Катрин Панколь - Белки в Центральном парке по понедельникам грустят

• Название: Белки в Центральном парке по понедельникам грустят
• Автор: Катрин Панколь
• Издательство: АСТ
• Жанр: Современная проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-086282-5

На Жозефину наседает издатель, требуя от нее новую книгу. Но ей не до творчества: младшая дочь только что завела первый взрослый роман, старшая превращается в копию своей интриганки-бабушки; расположения Жозефины добивается красавец Филипп (но не так-то просто принять ухаживания мужа своей умершей сестры!), а лучшая подруга пребывает в депрессии и постоянно требует внимания и утешения.

Однажды утром Жозефина находит на помойке чей-то дневник. Она и подумать не могла, что именно в нем найдет утраченное вдохновение и вкус к жизни…

---

Она поймала в витрине свое отражение. Почти хорошенькая! «Любовь, любовь, — ворковала Дениза себе под нос, — лучшее притирание!» Секретный талисман, перед которым не устоит ни один мужчина: он склонится к ней близко-близко, опьянит ее поцелуями, опустится перед ней на колени. Согласится ли он жить с ней на улице Пали-Као? Или лучше ей переехать к нему? Лучше, конечно, переехать, но у него же сейчас нет работы… Первое время надо будет экономить, особо деньгами не швыряться. Сначала откладывать деньги. Потом продать эту халупу на улице Пали-Као и купить достойную квартиру в хорошем районе. Пока он не найдет работу, она будет работать за двоих. Он же такой талантливый! Ему нельзя хвататься за абы что.

Она строила планы, рассчитывала семейный бюджет, обдумывала предстоящие расходы: отпуск, машина, еда, коммунальные услуги, налоги, несчастные случаи, непредвиденные обстоятельства, стихийные бедствия, — обмозговывала, готовилась, прикидывала, что первые несколько месяцев придется туговато, но потом уж они заживут… И с этими мыслями поднималась по ступенькам Монмартра. Она даже замедлила шаг, чтобы подольше насладиться волнением.

И вдруг ее охватил страх: а что, если он не придет? В последнюю минуту возьмет да передумает. Вдруг его старушке матери занеможется, станет дурно? Он всегда говорит о ней с такой заботой… Даже вечером никуда не ходит, чтобы не оставлять ее одну. Пододвигает ей тапочки, лампу, заваривает чай, смотрит с ней по телевизору ее любимую передачу… Примерный сын.

Ничего, она подождет.

«Это моя заветная мечта. Я ждала целых пятьдесят два года. Могу подождать еще немножко! Брюно Шаваль. Мадам Брюно Шаваль. Надо потренироваться подписываться новой фамилией. Как бы мама с папой мной гордились!..»

Страх Денизы оказался беспочвенным. Брюно ждал ее на верхней ступеньке: высокий, неотразимый. Он стоял, небрежно облокотившись о колонну дорического, как показалось Денизе, вида. При ее появлении кавалер не шелохнулся — ей пришлось самой подойти поближе. Он лишь перевел взгляд вниз.

— Вы довольны? — С этими словами он лениво отделился от колонны.

— О да!.. — Она испустила вздох радости, зарделась и последовала за ним.

Вместе они в молчании дошли до собора. Денизе хотелось, чтобы Шаваль взял ее за руку, но тот, судя по всему, проявлял большую щепетильность в отношении этикета и держался от нее на почтительном расстоянии. Женщину так просто скомпрометировать неловким движением!

Они уселись рядом на ступеньках. Солнце клонилось к горизонту.

— Сегодня солнце заходит в двадцать один двенадцать, — сообщила Пищалка. Она заранее заглянула в отрывной календарь.

— А, — отозвался Шаваль, стараясь не коснуться ее невзначай плечом. — Откуда вы знаете?

— Я не неотесанная. — Дениза снова залилась румянцем. — Я без ума от цифр. Хотите, могу рассказать вам всю таблицу умножения задом наперед? И считаю все в уме, без бумажки. Я даже как-то выиграла один конкурс, от компании «Люстюкрю», знаете, макароны?..

— И что же вы выиграли?

— Поездку в Пор-Навало. Мы тогда поехали вместе с родителями. Я была так рада, что могу подарить им эту поездку! Три дня сплошного ничегонеделания. Так было замечательно! Вы бывали в Пор-Навало? В бухте Морбиан? Сто двадцать километров от Нанта, сто тридцать от Кемпера, четыреста шестьдесят от Парижа.

— В первый раз слышу.

«Не говоря уж о том, что меня воротит от гогота чаек и вонючих водорослей», — прибавил Шаваль про себя.

Рот у него невольно скривился в гримасу отвращения.

«Можно будет туда поехать в свадебное путешествие, — мечтала меж тем, краснея, Дениза. — Будем любоваться закатом над заливом. В порт будут одна за другой возвращаться яхты. Белые паруса заскользят вниз, реи и люки затянут желтой клеенкой. По затылку у нас будет пробегать холодок от свежего, ядреного морского бриза. Он обхватит меня за плечи крепкой рукой, прижмет к себе и шепнет: «Смотри, чтобы тебя не унесло!» Вид у него при этом будет серьезный, у меня вырвется тихий стон, и я прильну к нему всем телом. Никогда меня от тебя не унесет, любимый», — обещала она про себя.

Шаваль дождался, пока стемнеет, подвинулся к своей спутнице чуть поближе и осторожно обвил ее рукой за плечи. У Денизы закружилась голова.

