Патриция Хилсбург - Прощай, Эдем! Книга 2: Деннис

• Название: Прощай, Эдем! Книга 2: Деннис
• Автор: Патриция Хилсбург
• Издательство: БАДППР
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-87378-022-Х

Открывая эту книгу, вы вновь встречаетесь с полюбившимися героями.

Прошел год после событий, описанных в романе Патриции Хилсбург «Изгнание из Эдема».

Многое изменилось в жизни Стефани и Денниса Харперов. Для читателя есть возможность узнать, чем закончились приключения любимых героев, пережить вместе с ними повороты судьбы до просмотра одноименного телесериала.

---

Патриция Хилсбург Прощай, Эдем! Продолжение романа «Изгнание из Эдема» Книга вторая Деннис

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Мартина Липтон, проститутка из Мельбурна. — Краткая история жизни Мартины. — Ее отец, мистер Гарри Липтон, активный анархист. — Взаимоотношения Мартины с отцом. — Утренний диалог с Анеттой Финн. — Ожидание квартирной хозяйки, миссис Лафарг. — Трудные будни мисс Липтон. — Роскошный красный «феррари». — «Как проехать в отель “Маджестик”»? — Нехитрая беседа в салоне «феррари». — Кто он, Деннис Харпер?..

Мартина Липтон, кареглазая шатенка пяти с половиной футов роста, с формами, целиком соответствующими австралийским представлениям о женской красоте, родилась в январе 197… года в одном из предместий Мельбурна — то есть, ко времени, в котором развертывается это повествование, ей исполнилось двадцать два года.

Родилась Мартина в тупике Кавалерийского переулка, сразу же за хорошо известным в этом предместье заведением мамаши Розалины, в котором разыгрываются сцены слишком аморальные, чтобы писать о них — подобные развлечения ищут разве что пресыщенные извращенцы, — все это педантично описал ученый Освальд в своей «Иллюстрированной истории порока», великолепном документальном труде, который Мартине в день восемнадцатилетия преподнесла Анетта Финн, ее лучшая подруга и коллега по панели. Первым, кто еще в раннем детстве оказал на маленькую Марту сильнейшее интеллектуальное и моральное воздействие, был ее отец, старший топограф, не имеющий постоянного заработка и время от времени подрабатывающий земельной съемкой у местных фермеров-скотоводов; частенько присаживаясь на край ее кровати, он объяснял своему единственному ребенку, что помимо солнца, есть три источника, озаряющие мир: Свобода, Равенство и Братство, и что каждый гражданин, будь то мужчина, женщина или ребенок, обязаны научиться жить и умереть ради них. Именно поэтому девочка очень рано возненавидела эти слова, к не только по той причине, что они всегда долетали до ее слуха вместе с сильным запахом рома, но и потому, что за мистером Гарри Липтоном нередко приезжала полиция, вменявшая ему в вину укрывательство террористов и пьяные дебоши в местных лавочках, торгующих спиртным. Всякий раз, когда двое полицейских приходили за мистером Липтоном, чтобы надеть на него наручники, маленькая Мартина бежала к матери — скромной надомнице, которая специализировалась на изготовлении дамских шляпок ручной работы, и сообщала ей:

— А ты знаешь, ма, Свобода и Равенство только что опять потащили нашего дорогого папочку в полицейский участок!..

Когда мистер Липтон не сидел ни в тюрьме, ни в кабаке, он проводил время, оплакивая интеллектуальное и моральное падение человечества. Мистер Гарри Липтон был высокий, мускулистый, усатый мужчина, в хрипловатом голосе которого часто слышались ноющие нотки. Гарри мечтал реформировать мир, превратить все в «чистую доску» и «начать с нуля» — эти два выражения особенно часто повторялись в его разговорах. Вероятно, оттого, что он предоставлял жене возможность надрываться на работе, а сам лишь произносил возвышенные речи, почти ничего никогда не делая, чтобы помочь ей, Мартина начала тихо ненавидеть все, что ее отец считал замечательным и чудесным, достойным почитания и преклонения и, естественно, уважать все, что он с таким жаром изобличал, так что впоследствии она могла сказать, что отцовское воспитание явилось одним из определяющих факторов ее жизненного пути. Она всегда очень внимательно слушала мысли своего родителя и довольно рано поняла, что из его наставлений можно извлечь пользу, но только тогда, когда делаешь совершенно обратное тому, что тот говорит.

