Факир Байкурт - Избранное

• Название: Избранное
• Автор: Факир Байкурт
• Издательство: Радуга
• Жанр: Современная проза
• Год: 1987

Факир Байкурт (род. в 1928 г.) — один из крупнейших современных турецких писателей. В сборник избранных произведений входит один из последних его романов, «Куропатка», сюжетная простота которого сочетается с панорамным показом современного общества снизу и до самых верхов. Такую же панораму разворачивают в своей совокупности и включенные в сборник рассказы, рисующие жизнь сельской и городской Турции, затрагивающие трудное положение турецких эмигрантов в странах Западной Европы.

Писательской манере Байкурта свойственны живость и занимательность, лукавый юмор, почерпнутый в народной среде.

Все произведения, включенные в сборник, публикуются впервые.

---

— Селям алейкюм, любезный.

— Алейкюм селям.

— Скажи-ка, откуда родом будешь?

— Из Акдагмадени-Йозгат.

— А я ищу Теджира Али из-под Сулакчи. Два года тому назад он работал в Эсате, но вот уж около года служит в Каваклы. Не знаешь, случаем, такого?

— Каваклы — большой район. Ты уверен, что он работает на проспекте Кеннеди?

— Совсем даже не уверен. Знаю только, что где-то в Каваклы.

— Ты вот что, иди по правой стороне, пятый дом отсюда называется «Йонджа»[40], его привратник родом из Кырыклы. Может, он знает Теджира Али из Сулакчи.

Спасибо на добром слове. Пошел я по указанному адресу и нашел там Мумина из деревни Кавлак, того же Кырыклынского района, что и наша. Он тоже не знал Теджира Али, но послал меня к Исхану из деревни Кулаксыз, что на полпути к нашей.

Нашел я дом под названием «Айзыт», где тот самый Исхан служил привратником, он выслушал меня и говорит:

— В начале улицы Бюклюм работает некий Али, но Теджир ли его фамилия, не знаю. Он тоже родом из Сулакчи, но мы с ним почти не видимся — дел слишком много, чтоб в гости ходить.

— Как мне дорогу найти?

Он растолковал мне, я легко нашел нужный дом, но Али оказался не тот, кого я искал. И то слава богу, что этот Али знал моего Али.

— Теджир давно здесь не работает. Сейчас он на улице Йешильсеки в районе Чанкая. Ты иди, иди по этой улице, пока не увидишь кафе-кондитерскую, а дальше — колбасную лавку. Следующий дом и есть тот самый, где работает твой земляк. Раньше я сам работал в тех местах, а Теджир здесь. Теперь мы поменялись: я здесь, он там.

Мостовая была забита маршрутными такси, троллейбусами, автобусами, легковыми машинами. Я брел по длинным улицам, из одного конца в другой, поднимался, опускался, ноги уже гудели. Стало темно. До чего ж это тяжко — быть бедняком. До чего тошно чувствовать себя чужим, ненужным. Всякие нехорошие мысли лезли в голову, живот подводило от голода. Примут ли меня по-родственному Али с женой? Если они уже поужинали, то предложат ли мне закусить? Может, купить себе немного хлеба и заправиться? Денег жалко. Их у меня и так не густо. А вдруг я здесь останусь. На что жить буду? Крепись, друг мой Сейдо. Бог поможет. А вот и дом, который я ищу. Мраморные ступеньки ведут к парадному входу. Я нажал кнопку звонка.

Семейство Али было все в сборе, они ели макароны. Али радостно встретил меня, мы обнялись, поцеловались. Гюльджан почтительно поцеловала мне руку. Трое детишек тоже поднялись мне навстречу, поцеловали руку.

— Добро пожаловать, Сейдо-ага, — сказала Гюльджан. — Как поживаешь?

А Али сразу же пригласил к столу.

— Милости просим!

Я внимательно присматривался к ним, особенно к Гюльджан — женщины особенно меняются в городе. Похоже, она осталась такой же скромницей, как была.

— Не обессудь, Сейдо-ага, еда у нас простая, не ждали мы такого дорогого гостя.

— Да преумножит Аллах ваши блага, — сказал я.

Все они смотрели на меня с радостным видом: садись, мол, а то обидимся. Я и сел.

Гюльджан придвинула ко мне поближе наломанный кусками хлеб, а ее муж вытащил из кармана деньги и велел старшему сынишке:

— Ну-ка, Гюрсель, сбегай за хлебом.

Короче, накормили они меня от души, и только после этого Али, отведя меня в уголок и закурив, приступил с расспросами:

— Как там дела в деревне, Сейдо?

— Все хорошо, слава богу.

— Как здоровье отца?

— Хорошо. Привет вам передавал.

— За привет спасибо. А как поживает сестра наша Исмахан?

— С ней все в порядке, тоже вам привет передавала.

— И дети живы-здоровы?

— Слава богу.

— Что новенького в деревне?

— Все идет своим чередом, плохих новостей нет.

— Жива ли куропатка Яшара?

— Живехонька, что ей сделается? — засмеялся я. — Да, тут пару дней тому назад приехали в деревню американцы, охотились. Двух кабанов пристрелили. И еще одна новость: Карами джип купил, теперь он возит односельчан в Кырыклы, по пять лир с человека берет. Я тоже на его машине доехал. Ну что еще? Во время охоты американцы промахнулись по кабану и угодили в собаку чобана Рызы. Пришлось накладывать ей на рану подсоленное масло.

