Мишель Ламарш Маррезе - Бабье царство: Дворянки и владение имуществом в России (1700—1861)

• Название: Бабье царство: Дворянки и владение имуществом в России (1700—1861)
• Автор: Мишель Ламарш Маррезе
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: История
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-86793-675-4

Книга Мишель Ламарш Маррезе (США) посвящена парадоксу юридического положения дворянок в императорской России. С одной стороны, в тогдашнем обществе замужняя женщина не могла ни работать, ни путешествовать без разрешения мужа, а развод был для нее почти недосягаем. С другой стороны, как показывает автор, опираясь на детальный анализ множества имущественных сделок и тяжб, дворянки обладали широкими правами владения и распоряжения имуществом и прекрасно умели пользоваться ими на практике. Если в Западной Европе замужние дамы благородного звания не могли распоряжаться своим имуществом вплоть до второй половины XIX в., то в России они получили право отчуждать собственность и управлять ею уже в 1753 г. Расширение этого права в течение последующего столетия рассматривается автором в перспективе эволюции самого института частной собственности. Монография убедительно опровергает существующее андроцентричное представление о дворянском обществе дореформенной России.

---

Деятельность Дворянской опеки поначалу сводилась к управлению имуществом сирот, несостоятельных должников, слабоумных. Но ко второй четверти XIX в. дворянские собрания начали арестовывать имения за довольно широкий круг проступков, с успехом превратив опеку в орган контроля над нравственностью. Власти с готовностью откликались на жалобы членов семьи и соседей на проступки помещиков и иногда под самыми незначительными предлогами пытались лишить власти над поместьями дворян, заподозренных в недостойном поведении. Но власть дворянских собраний далеко не являлась неограниченной: решения о передаче имений в опеку требовали одобрения министра внутренних дел, который затем передавал их на утверждение в Сенат. Но и эти бюрократические рамки оставляли предводителю дворянства достаточный простор, чтобы вмешиваться в дела местных дворян.

Анализ дел, относящихся к имениям, взятым в опеку, позволяет рассмотреть конфликты между помещиками и местными властями. Кроме того, он по-новому освещает роль тендерного фактора в судебном процессе. С начала XVIII в. тендер не являлся серьезным препятствием для женщин, вступавших в тяжбы с соседями или родственниками. Вопросы морали не играли никакой роли в имущественных конфликтах (за важным исключением супружеских споров), и судебные власти проявляли готовность защищать права истиц. Однако при рассмотрении конфликтов в дворянских собраниях главное внимание уделялось характеру обвиняемого помещика или помещицы и способности толково управлять семейным имуществом. В результате дебаты по поводу ареста имений гораздо шире раскрывают нам тогдашние представления о мужском и женском поведении, о значении благородного звания, чем споры о границах поместий и о наследстве.

С активизацией органов местного губернского управления в первые десятилетия XIX в. власти начали пристальнее следить за поведением дворянства и более четко определять его обязанности по управлению имениями. Юрисдикция властей далеко не ограничивалась конфликтами по поводу собственности: предводителя дворянства часто призывали вмешиваться в семейные ссоры, мирить мужей и жен, увещевать родителей, пренебрегавших воспитанием детей{626}. Поддерживая порядок среди местного дворянства, уездный предводитель также был обязан надзирать за нравами местных помещиков и выявлять те пороки, которые могли отразиться на их способности управлять имуществом. Эти новые обязанности понимались иногда неожиданным образом. Так, в 1856 г. чиновник Министерства внутренних дел получил от графини Анны Толстой просьбу разрешить ей оставить мужу пожизненную ренту со своего имения. Завещание имущества супругу было обычным делом в середине XIX в., но все же чиновник, прежде чем выдать такое разрешение, потребовал, чтобы уездный предводитель дворянства исследовал «нравственные качества и образ жизни» просительницы и ее мужа{627}.

Однако больше всего государство интересовало то, как помещики распоряжаются своими владениями при жизни. Внимание местных властей привлекало несколько категорий проступков со стороны дворян, которые ставили под вопрос способности виновных к управлению поместьями. Одной из таких категорий было безнравственное поведение, т.е. проступки в диапазоне от пьянства и игры в карты до сексуального насилия над крепостными женщинами. Другой вид провинностей представляло собой жестокое обращение с крестьянами, к которому относили не только физическое насилие, но и неспособность обеспечить крепостных достаточным наделом земли, чтобы они могли прокормиться. Еще одной причиной краха помещиков обоих полов выступали некомпетентность и безалаберность в управлении имением: их владения передавались попечителям, которые, по иронии судьбы, нередко обладали не большими хозяйственными талантами, чем сами владельцы. Независимо от вида проступков, жалобы в подавляющем большинстве исходили преимущественно от родственников виновного, которые с растущим беспокойством наблюдали за его или ее оплошностями и наконец принимали меры, чтобы пресечь разбазаривание семейного состояния. В других случаях возмущение сумасбродствами или вопиющим беспутством помещиков выражали их соседи. Так или иначе, соседних помещиков всегда опрашивали, чтобы убедиться в справедливости поступивших нареканий, и их свидетельства часто оказывались решающими.

