Эмманюэль Ле Руа Ладюри - Королевская Франция. От Людовика XI до Генриха IV. 1460-1610

• Название: Королевская Франция. От Людовика XI до Генриха IV. 1460-1610
• Автор: Эмманюэль Ле Руа Ладюри
• Издательство: Международные отношения
• Жанр: История
• Год: 2004
• ISBN: 5-7133-1187-2

Предлагаемая вниманию читателей книга продолжает начатую издательством серию работ из пяти томов (восемь книг) по истории Франции. Она посвящена эпохе Возрождения и Реформации. Рассматривая наиболее значительные события этого времени, автор зачастую дает им новую, оригинальную оценку. Большое внимание уделяется демографической ситуации, вопросам социального и экономического развития, укрепления центральной власти, роста и развития государственного аппарата — тем факторам, которые способствовали превращению Франции в сильное абсолютистское государство.

К работе прилагаются географические карты, генеалогические диаграммы, она снабжена справочным аппаратом.

Для студентов, преподавателей, специалистов-историков, всех интересующихся историей Франции.

---

С приблизительно 25 000 чиновников, имевшихся в 1610 году, еще трудно держать крепко в руках королевство, даже «запереть его на замок», как это будет сделано в 1665 году при Кольбере, который сам руководил 46 047 чиновниками (минимальная цифра). Но это королевство уже совсем не является «недостаточно управляемым», как это было еще в 1515 году с 4 041 чиновником (также минимальная цифра), чьими судьбами распоряжался молодой Франциск I. Чиновники располагаются, согласно стратификации судебных должностей, в соответствии с архаичной табели о рангах, которая была установлена сотни лет назад дворянством старинного происхождения. Они образуют элиту, контролирующую государство, земельную собственность, поместья крупных сеньоров, образование. Многие из них, находясь на верхушке группы, входят в ряды служилого дворянства, которое успешно конкурирует с поместным дворянством, старой родовой аристократией. Как говорит Луазо, дарованное по должности дворянство противопоставлено родовому дворянству. Будучи первичными или вторичными элементами «техноструктуры» и политического класса, чиновники представляют собой «питомник» интеллигенции. Французская культура в XVII веке занимает важное место на Западе. Этим она в значительной мере обязана чиновничьему сообществу, основательно воспитанному в духе гуманизма в коллежах иезуитов и ораторианцев, число которых увеличивается везде благодаря католической реформе, спросу буржуазии и монаршим милостям.

Прекрасные рассуждения о чиновничестве, или «дворянстве мантии», в первые годы XVII века даны в сочинениях Шарля Луазо, идеолога государственной службы во времена Генриха IV. В основе государственной системы, такой, как ее рассматривает автор, лежат социальный и моральный порядок в целом и сословия, или «штаты», иначе говоря — один или несколько высших социальных слоев, состоящих из благородных семей, которым вследствии их добропорядочности, происхождения, воспитания и богатства могут быть доверены функции государственного управления. Члены этих групп по назначению короля способны занять ту или иную чиновничью должность или заниматься тем, что Луазо уже четко называет государственной службой. Те же люди, конкурируя со знатью, происходящей из старинных родов, могут также иметь доступ к другой форме власти — сеньории, которая сама восходит к средневековой традиции, в то время как чиновничество — молодое сословие, оно существует не более ста лет. Чиновничья служба предполагает лишь исполнение государственной власти. Другая властная структура — власть крупных титулованных феодалов — сеньория обладает частицей государственной власти, но в этом случае давно узурпированной, в действительности она заключается в осуществлении на местах юрисдикции и полицейских функций через посредство чиновников, представляющих сеньора (здесь опять чиновничьи должности, но уже не королевские) на территории земельного или поместного владения. На вершине этой системы с двойным управлением — омоложенной и староватой — восседает король. От имени Бога он обладает верховной суверенной властью, по определению Бодена, правом управления многими родовыми домами, распоряжения абсолютным и вечным могуществом государства (или, как тогда говорили, республики). Эта суверенная власть тем не менее является абсолютной лишь при поверхностном изучении. Фактически она вписывается во вполне определенные границы, к тому же отвечающие интересам подданных монархии: границы, подобным образом определенные, проложены согласно божественной воле и особенно моральным повелениям религии; они строятся на уважении таких прав человека, как право на свободу, общественная польза и право собственности; потому что монархия ни в коем случае не рабский деспот. И наконец, названные границы определены основными законами королевства, а именно Салическим законом, утвержденным когда-то на основе узаконенного «обычного» права, основанного на старинных обычаях.