Мистер Гарри Липтон целыми часами объяснял ей гнусавым голосом, почему необходимо убить мэра Мельбурна, при этом изо рта у него несло луком и спиртным перегаром, что мэр города начал представляться Мартине прекраснейшим принцем, о котором она грезила по ночам. Голос своего отца она возненавидела довольно рано и столь же сильно, как и будивший ее иногда среди ночи голос осла Беттиса, доносившийся периодически из соседствующего с домом заведения матушки Розалины, когда там на известных классических спектаклях собирались представители высшего света Мельбурна. Но отвратительнее всего ей было видеть мать, вкалывающую по десять часов в день за какие-то жалкие гроши, необходимые семье, чтобы выжить — заработки мистера Гарри Липтона были столь незначительны, что надеяться на них не стоило — тем более, что он, как правило, оставлял их в весьма специфических заведениях. Вид матери, полу сгорбленной и ослепшей от своей работы, пробуждал в Мартине острую ненависть к бедности, а заодно — и ко всем беднякам, тогда как отец, продолжавший заниматься ее воспитанием, описывал буржуазный институт семьи и брака как типичный пример рабства, принуждения и насилия над человеческой личностью.

— Брак — это грабеж, — горланил он, сидя на кровати девочки и сверля ее круглыми, похожими на ботиночные кнопки, глазенками, шевеля тараканьими усами. — Брак, дорогая доченька, есть форма частной собственности, несовместимая со свободой человека; принуждать брачным договором женщину быть собственностью только одного мужчины — это настоящий феодализм; в наше время, в начале девяностых годов двадцатого столетия — это несусветная дикость, это настоящее варварство!

Поэтому Мартина очень рано начала мечтать о браке и частной собственности, а когда мистер Гарри Липтон перешел к религии, объясняя единственной дочери несуществование Бога и высказывая все свои соображения о Пресвятой Деве, она начала исправно каждое воскресенье посещать церковь.

Пока миссис Липтон вкалывала за столом, на три четверти ослепнув от своей тяжелой монотонной работы, мистер Липтон продолжал взахлеб разглагольствовать о праве женщины целиком и полностью распоряжаться собой, поглаживая бородку и пышные усы, вздыхая, зажав в руке сделанную из спички зубочистку, задумчиво глядя в пустоту, мечтая о чем-то, что в конечном итоге оказывалось не чем иным, как бутылка «Джонни Уокера» или, на худой конец, «Метаксы».

Мать Мартины работала так много с тех пор, как ее муж ушел с должности топографа, чтобы всецело отдаться делу Бакунина и Кропоткина. Произведения миссис Липтон знали и ценили обитательницы всех заведений Кавалерийского переулка. Маленькая Марта с раннего детства выполняла мелкие поручения проституток, слушала, как они обсуждают между собой достоинства или недостатки тех или иных сутенеров, требования клиентов, подчас — очень даже замысловатые; все это казалось ей не чем иным, как обычными разговорами профессионалов, и вид девицы, спокойно поджидающей клиента возле бара или стоянки такси, казался ей всегда гораздо менее вульгарным и оскорбительным, чем вид матери, трудящейся за жалкие крохи.

Впрочем, Мартине никогда не удавалось разглядеть в сексуальном поведении людей критерии добра и зла. Она никогда не думала, что человеческая нравственность находится на этом уровне. Изображение фаллосов, которые она видела на стенах предместья с самого юного возраста, всегда казались ей куда менее похабными, чем так называемые поля славных битв, порнография заключалась, по ее мнению, не в описании того, что люди хорошо умеют делать своими сфинктерами, а в политическом экстремизме, чьи шалости бывают куда более опасными; требования, предъявляемые клиентом проститутке, были сама невинность в сравнении с садизмом полицейских из соседнего участка; бесстыдство чувств казались мелочью рядом с бесстыдством идей мистера Гарри Липтона, а сексуальные извращения — розовой библиотекой, если сравнивать их с извращениями идейных маньяков, идущих в своей одержимости до самого конца; словом, по мнению Мартины, человечество гораздо легче пятнало свою честь головой, нежели задом.

Нравственность не уживалась с удовольствием. Проституток уводили в тюрьму и осматривали, а ученые мужи, пытавшиеся подменить сифилис или СПИД генетическим отравлением, также передающимся по наследству, вызывали восторг у поборников добродетели. Мартина никогда не была склонна к философским размышлениям, и еще меньше — к политике, однако после того, как на одном из атоллов неподалеку от австралийского побережья была взорвана какая-то новая бомба она послала в парламент скандальное письмо, в котором извращения науки сравнивала с извращениями чувств и требовала, чтобы ученых — создателей подобных вещей — ставили на специальный учет, регулярно подвергая медицинскому освидетельствованию, а проституция мозга, так же, как и прочая, строжайшим образом регламентировалась и контролировалась. Уже повзрослев, Мартина часто с мягкой улыбкой вспоминала заведение мамаши Розалины, где порок еще не был так страшен и не претендовал на то, чтобы разрушать все и вся. Извращенцы, регулярно приходившие туда, грезили лишь о том, чтобы разрушить только свое собственное тело: находясь в нескольких минутах от прирученного небытия, они не боялись с наступлением ночи появляться на темной аллее, чтобы в очередной раз переступить порог публичного дома.