Забота государства о разумном управлении дворянскими имениями и о сохранении родовых состояний имела многочисленные прецеденты. Еще Петр Великий обременил дворянство требованиями Указа о единонаследии, стремясь предотвратить дробление родовых земель. Позднее Анна Иоанновна смягчила правила обязательной военной службы, дабы один сын в каждой семье мог вести дела в имении. После освобождения дворянства от обязательной службы дворяне-помещики стали проявлять заметный интерес к повышению доходности своих земель, и государство всячески поддерживало подобные занятия{628}. Монархи XVIII в. приставляли опекунов к поместьям умственно неполноценных лиц и тех легковерных помещиков, которые позволяли себя обманывать мошенникам[195]. И хотя в десятилетия, предшествовавшие отмене крепостного права, одну из коренных причин бедности народа современники видели в крепостном рабстве, многие думали также, что вина лежит и на расточительном дворянстве, пускавшем на самотек свои хозяйственные дела. Но когда власти усмотрели связь между нравственностью хозяев и разумным управлением поместьями, открылась новая эра в их борьбе с последствиями помещичьего мотовства и некомпетентности.

В отличие от прежних попыток официальными мерами поощрять рост продуктивности дворянских поместий, в XIX в., когда власти обвиняли помещика в плохом хозяйствовании, эти обвинения тесно увязывались с критикой личных качеств виновного. Одна только безалаберность в хозяйстве редко заставляла местные власти вмешиваться в имущественные дела дворян. О помещиках, не справлявшихся с управлением землями и крещеной собственностью, говорили в таких терминах и категориях, которые подчеркивали обязанность и мужчин, и женщин благородного происхождения отличаться от других социальных групп поведением, достойным своего статуса. Стремясь к повышению культурного уровня своих собратьев-дворян, местные власти уделяли помещичьему пьянству и разгулу такое же внимание, что и собственно управлению имениями. Истцы тоже быстро усвоили официальную риторику и редко ограничивались лишь обвинениями в плохом ведении хозяйства или даже в жестокости к крестьянам. Они подкрепляли свои заявления клеветой на личную жизнь обвиняемого, хотя такие проступки, как пьянство, не служили законным основанием, чтобы лишить помещика имущественных прав. И если власти стремились учитывать только подкрепленные доказательствами свидетельства и улики, то на их решения все-таки влияли приписываемые ответчикам кутежи и оргии, особенно когда шла речь об угрозе благополучию дворянских детей.

Портрет провинциального дворянства, встающий со страниц тех дел, которые рассматривались в местных дворянских собраниях, получается, мягко говоря, нелестным. В одном подмосковном городке соседи жаловались предводителю дворянства на вдову титулярного советника Анну Рузскую, которая шаталась по улицам в пьяном виде, задирая прохожих бранными словами и неприличными жестами. Ее поведение стало до того невыносимым, что люди всячески избегали ходить мимо ее дома[196]. Наталья Братцова была вынуждена поселиться с детьми в крестьянской избе, потому что муж вышвырнул их из дома и отказался кормить. Волоколамский уездный предводитель дворянства в 1801 г. описывал, как он ездил увещевать прапорщика Братцова и нашел его пьяным, а в доме вся мебель была переломана и в окнах побиты стекла{629}. Когда жена капитана Бажина пожаловалась московскому уездному предводителю дворянства на буйство своего мужа, то предводитель донес губернатору, что капитан с женой пьянствуют безо всякого удержу и так люто дерутся друг с другом, что местная полиция уже не ручается за их жизнь{630}.

Хотя некоторые дела такого рода начинались с жалоб соседей, большинство прошений, полученных уездными предводителями, порождалось внутрисемейными, особенно супружескими, ссорами по поводу распоряжения имуществом. Провинциальные власти с большим сочувствием выслушивали жалобы жен, чьи мужья пускали на ветер свои имения. В самом деле, мужья и жены в первой половине XIX в. удивительно часто делали попытки отстранить друг друга от управления делами поместий. Бывало и так, что дети и другие потенциальные наследники старались положить конец безответственному поведению старших, которые проматывали состояния. Внимательное изучение доказательств, представленных министру внутренних дел и в Сенат, равно как и сенатских дебатов, показывает, что родственники-мужчины вовсе не щепетильничали перед слабым полом и обвиняли женщин в дурном управлении поместьями. К помещикам обоих полов предъявлялись одинаковые требования, когда речь шла о финансовом благополучии их семей и должном попечении о крестьянах и поместьях. Предводители дворянства, когда их избиратели подозревались в правонарушениях, нередко действовали, опираясь лишь на слухи. Зато начальство в Петербурге настаивало на тщательном и непредвзятом расследовании обвинений и часто требовало дополнительного следствия и сбора новых показаний, прежде чем вынести окончательное решение и лишить обвиняемого имущественных прав.