Автор неизвестен Европейская старинная литература - Лузитанская лира

• Название: Лузитанская лира
• Автор: Автор неизвестен Европейская старинная литература
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Поэзия
• Год: 1986

В антологию вошли образцы классической португальской поэзии XII–XIX вв. лирического, философского и социального звучания. В ней представлено творчество Жила Висенте, Луиса де Камоэнса, Мануэла Марии Барбоза ду Бокаже, Са де Миранда, Антеро де Кентала, Сезарио Верде и многих других поэтов.

---

ПЕСНЯ

© Перевод Л. Цывьян

Живу я, как во тьме кромешной.
Куда с бедой своей пойду?
Отчаявшийся, безутешный,
Я только новых бедствий жду.

Где я смогу сыскать забвенье?
Когда овец пригнал сюда,
То мнил: спасительную сень я
Себе нашел здесь навсегда,
Но не узнать мне утешенья
В чужом неласковом краю.
Теперь страшусь я искушенья
Своей рукой в одно мгновенье
Прервать жизнь горькую свою.

Я потерял в ночи цевницу,
Но как пред Селией моей
Смогу я в этом повиниться,
Коль я навек в разлуке с ней?
И вот везде брожу, унылый,
Везде ищу подарок милой,
Стенаю: «Где свирель моя?»
Ай, ройте мне скорей могилу,
На свете жить не в силах я!

И пусть поставят на могилу
Надгробье с надписью такой:
«Теперь спокоен он душой».

Когда ж разлуки минут сроки
И нам придет свиданья день,
Про то, как я страдал жестоко,
Моя поведает ей тень.
И если, вняв повествованью
Про безысходное страданье,
Слезинку обронит она,
Моя душа иль тень той данью
Будет утешена сполна.

Но коль не встречу состраданья,
То что ж, — я знал страшней удел,
При жизни горше боль терпел.

Ведь для того, кто брошен милой.
Померк навеки свет дневной,
Став беспросветной тьмой ночной.

ВИЛАНСЕТЕ © Перевод Л. Цывьян

Не знаю, что со мной случилось,
Но, разделенный сам с собой,
Охвачен я к себе враждой.

Собою полон, в обольщенье
Я прожил долгие года,
Но ныне грозная беда
Сулит мне лютые мученья.
Сколь стоит дорого прозренье:
Я дорогой плачу ценой
За то, что долго был слепой!

Себя уже не понимая,
В тревоге тягостной живу,
Великим злом ее зову,
Вершину зол в ней прозревая.
И чувствую, что скорбь иная
И страх иной владеют мной,
Став ношею моей земной.

РОМАНС ОБ АВАЛОРЕ[20] © Перевод С. Гончаренко

Поводья выпустив, едет,
В свое погрузившись горе,
По берегу он, вдоль речки,
Чьи воды впадают в море.

Он едет медленным шагом,
Вернуться назад не чая.
Уносит река всю радость,
Оставив одни печали.

Когда раздирает сердце
Пронзительная утрата,
Одно лишь спасенье: ехать
С восхода и до заката.

Но вот закатилось солнце
И сумрак навис, густея,—
А рыцарь еще печальней,
А рыцарь еще грустнее.

Он видит: челны рыбачьи
Отчалили, уплывая,
И слышно, как плещут весла,
И песня слышна такая:

«Речная черна пучина!
Кто справиться с нею сможет?»
«Лишь тот, кто любить умеет,
Лишь тот, для кого дороже

Любви ничего нет в мире…
Лишь тот, кто сумеет волей
Своей одержать победу
Над пагубой и недолей!»

Хорошая песня… Только
Хорошее — скоротечно,
И голос певца растаял,
Быть может, увы, навечно.

И вновь Авалор вздыхает,
Объятый сердечной грустью.
А волны реки струятся,
Спеша от истоков к устью.

Он думает о началах,
Гадает он о причинах
Печалей, которых больше,
Чем в дюне любой — песчинок.

Он едет медленным шагом
Вдоль речки, бегущей в море,
И очи его — как будто
Два горьких и долгих горя.

