Гор Видал - Империя

• Название: Империя
• Автор: Гор Видал
• Издательство: Захаров
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1999
• ISBN: 5-8159-0034-6

Юная Каролина Сэнфорд, внучка ироничного наблюдателя американских нравов Чарльза Скайлера из романа «1876» и дочь роковой женщины Эммы и миллионера Сэнфорда из того же романа, приезжает в Нью-Йорк из Парижа, чтобы вступить в права наследства. Однако ее сводный брат Блэз Сэнфорд утверждает, что свою долю она получит лишь через шесть лет. Сам же он, работая в газете Херста, мечтает заняться газетным бизнесом. Но Каролина его опережает…

Этот романный сюжет разворачивается на фоне острых событий рубежа XIX–XX веков. В книге масса реальных исторических персонажей. Кроме Маккинли, Рузвельта и Херста, великолепно выписаны портреты госсекретаря Джона Хэя, писателя Генри Джеймса, историка Генри Адамса — внука и правнука двух президентов Адамсов. Поселившись напротив Белого дома, он скептически наблюдает за его обитателями, зная, что ему самому там никогда не жить…

---

— Уверен, что Бог проникся вашей мудростью, — не смог удержаться Хэй. К счастью, Маккинли был слишком поглощен мыслями о своем неземном собеседнике, чтобы уловить богохульство Хэя.

— … да и позорная к тому же. В-третьих, мы просто можем вернуться домой и предоставить туземцам управлять самим, на что они, как вам известно, не способны. Но по крайней мере нас это не будет касаться. Это легкий путь, разумеется. И вот тогда-то я почувствовал… нечто. — Глаза Маккинли сияли в огнях оранжереи, превращавших стеклянные стены в громадные ониксовые зеркала. — Кто-то был со мной, и я стал перебирать разные варианты, хотя не собирался этого делать. Я просто хотел высказать Богу свои сомнения и надежды. И Бог ответил мне. Я услышал свой голос: в-четвертых, в свете первых трех возможностей, мною перечисленных, Ваша честь, то есть Господь наш, у нас нет иного выбора, как захватить все эти острова и править их народом в меру наших способностей, воспитывать и цивилизовывать их и обратить их в христианство. И вдруг я проникся убежденностью, я знал, что Бог говорит со мной и через меня и что мы все проявим лучшие наши способности с ними вместе, ведь Христос умер ради них тоже. Знаете, мистер Хэй, я никогда не ощущал такого облегчения. Впервые за год я по-настоящему выспался. И вот на следующее утро, не поставив в известность ни вас, ни кабинет министров, я вызвал главного инженера военного министерства и отдал ему приказ. — Маккинли развернул на коленях карту мира. — Вот это я приказал ему сделать. Хэй взял карту. Сначала он не заметил ничего необычного, затем его глаза обратились к Тихому океану, и там, той же желтой краской, какой были раскрашены Соединенные Штаты, на расстоянии целого океана от них были обозначены Филиппины; на архипелаге появилась надпись «Протекторат США».

— Вы их аннексировали?

Маккинли кивнул.

— С Божьей помощью. И конечно, — он улыбнулся и взял у Хэя карту, — с некоторой помощью адмирала Дьюи и полковника Рузвельта. Я знаю, что поступил правильно.

— Но если договор будет отвергнут сенатом, никакого протектората не будет…

— Договор пройдет через сенат. Вот почему я посвятил вас в свою тайну, рассказал, почему я так уверен и могу положиться на судьбу. Потому что, — Маккинли встал, — я ничего подобного не хотел. Но теперь это Божий промысел, а мы его скромные слуги.

— Надеюсь, что Бог подскажет нам, как лучше одолеть Агинальдо.

Но Маккинли уже шагал своей царственной походкой по длинному гвоздичному коридору. По просьбе президента Хэй поднялся с ним в скрипучем, похожем на гроб лифте в жилые покои; там Маккинли ввел его в Овальную библиотеку и показал точное место, где состоялось его интервью с Господом. Это священное место теперь занимал не Бог, а миссис Маккинли. Она сидела в своем инвалидном кресле и вязала шлепанцы мужу. Она была худенькая, бледная и на удивление хорошенькая, но говорила, слегка гнусавя, что было Хэю столь же неприятно, как и британский акцент Лоджа. Возможна ли золотая американская середина?

— Когда мне сказали, что Майор беседует с вами, я успокоилась. Вы никогда не засиживаетесь с ним до глубокой ночи, как другие.

Хэй поклонился, как поклонился бы королеве Виктории.

— Я постарался увести президента из гвоздичной оранжереи как можно скорее и доставить его вам в целости и сохранности.

В дверях возник Кортелью.

— Новостей пока нет, мистер президент. Министр Элджер говорит, что доклад генерала Отиса будет готов к утру.

— Спасибо, Кортелью. Ложитесь спать.

Тот вышел. Хэй тоже собирался откланяться, когда миссис Маккинли пожелала высказаться о светских дамах Вашингтона.

— Они позволяют себе хвастаться, что укладывают бедных усталых мужей спать, а сами отправляются в гости и кокетничают там напропалую. Вы только подумайте! Я говорю им, что когда я укладываю Маккинли в постель, я забираюсь туда сама, что мы и намерены сейчас сделать.

— Я тоже, — сказал Хэй и добавил вряд ли уместно: — В свою собственную постель, разумеется.

Миссис Маккинли пристально разглядывала его ботинки.

— Снимите мерку со своей ступни, и следующие шлепанцы я свяжу для вас.

