Факир Байкурт - Избранное

• Название: Избранное
• Автор: Факир Байкурт
• Издательство: Радуга
• Жанр: Современная проза
• Год: 1987

Факир Байкурт (род. в 1928 г.) — один из крупнейших современных турецких писателей. В сборник избранных произведений входит один из последних его романов, «Куропатка», сюжетная простота которого сочетается с панорамным показом современного общества снизу и до самых верхов. Такую же панораму разворачивают в своей совокупности и включенные в сборник рассказы, рисующие жизнь сельской и городской Турции, затрагивающие трудное положение турецких эмигрантов в странах Западной Европы.

Писательской манере Байкурта свойственны живость и занимательность, лукавый юмор, почерпнутый в народной среде.

Все произведения, включенные в сборник, публикуются впервые.

---

— Куропатку моего внука Яшара. Однажды Харпыр приехал поохотиться в нашу деревню. Он американ, инженер по самолетам. Охотился на пару с моим сыном Сейитом. Американу очень понравилась куропатка, он просил, чтоб мы ему отдали ее. Но она принадлежит мальчику, он сильно привязан к ней. Мы отказали. А тут наш односельчанин Карами поднес в подарок Харпыру ковер. Мой сын Сейит давно мечтает устроиться на работу к американам и потому заискивает перед ними. Ночью, пока мы спали, Сейит выкрал куропатку и отвез Харпыру. Через пятнадцать дней Харпыр опять приехал к нам в деревню и куропатку привез с собой. Он хорошо поохотился, настрелял много куропаток. Мы говорим: попользовался нашей куропаткой, пора и вернуть. А он и слышать об том не хочет. Ребенок прямо на глазах тает, места себе не находит, слезами по ночам исходит. Где это видано — отнимать любимую куропатку у тринадцатилетнего мальчика! Вот зачем мы приехали в Анкару — чтобы забрать куропатку обратно. Были мы на приеме у вали, у каймакама, решили, наконец, просить о помощи у Назмийе-ханым.

— Кто вас надоумил на это?

— Не дураки, сами додумались. Она ведь жена премьер-министра. Если кто и может помочь, так только она. Однако попусту мы время теряли. Не дождешься угощения в доме имама, не прослезится мертвец. Но мы не виним Назмийе-ханым, сами во всем виноваты.

— В чем же вы виноваты?

— Не надо было к ней ходить! А когда мы поняли это, то пошли на улицу Йешильсеки и стали поджидать у дома, где живет Харпыр. Думали: увидим его, попросим, чтоб вернул нам куропатку. А тут как раз полицейские взяли нас, привели в участок. Уж и били они нас, будто мы и не люди вовсе, а чурки железные, бесчувственные. Через нас даже ток пропускали. Покалечили, измордовали. Ничего, придет время — будет и на нашей улице праздник. Рано или поздно выйдем отсюда. Дождемся, когда и ваше солнышко на закат пойдет! Три долгих месяца кукует кукушка, но осенью и она умолкает. Аллахом клянусь, хоть я и стар, а все равно уйду…

— Куда?

— В горы. Бороться буду. Я и скрывать не собираюсь. Жуть берет, как по сторонам оглянешься! Куда наша страна катится? Стыдно мне, старому! Уйду в горы!..

Молча переглянулись четверо.

— Значит, лично с Сулейманом-беем вы не знакомы?

— Нет! И не хотим знакомиться.

— Мы вас отпускаем из-под ареста.

— Ай да молодцы! Попробовали б не отпустить!..

— Обещайте, что больше не будете околачиваться по улицам. Не давайте повода, чтоб вас задерживали. Отсюда прямиком к себе в деревню возвращайтесь. Мы со своей стороны никаких претензий к вам не имеем.

— Мы не уедем, пока не получим ее.

— Кого?

— Куропатку.

— Да плюньте вы на нее. Неужели куропатки перевелись в ваших местах? Мальчик что, не может другую поймать?

— Но эта — прирученная!

— И что из того? Другую приручит.

— Ребенок очень любит ее.

— Не имеет значения.

— Мы не отступимся! Харпыр не вложил в нее всю душу, и не ему она должна принадлежать.

25. Пять кабаньих хвостов

Рассказывает Сейит.

Семь дней прошло, а отец с Яшаром не возвращаются. Мне гордость мешает кинуться на поиски. Надеюсь, они обосновались где-нибудь в тихом местечке, может, даже в каморке Теджира. Небось лопают каждый день макароны, приготовленные Гюльджан. А по утрам и вечерам пристают к Харпыру: «Отдай куропатку, отдай!» Надоедают человеку. Чего доброго, допортят мое дело до конца. Возьмет он им да скажет: «Забирайте свою куропатку и отстаньте от меня! Чтоб не было здесь больше ни вашего духу, ни Сейитова!» Тогда — пиши пропало.

А может, Харпыр и не скажет так. Мне показалось, он человек мягкий. Такому только на кемане[73] играть, байки детям рассказывать. Живи он в деревне, непременно торговлей занялся бы — продавал бы женщинам мятное масло, дешевые бусы да брошки. У него хоть кусок изо рта вынимай — противиться не станет. Такое у меня сложилось мнение о Харпыре-бее. У него ведь всего-навсего одна страстишка имеется — охота. Приглянулась ему наша куропатка, вот он и ухватился за нее. Он что хочешь отдаст, только не куропатку.

Я жду и жду. Дни тянутся за днями. Что за бесконечная проверка! Знаю, обо мне наводили справки в ильче, расспрашивали разных людей. Интересно, не приходили ли господа из службы безопасности, переодетые, и в нашу деревню? Может, обращались к нехорошим людям, и те сказали: «Ах, Сейит! Он ведь давний враг американцев. Он голосовал за Рабочую партию. Испорченный до мозга костей человек».