— Того самого Рызы, что из Козака?

— Ты его еще не забыл? Больше никаких новостей, почитай, нет.

— Ну а ты-то сам как поживаешь? Что в город привело?

Хорошо, он первый завел этот разговор. Я выложил ему все начистоту: нет мне больше житья в деревне, тошно. Хочу найти работу в городе.

— Скажи, брат Али, разве в моем желании есть что-то зазорное? — под конец спросил я.

— Тебе хотелось бы устроиться привратником?

— Почему бы и нет? Вообще я на любую работу согласный. Повезло бы только…

— Послушай, что я тебе скажу: ищи любую другую работу, только не привратника, — вмешалась в наш разговор Гюльджан. — Врагу не пожелаю такой работы.

Али сердито взглянул на нее:

— Молчи, жена! Не встревай, когда мужчины разговаривают.

Гюльджан вспыхнула от смущения.

— Я потому говорю, — промолвила она, — что брат Сейдо не чужой нам человек. И Исмахан мне не чужая. Не выдержит она городскую жизнь, с ее-то здоровьем.

— А что, жена по-прежнему жалуется на боли?

— По-прежнему…

Опустив голову, Али надолго задумался, наконец сказал:

— Да, наша работа не сахар, но ведь и привратником не так-то просто устроиться. В Анкаре найти место трудней трудного, брат Сейдо. Сюда со всех концов страны народ тянется, навроде того, как реки — к морю. Люди, как мы, здесь похожи на маленькие аэродромы, а работа — на реактивный лайнер, который на малый аэродром не садится. Или можно еще так сказать: люди — маленькие полустанки, а работа — скоростной экспресс. Ума не приложу, как тебе помочь. Ты пока и сам не понимаешь, до чего трудное дело затеял. Одна надежда на Аллаха. — Али в задумчивости уставился в потолок. — Ты на нас не равняйся, мы уже здесь пообвыкли, смирились, да и выхода у нас нет другого. Верно говорит Гюльджан: врагу не пожелаешь такой участи. — Он опять помолчал и наконец в задумчивости произнес: — Есть тут у меня один знакомец, земляк бывший, шофером работает, водит городской автобус. Как-то он мне предлагал зайти к нему в гараж, авось, говорил, удастся и меня к ним устроить. Вопрос только, кем? Я ведь не шофер. В лучшем случае наймут сторожем. Это, пожалуй, выход из положения. Сторожу при гараже легче живется, чем привратнику. Завтра же, как выдастся свободный часок, поедем к нему. Повезет — так я перейду в сторожа, а ты — на мое место.

Гюльджан криво усмехнулась:

— Еще вопрос, захотят ли наши «благодетели» принять его на твое место.

— Легко ничего не дается. На первых порах они, конечно, ерепениться будут, но мы хорошенько попросим Хасана-бея — он тут за старшего, — авось снизойдут. Мы ему скажем: «Он человек надежный, порядочный, чужих в дом не пустит». А о том, что жена больная, говорить не стоит. И вот еще что: если спросят, сколько у тебя детей, отвечай, двое. Вот и получится у тебя преимущество перед нами — у нас-то их трое. Здесь за воду и электричество приходится платить по количеству членов семьи. Будем надеяться, что выгорит наше дело. — Теджир Али снова уставился в потолок. — Ладно, с этим вопросом пока все ясно. Приступим к другому: где заночевать собираешься, брат Сейдо? Я тебе откровенно скажу: тесно у нас тут. Сам видишь, какая комната маленькая. Когда приходят знакомые, друзья, то не знаем, где и уложить. А случается, двое нагрянут в гости, так приходится поступать, как горожане поступают, говорим: простите, любезные, но вам лучше переночевать в гостинице. Однако нам ли не знать, что у деревенских неоткуда деньгам взяться на гостиницу. Ох, сложно все это, Сейдо, сложно… В нашей комнате нет окон, воздух спертый, солнечного света не видим. У нас с женой уже всякое терпение лопается, у детишек ревматизм. Не рвись ты в привратники, но, коли другой работы не подыщешь, придется за эту взяться. Через некоторое время, бог даст, подберешь себе другое занятие, а это место уступишь кому-нибудь другому.

— Ты прав, брат Али, — сказал я.

— А насчет ночевки не беспокойся, — вмешалась Гюльджан. — Найдется у нас для тебя матрас и одеяло. Ничего, что постелим на полу у входа, все лучше, чем под открытым небом.

— Сколько квартир в вашем доме? — полюбопытствовал я.

Али тяжело вздохнул:

— Дом шестиэтажный, на каждом этаже по четыре квартиры, только на последнем — две. Выходит, всего двадцать две. Тяжело на верхние этажи подниматься.

— А сколько вам платят?

— Вроде бы и немало, но деньги здесь прямо в руках тают.

— Так сколько все-таки?

— Чистыми я получаю шестьсот лир, и Гюльджан — триста. Выходит, на двоих девятьсот лир в месяц. Но, как я уже говорил, мы этих денег почти что и не видим, жизнь дорогая.

От этакой суммы у меня аж дух захватило — слыханное ли дело, этакие деньжищи зашибать. У нас в деревне хорошо, если в год заработаешь тысчонку. Чобаны получают полторы тысячи в год. А Теджир с женой имеют без малого десять тысяч в год! Что бы он там ни говорил, как бы ни жаловался, а деньги это немалые. Но я ни слова не сказал ему об этом.