— С удовольствием, миссис Маккинли.

Затем, к изумлению Хэя, миссис Маккинли показала ему язык, непристойно подмигнула и застыла, выкатив белки глаз. Президент неторопливым натренированным движением достал из кармана большой шелковый платок и набросил его жене на голову.

— Меня беспокоит внесенная в сенат поправка Теллера. — Маккинли отсутствующе смотрел на покрытую голову жены. — Что она означает? Прямой смысл ясен: мы не сможем сохранить за собой Кубу. Но не попытается ли сенат распространить ее действие на Филиппины?

— Нет, сэр, ваша прокламация о добровольной ассимиляции была принята всеми, кроме нескольких твердолобых и хвастунов вроде Брайана. Если договор пройдет, архипелаг будет принадлежать нам. Мы заплатим Испании наличными. Двадцать миллионов долларов за десять миллионов филиппинцев.

— Этот имперский бизнес волновал и одновременно смешил Хэя. — Два доллара за голову, — добавил он.

— Полковник… — с мягким неодобрением откликнулся президент. И пожелал Хэю спокойной ночи. — Завтра мы обсудим проблемы, связанные с восстанием. До голосования в сенате.

— Да, мистер президент. — Но когда Хэй спускался по лестнице в восточном крыле Белого дома, дав себе только что зарок никогда не пользоваться лифтом западного крыла, похожем на гроб, он начал мучиться сомнениями о новом «протекторате» Майора.

3

Все сомнения рассеялись в понедельник, когда по настоянию Лоджа и вопреки рассудку Хэй вступил в Мраморный зал Капитолия в качестве более или менее случайного посетителя сената, который вскоре в соседнем зале заглотнет предложенную ему наживку. Голосование по договору должно было начаться через час, ровно в три. Из окон Мраморного зала, украшенного позолотой и зеркалами, на фоне темно-стального неба виднелись Белый дом и памятник Вашингтону. Хэя сопровождал лишь Эйди; Адамс из принципа не переступал порога Капитолия, а также дома, некогда принадлежавшего его семье, — Белого дома.

Лодж подошел к Хэю, успев поинтриговать в гардеробе сената; сегодня он еще больше напоминал шмеля.

— Похоже, что мы заручились голосами всех республиканцев, кроме Хора. Несколько демократов тоже с нами. Я мог бы доставить их пред ваши очи.

— Я сделаю все, что в моих силах, Кэбот. Но что в моих силах?

Но Лодж его не слушал. Хэй знал, что сенаторы, особенно когда они находятся у себя дома, то есть в своей части Капитолия, теряют свой и без того не выдающийся слух. Лодж извлек из кармана газетную вырезку.

— А это вы видели? Во вчерашней «Сан»?

Хэй уже знал, какой вклад внес его друг Редьярд Киплинг в американский политический процесс. Блудный сын Англии жил некоторое время в Соединенных Штатах; в 1895 году он надолго останавливался в Вашингтоне, где Хэй и люди его круга с ним познакомились и восхищались им. Особенно привязался к нему Теодор Рузвельт, и эти «мускулистые умы», как сострил Хэй, вместе упражнялись в поднятии гимнастических гирь. Теперь Киплинг разразился громовым раскатом в поэтической форме, причем публикация была приурочена к голосованию договора в сенате.

— Теодор заранее прислал мне копию еще месяц назад. Он считает, что это плохая поэзия, но крайне уместная пропаганда экспансионизма. Мне же кажется, что это настоящий гимн с претензиями на поэзию.

— Гимн богу войны, — сказал Хэй, которого стихотворение буквально ошеломило, особенно его тревожащее название — «Бремя белых».

— Я кое-что использую в своей речи, — сказал Лодж и процитировал:

Несите бремя белых
И лучшим своим сынам
Доверьте тяжкую службу
Поверженным племенам.

Мне нравится это предупреждение, сделанное нам, чтобы мы подхватили из рук англичан факел и… где же это место? Ах, вот.

Тащить непосильную ношу —
Вспыльчивых дикарей,
Угрюмых пленников Запада —
Дьяволов иль детей?

По-моему, это исчерпывающая характеристика малайцев, вам не кажется?

— Конечно, в данный момент они дикари. Но даже блистательный Редьярд находит нужным предупредить нас об опасности. — Хэй взял газетную вырезку из рук Лоджа и продекламировал четверостишие, сильнее всего его поразившее:

Несите бремя белых,
Не гнушаясь обычных наград:
Презренья добром одаренных,
Злобы спасенных стад.

— Что это? — прогремел за их спинами зычный голос.

Хэй обернулся: в дверях стоял высокий молодой человек приятной наружности, в сюртуке, усилиями тысяч карикатуристов ставшем знаменитым, наряду с широким ртом и квадратной челюстью. Лодж радостным вскриком приветствовал Уильяма Дженнингса Брайана. Хэя не переставало изумлять врожденное лицемерие истинного политика, лицо которого светится неподдельным восторгом всякий раз, когда перед ним возникает его злейший враг. Но сегодня враги превратились в союзников. Номинальный глава демократической партии, Брайан мобилизовал свое сенатское воинство на поддержку договора. Но сенаторы редко признают себя чьим-либо воинством и менее всего потерпевшего поражение кандидата в президенты. Задача Брайана оказалась трудной еще и из-за амбиций сенатора Гормана[68], который рассматривал антиимпериализм как трамплин для выдвижения собственной кандидатуры в президенты в 1900 году.