Григорий Сивков - Готовность номер один

• Название: Готовность номер один
• Автор: Григорий Сивков
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

- На одной фигуре, когда он выходил из облака, сорвался в левый штопор. Вывел самолет из штопора, но тут же перешел в правый штопор. Выбрался удачно из него, но на выходе из пикирования уже не хватило высоты. Самолет врезался в землю. Неподалеку от аэродрома. Разбился подполковник...

Женя умолк, задумчиво глядел на огонек папиросы. Наступила пауза.

- Наш командир был ведь большой мастер высшего пилотажа, - заметил я. - На ИЛе делал все фигуры, будто на истребителе! Опытный летчик, храбрый.

- Лихая храбрость его и подвела, - притушил Женя папиросу. - А помнишь, как говорил Николай Антонович? "Нам в воздухе не нужны лихачество и безрассудная храбрость. Нам нужен трезвый расчет и храбрость разумная".

- А помнишь что еще говорил нам гвардии подполковник Зуб? "Нам не нужна победа любой ценой. Нужна победа малыми потерями даже над численно превосходящим врагом".

Женя утвердительно кивнул.

- Как же, отлично помню, сказал он и без всякого перехода продолжил: Храбрость - храбростью, а тут в твое отсутствие так разок трухнул, что и посейчас отойти не могу.

- Ну-ка, выкладывай!

- Сводил группу на Эльтиген. Морякам на подмогу. Все нормально. Отштурмовались, идем обратно. Немцы открыли такой огонь - ни черта не видно из-за разрывов. Потрепли нас, сволочи крепенько. Но все ребята вернулись домой. Поужинали. Ну, думаю, на сегодня все. А Провоторов говорит: "Надо срочно доставить медикаменты. Моряки радировали с Эльтигена". Раз надо, значит надо. Подвесили девчата-оружейницы по мешку под плоскости. Поднялся, сделал круг. Машут они мне снизу. Осмотрелся, оказывается один мешок встал поперек. Пытаюсь сбросить его, не получается. Мешок точно прилип. Сесть тоже нельзя: мешает выпустить шасси. Долго летал над аэродромом, виражил и пикировал, пока мешок от перегрузки не оторвался... Сейчас техники придумали, как привязывать мешки, так что они больше не кувыркаются. А тогда мне пришлось хлебнуть горюшка и страха.

Женя вдруг замолчал, а потом вполголоса сказал со вздохом:

- В нашем летном деле не знаешь где найдешь, а где потеряешь...

- Жаль, что так нелепо погиб подполковник Галущенко. Сколько бы ребят он смог научить искусству пилотажа на Иле. Летал, как бог! Что ни говори, а подполковник это личность, да еще какая! Нам всем до него далеко...

Женя раздумчиво замолчал.

- А храбрость храбрости рознь, - говорю ему, - помнишь, как у Максима Горького здорово сказано: "Безумству храбрых поем мы песню..."

Женя соглашается со мной. Подполковник Галущенко был храбрым человеком и на земле, и в воздухе.

Майор Кондратков возвращается в полк

Горе и радость соседствуют рядом. Вслед за горестной вестью меня вскорости ожидала приятная. Командиром полка назначен майор Артемий Леонтьевич Кондратков.

В полк он вернулся без особого шума, как, впрочем, любил делать все в жизни - исключительно тихо, скромно. Никаких совещаний не созывал. Обошел, оглядел полковое хозяйство и занялся очередными делами так, будто он все это время был на посту командира полка т не куда не отлучался. Такой уж выработался стиль у майора Кондраткова: решать насущные фронтовые задачи без суеты и торопливости, весомо и капитально. Правда, бывали впоследствии и у него минуты душевной слабости : покричит, покричит на провинившегося летчика, припугнет, но так больше для вида, а наказать не накажет. В этом, очевидно, тоже сказывалась своеобразная житейская мудрость моего воспитателя, командира.

Никого не удивило его назначение командиром полка. Майора Кондраткова знали как опытного, бесстрашного летчика с великолепной довоенной подготовкой, уважали за рассудительный характер, добрый нрав, помнили и ценили его постоянную заботу о подчиненных..

Увиделись мы с Артемием Леонтьевичем около КП в первый день его приезда, но поговорить тогда не пришлось. Его срочно вызвали к телефону. А спустя день или два сейчас уже помню точно, он вечером пришел к нам на квартиру. Жени Прохорова дома не было, я сидел за столом и строчил письмо. Увидев майора Кондраткова, вскочил, вытянулся по стойке смирно.

Артемий Леонтьевич стиснул мне плечи, неловко обнял и сказал:

- Садись, Гриша, рассказывай.

Усадил меня, сам сел напротив.

- Как дела?

- Идут дела летаем на задания.