Они долго сидели неподвижно. Народу на ступеньках почти не осталось. Несколько парней с гитарами, влюбленные парочки. «И я как они, — подумала Дениза Тромпе. — Наконец-то я как все!..»

— Вы довольны? — снова спросил Шаваль.

— Еще бы! — вырвался у Денизы счастливый вздох.

— А завтра во сколько закат?

— В двадцать один двадцать три.

— Вы и в самом деле умница! — Он дотронулся до ее мочки.

Неземное наслаждение!..

Шаваль прижал ее крепче и представил себе дивные формы Гортензии.

— Брюно… — осмелев, шепнула Дениза.

— Что?

— Мне так…

— Тише, Дениза. Давайте помолчим. Такие минуты покоя и красоты лишними словами только испортишь.

Она умолкла, стараясь запечатлеть в сердце все оттенки счастья, которыми играло и переливалось это чудесное мгновение.

Внезапно Шаваль вскочил как на пружине и принялся хлопать себя по карманам.

— Господи! Ключи! Куда я девал ключи?

— Точно нет в карманах?

— Днем они были на месте, я точно помню. Когда я заходил к вам в кабинет…

«Тогда она высвободилась из его мужественных объятий. Его плечи и грудь, казалось, принадлежат изваянию работы Бернини, твердые бицепсы — матросу, который целыми днями ворочает парусами. Кожа у него было умопомрачительно нежная, как чашка густого молока, свежего, еще чуть дымящегося…»

— Надо вернуться к вам на работу! Иначе я разбужу мать, ведь я вернусь поздно, а это так вредно для ее здоровья…

— Но ведь мы только присели… Я думала…

Она думала, он поведет ее ужинать в один из туристических ресторанчиков, на которые она заглядывалась воскресными вечерами, когда они ходили с родителями гулять. Изредка, когда им становилось чуточку полегче на душе и на горизонте тусклой, унылой жизни вдруг ненадолго забрезживал огонек надежды, они выбирались с кладбища Пер-Лашез и поднимались до самого Монмартра. И Дениза втайне лелеяла надежду, что сегодняшняя прогулка станет своего рода ностальгическим паломничеством, в котором память о родителях будет символически соседствовать с мыслями о Брюно.

— Пошли! — приказал Шаваль тоном римского полководца, привыкшего командовать. — Идем обратно к тебе на работу, мне надо забрать ключи, абрикосинка моя золотистая!

От этой простой уловки — обращаться к ней то на вы, то на ты, — его спутница совершенно теряла голову. А «золотистая абрикосинка» добивала ее окончательно.

«Он вытянул руку, ухватил ее за ворот пальто и грубым, властным рывком привлек к себе. Она вскрикнула — и снова у нее вырвался крик, когда он впился зубами в ее нежную шею. Сладкая боль!.. Он прижал ее к себе еще крепче, изнемогая от страстного желания провести обеими руками по ее атласной коже, ощупать каждый изгиб ее великолепного тела…»

— Да-да, — прошептала она, и они принялись ловить такси, чтобы поскорее добраться до авеню Ньель.

У Шаваля был наготове хитроумный замысел.

За последние несколько дней потеплело, и Пищалка, осмелев, все чаще стала одеваться в наряды с глубоким вырезом. В ложбинке на ее чахлой груди Шаваль углядел ключик на золотой цепочке: простой, серый, неброский по сравнению с остальными золочеными подвесками. Как-то вечером, под конец рабочего дня, он приметил, как она украдкой сняла цепочку и заперла этим ключиком ящик стола.

Ясное дело, решил Шаваль, ключик-то не последней важности. Но не мешает перепроверить. К тому же перезрелый аромат Пищалки и весь этот закат ему уже порядком надоели. Пора сниматься с места.

В контору они вошли уже сильно за десять вечера. В квартире Рене и Жинетт свет не горел: должно быть, спят. Вот и отлично. Никто не нагрянет.

Дениза набрала код, чтобы отключить сигнализацию. «1214567», — приметил Шаваль. Пригодится.

Она достала из сумочки связку ключей и принялась одну за другой открывать двери.

— Свет не зажигайте. А то подумают, что забрались воры.

— Да ведь мы ничего дурного не делаем, — возразила Дениза.

— Я-то понимаю, но что люди подумают? Вообразят невесть что, вызовут полицию… Вас это погубит! Вы же знаете, как всем повсюду мерещится дурное!

Она вздрогнула и отшатнулась. Шаваль почувствовал, что ее решимость слабеет, и резко притянул ее к себе.

— Мы и вправду не делаем ничего дурного, абрикосинка моя золотистая…

Шаваль шел вслед за Денизой по коридору, раззадорившись при одной мысли о предстоящем злодеянии. Как все обтяпать?.. Риск велик. Главное — чтобы она не заподозрила, что ему просто нужен ключ. По спине у него пробежала дрожь, и он даже ощутил некое эротическое возбуждение. Цель уже совсем близко! В темноте он почти не видел Денизу и без труда представил себе вместо ее лица лицо Гортензии. В памяти снова встали ее длинные ноги, стук каблучков по мостовой, жгучее кольцо, сжимавшее его плоть… Не удержавшись, он тихонько вскрикнул и изо всех сил прижал к себе Пищалку. Запустив руку ей в волосы, грубо откинул ей голову назад и жадно потянулся к ее губам.