Чиновник оказывается зажатым в своего рода «сандвич» между Бурбонами и государственной машиной, пригодностью к работе в государственной машине. Чиновнику, говорят, надо только хорошо держаться! Фактически маленькая частица суверенной власти, которой он обладает, является отблеском королевской суверенной власти, которая сама есть только луч божественной верховной власти. Однако чиновник берет реванш, потому что с 1604 года и даже намного раньше он уже является или становится владельцем своей должности. Он может ее продать и свободно завещать при условии некоторых ограничений, в которых нет никаких злоупотреблений: чиновник располагает по отношению к королю возможностью бесспорного маневра просто на основании владения чиновничьей должностью. «Абсолютная» суверенная верховная власть а ла Боден не должна вводить в заблуждение: в действительности система является протоабсолютизмом, но сильно смягченным ограничениями социологического плана. Конечно, король может в какой-то мере установить порядок во всем этом. Ему достаточно переступить через некоторых строптивых или пассивных чиновников, назначая «комиссаров», полномочия которых по мандату являются ограниченными во времени и чрезвычайными в принципе.

Французская администрация будет насчитывать 50 000 чиновников при правлении Людовика XIII и особенно к началу личного правления Людовика XIV. Она в какой-то мере предвосхищает нашу администрацию: чиновники обладают уже (как и государственные служащие в 1987 г.) гарантией сохранения должности, любимой всеми системой пожизненной занятости на государственной службе… Они имеют даже больше — наследование должности и право на ее продажу. Государственная служба во времена Генриха IV сочетает умеренный, но неоспоримый уровень эффективности (нескольких десятков тысяч человек достаточно для того, чтобы с большим или меньшим успехом держать в руках всю страну) с сильными гарантиями против дегенерации монархии в тираническую сатрапию — и это в основном благодаря одному факту (наряду с другими) — наличию мощного тормоза, каким является система пожизненного и даже «сверхжизненного» назначения чиновников.

В целом, с «дворянством мантии» или с дворянством без мантии, королевская система во времена Генриха IV является открытой, как это уже было в более сложных условиях при Екатерине Медичи и Генрихе III. Эта ее открытость происходит от некоторой автономии чиновничьей администрации, а также благодаря либеральному характеру личности суверена, закаленной в компромиссах, которыми закончилась гражданская война. Беарнец сумел навязать судам Нантский эдикт, несмотря на сдержанное отношение к нему парламентских чиновников; свобода высказываний последних составляет парадоксальным образом другую гарантию сохранения некоторых свобод. Несмотря на эту двойную открытость — чиновничью и королевскую, уже чувствуется сильный уклон к «абсолютизму», пусть и весьма ограниченному, который мудро поставлен в определенные рамки божественным правом, естественным законом и основными законами.

Одновременно открытая и авторитарная монархия в период начала правления династии Бурбонов двулика: в практическом осуществлении власти и особенно в теориях ad hoc известных юристов система добродушного Генриха IV уже предвещает систему Людовика XIV. Не заходя так далеко вперед, отметим: режим предрасположен в случае необходимости к жестким решениям. Они будут превалировать в течение 15, а то и 20 лет после удара кинжалом Равальяка, 15-20 лет после смертельного обрыва периода благотворной оттепели, которую олицетворял Генрих IV. Они будут проявляться через утверждение противоречивых и сосуществующих тенденций: антигугенотской… и антииспанской. Борьба будет вестись на два фронта: против протестантов в Ла-Рошели и против Габсбургов. Это повлечет за собой (в конце концов, в продолжение некоторых намерений Генриха IV) тщательно взвешенный или навязанный выбор политики войны, основанной на чрезмерном повышении налогов. Все это разворачивается в дальнейшем и последовательно на более или менее постоянном фоне частых кризисов, нищеты и роста смертности простого народа, повторяющихся экономических трудностей и, как следствие, восстаний простого народа. Процветание, достигнутое при Генрихе, даже идеализированное ретроспективно, с ностальгией, будет отныне недостижимо. Всё, исчезла «курица в горшке»! За эту чрезвычайно высокую цену во времена министров-кардиналов «раздуваются» французское величие, династическая слава и продолжающийся экономический рост, ускоренный интегрирующим, цивилизаторским, централизующим государством. Столь большая цена, даже за такие высокие ставки, не всем на пользу. Понятно, что a posteriori выкристаллизуется позолоченная легенда о добром Генрихе, предшественнике грозного Ришелье, так же как ранее расцвела позолоченная легенда о Людовике XII после сокрушительного Людовика XI. Таким способом, наряду с другими, подчеркивается преемственность, которая идет от Валуа, во всяком случае, от некоторых из них, к первому Бурбону. У этих разных королей (а также у двух регентш — Анны де Боже и Екатерины Медичи) постоянно проявляется некая политика открытости; исключение тем не менее составляют Людовик XI, Франциск I в конце своего правления и Генрих II. В противовес этому отмечается также с подъемами и спадами неуклонное возрастание потребностей в создании и росте государства, которое должно управлять юстицией, финансами, всем, что связано с войнами. Генрих IV нашел эти требования в «свадебной корзине с французской короной». Он приступает к их решительному и быстрому осуществлению, опираясь на новую идеологию суверенной верховной власти (Боден, Луазо…). После перемен в период второго регентства Медичи[146] ставший совершеннолетним Людовик XIII и особенно кардинал Ришелье придадут этому развитию резкий импульс, одновременно фискальный, католический, галликанский, административный, военный. Этот импульс приведет к усилению государства и его окончательному переходу к высшей мощи (полному абсолютизму).