- Слышал я, слышал. - Он смотрел на меня спокойными серыми глазами излучавшими доброту. - Начальство доверяет тебе до пяти и больше десятков самолетов. Это хорошо. Эскадрилью тебе дали. Тоже хорошо. Теперь в самый раз. Я тебе скажу вот что: кто идет не торопясь, по ступенькам должностной лестницы, тот дело знает крепко, по-настоящему, а кто летит быстро вверх, словно мыльный пузырь, то как пузырь и быстро лопается...

Он пристально, изучающе глядел на меня и оживленно продолжал:

- Значит идут дела? Ну, что ж, рад за тебя.

- Идут. Ничего особенного. Вы же знаете.

- Знаю, знаю, - подтвердил Артемий Леонтьевич с лукавой улыбкой. - Знаю и о дивчине, которую зовут Катей... Знаю и про твой домашний арест...

Виновато и смущенно молчу.

- Говорил тебе Гриша, и еще повторю: откажись раз и навсегда от излишнего риска. Пойми, чтобы рисковать, ума палаты не требуется. Нам не нужны потери, которые можно избежать. - Он встал, прошелся по комнате, скрипя половицей, и, словно тятя, умудренно и заботливо сказал:

- Самолеты можно сделать новые, а вот людей уже не вернешь...

В задумчивости он посмотрел на стол, где лежали конверты.

- Письмо получил?

- От тяти с Урала.

- Что он пишет, как они там?

- Все нормально, только прихварывает он...

- Ну-ка, давай посмотрим, если не против.

- Нет, что вы, пожалуйста, читайте.

Он взял письмо, подвинулся ближе к свету и стал читать вслух, разбирая неторопливый почерк отца: : "Здравствуй, дорогой сынок Гриша! Прежде всего надо сказать, что письмо твое и почтовый перевод получили. За все это большое спасибо. Затем хочу сообщить, что живем пока ничего. Все живы и здоровы. Я работаю понемногу в колхозе. В эти дни помогаю сеять вручную. Ввиду ненастной погоды сев оттянулся далеко. В своих огородах тоже еще не пахали. Некоторые копают лопатками. Мы тоже вскопали более половины и посадили. Брат Иван находился в отпуске. Были у нас дома. Может, будет возможность и тебе приехать? Мы ждем. Пока коротенько все. Писал вечером после работы. До свидания. Твой отец Ф.Сивков."

- Трудно им там достается. Мужиков видать мало осталось в колхозе. А хозяйство надо вести... Время нельзя упускать. Опоздаешь с севом, нечего будет жать... А фронту и хлеб тоже нужен. Но крестьяне свое дело знают, умеют ценить и беречь время. По письму отца вижу, как кратко все изложил, точно в разведсводке... Волнуются, переживают за тебя. А что деньги посылаешь старикам, это хорошо. Будешь писать, передай от меня им низкий поклон...

За спиной хрипло пробили часы.

- Ого, время уже. Тебе спать пора. Завтра полеты. А я пойду посмотрю последние разведсводки по фронту.

Он ушел, ссутулившись под грузом очередных полковых забот и тревог. А я до возвращения Жени Прохорова не ложился спать, писал ответ тяте, а потом в душе упрекал себя за робость, скованность в сегодняшнем разговоре и, пожалуй, укорял за неблагодарность в отношении с моим ведущим и старшим наставником. Правда, "самоедством" не пришлось заниматься долго. Рано утром предстояли опять боевые полеты на Керченский полуостров.

Вася Фролов

Другой печальной новостью, после моего возвращения из Кисловодска в полк, известной на всю дивизию, была вторая катастрофа младшего лейтенанта Васи Фролова. Первая случилась с ним в Днепровской, когда мы летали на "Голубую линию".

В полк Вася пришел вместе с Николаем Калининым. Был особо, пожалуй, ничем не примечательным Парень как парень. Летчик обычный, не довоенной подготовки. Война в то время находилась уже в той стадии, когда производство самолетов, по-видимому, значительно опережало подготовку кадров военных летчиков. Их в нашем полку, как, впрочем, и в других полках, всегда не хватало. Прибывавшие ребята из авиашкол краткосрочного обучения доучивались уже в боевых условиях, шлифуя свои летные навыки в групповых полетах над линией фронта, участвуя в воздушных боях.

В один из напряженных боевых дней в полковом дневнике появилась лаконичная запись: "23 июля 1943 года. Самолет Фролова при посадке на своем аэродроме потерпел катастрофу. Воздушный стрелок Мардер погиб".

Группа в которой шел Вася Фролов, попала под шквальный огонь противника. Самолет Васи был сильно поврежден. Снаряд попал в кабину воздушного стрелка. Когда самолет пролетал над аэродромом, мы снизу видели, как он просвечивал насквозь. В задней кабине была дыра во всю ширину фюзеляжа. Казалось, совсем не на чем было держаться воздушному стрелку, который к тому же был ранен. Ранение в голову получил в этом полете и Вася, но все же сумел дотянуть на изуродованной машине до своего аэродрома. Крылья самолета были изрешечены осколками снарядов, обшивка отваливалась рваными кусками. Одно колесо совсем не выпускалось.