Ну и что из того, что я не слишком расположен к американцам? Что из того, что я держу сторону Рабочей партии? Мне ведь такая малость нужна — всего лишь бумажка с положительным отзывом о моей благонадежности. Только так я смогу получить работу в городе и жалованье в тысячу лир. Дайте мне работу, и я землю носом пахать буду. Так хочется получать за свой труд деньги! И, в общем-то, мне на всех наплевать — и на американцев, и на русских, и на Рабочую партию. Какая мне разница, кто как живет, у кого что есть!

Приходил сторож, передал распоряжение, что всем надобно собраться нынче вечером. Мы собрались в кофейне, и староста зачитал правительственное распоряжение о необходимости уничтожать кабанов. В какой-то деревне, кажется в Йендже, кабаны кого-то насмерть задрали, вспороли живот. А случилось это так.

В Акбелене народ решил дорогу мостить. Попросили у властей грейдер, им отказали. Тогда они сошлись и порешили: собственными силами замостим, ни к кому на поклон не пойдем. И принялись за работу. Дело возглавили деревенский староста и сторож. Вдруг откуда-то со стороны Гейикчама раздался крик: «Бегите! Спасайтесь от кабанов!»

Подхватив лопаты, кирки, люди бросились наутек, только пятки сверкают. Прытче всех оказались староста и члены деревенской управы. А живет в той деревне некий Бекир по прозвищу Чурбан. Я с ним знаком. Так вот, этот самый Бекир говорит своим: «И чего вы испугались кабанов! Да я сейчас с ними разделаюсь!» Он с киркой наперевес остановился прямо на пути у кабанов. Один, такой здоровенный, побежал на Бекира. Бекира азарт обуял, он замахнулся киркой, но разве управишься со взъяренным зверем? Удар пришелся по крестцу. Не успели люди глазом моргнуть, а кабан ощетинился, повалил Бекира и давай его мять всей своей тушей. Мнет и, поддев клыками, катает по земле. Люди стоят поодаль, на холме, и смотрят, как матерый зверь расправляется с их односельчанином. Откуда ни возьмись притопали двое жандармов. Услышали, наверно, крики и пришли узнать, в чем дело. У обоих в руках маузеры. Кабан катает и катает по земле Бекира, не оставит его в покое, пока тот богу душу не отдаст. Родственники Бекира кинулись к жандармам: «Вы, ребята, стрелки меткие, пульните ж в проклятого зверя, да только так, чтобы в Бекира не угодить!» Первый жандарм оборотился к одному из родственников и с насмешечкой так спрашивает: «У тебя сестра красивая?» — «Послушай, сынок, не до шуток сейчас. Человек погибает!» — «А чего он на рожон лез? Все люди как люди — деру дали, одному ему больше всех надо», — говорит первый, и другой добавляет: «Мать резвого да осторожного слезами не обольется». «Что теперь поделаешь, — сетуют родные, — не убежал, не уберегся. Не оставлять же из-за этого человека в лапах смерти». «Мы плохо стреляем, — говорят жандармы. — Нас учат по неподвижной мишени стрелять или по движущейся прямо на нас. А тут поди разбери — где кто: кабан ли над Бекиром, Бекир ли под кабаном. Не-е-ет, мы так стрелять не умеем». «В таком случае дайте нам свой маузер, среди нас найдутся меткие стрелки». А жандармы строго так: «Не имеем права оружие в чужие руки передавать. По уставу не положено».

Живет в той деревне некий Хамидин Джелаль, я с ним тоже знаком. У этого самого Джелаля был дома допотопный маузер, бог весть с каких времен припрятанный. Видит он, как дело обстоит, кинулся со всех ног в деревню, вытащил свой маузер и обратно прибежал. А кабан все еще катает бедолагу Бекира. Джелаль взвел курок, опустился для удобства на колени, прицелился, но стрелять не может: Бекир и кабан сплелись в один клубок, запросто можно в человека угодить. К тому ж, если попадешь кабану в спину или в бок, он еще больше взъярится, вмиг расправится с Бекиром и на стреляющего кинется. Надо прямо в лоб. И стрелять можно всего-навсего один раз, ну самое большее два. И наповал. Трудное дело. Если пуля, положим, в Бекира попадет, то от этого вреда большого не будет — все равно мужика не спасти. Можно было б рискнуть, но ведь жандармы стоят, наблюдают. Попробуй при них выстрели в человека, хоть бы и в смертельно раненного. Джелаль перебежал на другое место, поближе, изловчился, прицелился и выстрелил. Кабан дернулся, отвалился от человека и грохнулся на землю замертво.

Что тут началось! Люди кинулись к Хамидину, кричат: «Молодчина! Ай да герой!» Позабыли на какое-то время о Бекире, все поздравляют Джелаля, целуют его. Потом спохватились, подбежали к Бекиру, попытались поднять его. Живот у него вспорот, кишки наружу повылазили. Стоят люди в растерянности, думают, как быть, чем помочь бедняге, а жандармы тем временем насели на Джелаля, требуют, чтоб он отдал им свой маузер. «Не имеете права! — ерепенится Джелаль. — Не мой это маузер, другого человека. Вы у меня отнимете, а хозяин потребует, чтоб я ему деньгами вернул. Не губите меня!» Но от жандармов непросто отделаться. «Сдавай оружие! А хозяина к нам пришли». Джелаль чуть не плачет. «Смилуйтесь, — говорит, — не отнимайте маузер». — «Давай сюда! Иначе хуже будет!» — «Я ведь человека спас! Не мой это маузер!»