И вот он верхом въезжает
В ночные речные струи.
И черные волны шепчут,
Над сердцем его колдуя:

«Казалось бы, скорбь тщедушна,
А рыцаря одолела.
Кто душу печали продал,
Подарит пучине тело».

Но вдруг Авалор увидел
У берега челн рыбачий,
Хозяином в этот вечер
Покинутый, не иначе.

И вот выбирает якорь,
За весла садится рыцарь,
И лодка во мрак ныряет,
Чтоб в полночи раствориться.

Никто ничего не знает
С той ночи об Авалоре.
Был слух, что нашел погибель
Он в черной пучине моря.

Но можно ли верить слухам?
Смешно и подумать даже!
Все знают одни лишь волны.
Все знают — да нам не скажут.

Франсиско Са де Миранда © Перевод А. Косс

ПРИНЦУ ДОНУ ЖОАНУ[21] ПРИ ВТОРИЧНОЙ ПОСЫЛКЕ ЕМУ НЕКОТОРЫХ БУМАГ

Средь стольких доблестей, вам данных богом,
Одна есть: пусть не высшая, она
Всегда была властителям нужна,
И состоит она в уменье строгом

Открыть искусству путь к своим чертогам
И тем на будущие времена
Остаться в памяти людской сполна
И уподобиться богам во многом.

Камен ведет на битву Сципион[22]:
Хоть их оружье — не мечи, но лиры,
Подмога их любой другой мощней.

Досель поется песнь былых времен,
Меж тем как пали медные кумиры.
Что ждать иного от немых вещей?

«Шлю поздно я стихи — и жду суда…»

Шлю поздно я стихи — и жду суда:
Корят меня, что порчу, правя рьяно,
Но, Государь, страшусь самообмана:
К своим строкам пристрастны мы всегда.

Любому дорог плод его труда.
И вот отделываю неустанно.
Гляжу-то в оба, да в глазах туманно,
Иной же крив, а зренье — хоть куда.

Сражаюсь я со словом, полон пыла,—
В том взять пример с Горация посмел[23],
В ином тягаться с ним мне не под силу.

Из множества боев кто выйдет цел?
Одним одно, другим другое мило:
Разноголосье мнений — наш удел.

«Та вера, истова, чиста кристально…»

Та вера, истова, чиста кристально,
Та воля, что себя не опороча,
Познала испытанья всех жесточе
В огне, меж молотом и наковальней;

Та преданность, с которой беспечально
Сносить все беды мне хватало мочи,
Грудь полнившая жаром, влагой — очи,
— Вина моя поднесь и изначально —

Что принесли они мне? Лишь прозванье;
И мне клеймом на лоб словцо пустое
Легло — и жизнь клеймом мне омрачило.

Во власть молвы я отдан суетою.
Коль нет душе погибшей состраданья,
Мне лишь прощенье душу б излечило!

«В жестоких муках, в боли неустанной…»

В жестоких муках, в боли неустанной,
Ни в чем не находящей облегченья,
Смерть призывать — а смерть все длит мученья,
Смеется свысока над старой раной.

И убеждаться, мучась: разум, данный
От неба нам, во власти помраченья
И нет для сердца воли, нет леченья —
Как тут не счесть, что все — лишь ветр обманный.

Я знаю очи, что всему виною,
И взглядом я ищу их взгляд ответный,
Чтоб оправдать себя их чистым светом.

О сны мои, возвышенны и тщетны!
Кто вас не видит, смейся надо мною,
Но я один вас вижу в мире этом.

«Надежду, что напрасно муки множит…»

Надежду, что напрасно муки множит,
Отбросил я — зачем пустые сны
Вернулись вновь? Зачем, превращены
В ничто, до дна испиты, ум тревожат?

Ужель слепой мальчишка[24] превозможет
Все доводы, что здравы и ясны?
Иль он моей не видит седины?
О жизни срок, растрачен ты, не прожит!

Душа, обман познавшая стократ,
Ужели не опомнится? Ужели
В расчет не примет зноя, мук, утрат?

Так странники, что в бурях уцелели,
Клянут моря — и с берега кричат:
— Эй, корабельщики! Доставьте к цели!

«Не греет Солнце, птицам невозможно…»