пособничестве нечистой силе и ч-чёрной магии. В противозаконных поступках ранее замечен не был, н-но семь недель назад п-прикидывался дьяволом, пугая обывателей.

- Ну что ж, - вздохнул брат Себастьян, - картина складывается вполне понятная и очень даже объяснимая. Очень хорошо, что мы как раз оказались в это время в вашем городе, герр бургомистр. И очень жаль, что в таком славном городе, как ваш, зло столь глубоко пустило свои гнусные ростки.

Герр Остенберг развёл руками, а верней сказать, - рукой.

- Я, браво же, де здаю, чдо згазадь, - угрюмо прогундосил он из-под платка. - Бонимаете, звядой одец, у даз злучилзя бор, зараза, а эдод баредь брижёл и бредложил бомочь... Од сказад...

- Да уберите же вы свой платок! Бургомистр убрал платок так быстро, словно побоялся, что его сейчас у него отнимут вместе с носом.

- Он сказал, - скороговоркою закончил он, - что всему виной какой-то ядовитый гриб, который в этот год пшеница уродила вместо хлеба. И что надо просеять муку. Принёс большое решето и начал ездить с ним по мельницам. Я дал разрешение. Господин Готлиб поручился за него, это известный аптекарь, уважаемый человек, к сожалению, ныне уже покойный. Кто же мог знать...

- Всё это чушь и чепуха, - поморщился монах. - Пшеница уродила гриб! А кошки в этот год щенят не приносили? Известно всем, что все болезни проистекают от воспаления и застоя внутренних соков человеческого тела, а такоже - от чёрных помыслов человеческой души, невоздержания, обжорства, либо же прелюбодейства. А то, что приключилось в вашем городе, есть типичный пример того, какими хитрыми путями действует Диавол, сначала засевая семя немочи и боли, а потом являясь в виде знахаря, спасителя, освободителя или ещё кого, вселяя в сердце простолюдинов недоверие к матери-церкви и её слугам, а в итоге - к Господу Христу, да святится имя его. Нечто подобное случилось года три тому назад в одном городе... не будем называть его названия, когда там стали покрываться кровавыми пятнами гостии для причастий.

- Боже всемогущий! - бургомистр перекрестился. - И что же?

- Ничего. Милостью короля святая инквизиция провела дознание и выявила заговор еретиков, которые прокалывали гостии, после чего святые хлебы кровоточили. Если мне не изменяет память, там было сожжено двенадцать человек, и только после этого всё прекратилось. Нет, оцените, а? - их было ровно дюжина. Какое глумление над числом учеников Христа! Да, сударь, Дьявол никогда не упускает случая вбить ещё один гвоздь в тело Христово. Но вас винить я не могу, вами двигали искренние побуждения.

Бургомистр побледнел, однако возражать не стал, лишь сухо отвесил поклон.

- Взгляните, - указал меж тем брат Себастьян на травников портрет. Вроде бы, обычное лицо. Кто бы мог подумать, что прислужник Сатаны скрывается в таком невзрачном облике... Скверна, скверна в душах человеческих. Еретики скрываются под маской добропорядочных граждан. Ну что же, юноша, я думаю, что вы великолепно справились с работой. Господин бургомистр, соблаговолите уплатить ему по счёту. И...

Монах заколебался. Повернулся к Бенедикту.

- Вы работаете карандашом?

- Да, святой отец.

- Свинцовым? Угольным?

- Разумеется, свинцовым. - Бенедикт вдруг обнаружил, что даже рад возможности выговориться - по крайней мере, это на какое-то мгновение позволило ему забыть о страшной фигуре на стене. - Видите ли, уголь имеет свойство осыпаться, и краски потом плохо держатся. Как всякий живописец, я сперва делаю набросок, и только потом...

- Не важно, - поднял руку монах. - Можете не продолжать. Я попрошу вас сделать для меня карандашный рисунок... - он покосился на мальчишку-монаха, стоявшего в углу с землистым от неровной бледности лицом, и поправился: Два карандашных рисунка этого... человека. - Он указал на портрет. Постарайтесь изобразить его так же хорошо, мой юный друг. Сможете сделать это, скажем так, до послезавтра?

- Да. Я смогу. Но...

- Вот и превосходно. Что ж, господа, идёмте отсюда. Эраст, продолжайте допрос. Выясните, где, когда и при каких обстоятельствах он познакомился с этим рыжим ведуном, какие ещё богомерзкие дела они с ним вытворяли, кроме кипячения горшков с водой без огня, и кто ещё был в их делах замешан. Томас, останься и протоколируй.

- Не извольте беспокоиться, вашество. Сделаем. Сказавши так, Рихтер натянул рукавицы и потащил из огня щипцы.

Томас лишь кивнул в ответ.

- А вас, - брат Себастьян вновь повернулся к Бенедикту, - попрошу никому не говорить о том, что вы здесь видели. Вы понимаете, юноша? Никому.