Дмитрий Матяш - Изоляция

• Название: Изоляция
• Автор: Дмитрий Матяш
• Издательство: АСТ
• Жанр: Боевая фантастика
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-079946-6

Смертельный вирус ударил внезапно. В считаные дни рухнула привычная жизнь, исчезли правительства, распались государства, наступил хаос. Вся Восточная Европа превратилась в кладбище.

Но умерли не все.

И те, кто выжил, позавидовали мертвым.

Власть захватили бывшие уголовники. Бандиты и отморозки надели черную форму и стали — Хозяевами. А все остальные превратились в «тягачей», бесправных рабов, тянущих срок в одной огромной Зоне.

«Тягач» Глеб Салманов оказался в непростой ситуации: заклятый враг спас ему жизнь. А взамен попросил выполнить одно деликатное поручение. И Салман, как его теперь называют, согласился. Тогда он еще не знал, что этот путь будет опасен и непредсказуем, устлан стреляными гильзами и пропитан кровью, а за каждым углом, затаившись, его будет поджидать очередная смертельная угроза…

---

— Это потому, что толщина моей книги соответствует толщине твоего узкого лба, бритоголовый неандерталец. Наверное, там просто не осталось места для мозжечка, который и без того не больше крысиного, потому ты такой храбрый. Связываешь, что я говорю, или это сложно для тебя? Может, по слогам разложить?

— Да ты не завидуй моей храбрости, черномазый. Если рискнешь когда-нибудь во двор выйти и перестанешь под стойкой в бутылки ссать, тоже похрабреешь. Да только подсказывает мне что-то, что быстрее я стану мэром Винницы, чем ты подтянешь свою тощую задницу к порогу этой хибары.

— Что я слышу? — театрально округлил карие глаза Калмык. — Это слова того самого смельчака, у которого путь между трамвайными остановками измеряется часами? Того самого, что не выходит из дома зимой, потому что на кустах, за которыми он обычно ныкается, опадает листва? И того, что будет ждать ночи, чтоб перейти дорогу, если где-то рядом тявкают «псы»? Мы говорим об одном и том же герое?

— Ну, если речь о том смельчаке, что я думаю, то я дам тебе бесплатный совет. Если когда-нибудь выпадет случай с ним идти, то делай это на голодный желудок. Потому как палево в виде дорожки «кабачковой икры», которую ты будешь за собой оставлять, ему ни к чему. Разозлит, со всеми для тебя вытекающими, выбивающими и отхаркивающими последствиями.

— Да что ты? А его самого разве не вычисляют за километры только по вони, которая от него исходит? — Калмык сделал вид, будто принюхивается ко мне. — Вах, да наш герой, увлекшись совершением подвигов, малость забыл, что изредка нужно пользоваться мылом! Так что, если тебе когда-нибудь выпадет случай с ним общаться, передай ему, пожалуйста, что я купаю своего Абдулу по четвергам. После него вода почти чистая, хоть умывайся. Блохи разве могут перепрыгнуть, но героевым не привыкать к чужакам. Верно говорю?

— А вот это уже оскорбление. Теперь уж точно давай свою книгу жалоб, я отмечу, что неславянское лицо за барной стойкой, не умея говорить по-русски…

— Может, книга предложений подойдет? — спросили сзади. — Здесь всего семь страниц, как раз осилишь.

В затылок ткнулось что-то холодное и твердое. По лицу Калмыка пробежалась довольная усмешка.

— Что, скин однажды, скин навсегда? — спросили оттуда же. — Или как там звучат ваши дебилоидные слоганы?

Внутри бара враз стало тихо, только слышно как потрескивает дровяная плита на кухне. Даже шпана в углу притихла, вперили пацаны полуоткрытые глаза на фигуру у меня за спиной. Рты раскрыли.

— Скин никогда не зайдет в бар, где водку разливает хачик, — отвечаю я. — Ты меня с кем-то путаешь.

— Мужики, у вас все нормально? — наклонившись над столом, спросил один из «сыновей».

— Да, — поднял руку Калмык, заулыбался, — у нас все отлично. Гражданин ошибся дверью, он уже уходит.

— Хрен ты угадал. Клиент всегда прав, так что наливай давай. Мне и этому гамадрилу с «тэтэшкой» без патронов, — киваю себе за спину. — Ну и себе, если по-прежнему газолинишь на рабочем месте.

Калмык снова усмехнулся. Мол, чего не сделаешь, чтоб смягчить агонию проигравшего?

Ствол от затылка убрали, и я повернулся к стоящему позади человеку лицом.

— Обижаешь, Салманыч, с патронами я, — сказал заросший пышной черной щетиной здоровяк, выставив напоказ черные прорехи в обоих рядах зубов.

Варяг. Вольный тягач из Замостья,[11] в начале миллениума чемпион Европы по толканию ядра. Громадина под два метра ростом, заменившая шею трапецией, и с торсом таким, что хрен обхватишь. Злой гном и добрый верзила в одной упаковке. Нелюд ко врагу и щедрая душа для тех, с кем поддерживает дружеские отношения. Мы с ним не были друзьями в прежнем понимании мной этого термина, в теперешних условиях я даже не знаю, кого можно так назвать (ибо друг равно доверие, а где оно?), но, когда он вот так обнимает тебя за плечи и добродушно хлопает по спине, забывая что там пушка, ну друзья мы, и все тут. В эту минуту настолько возвращаешься к прежней жизни, что даже забываешь, где ты и что ты пережил. Становишься обычным «закадычным другом», как говорил Жека, готовым захмелеть в компании с этими людьми и поделиться с ними любыми своими бедами.

Но миг этот угасает так же быстро, как выкресанная из пустой зажигалки искра. Чиркнула — и погасла. Как только он прекращает тебя хлопать по спине своими ладонями-сковордками, так и прекращается благолепный порыв. Желание поделиться бедами отделяется от озвучивания толстым слоем глухих стен, и вскоре ты уже понимаешь, что это было бы крайней глупостью. И благодарствуешь внутреннему стопору за сдержанность.

В баре восстановился прежний «рабочий» шум, зазвенели вилки, застучали гранчаки, возобновились прерванные диалоги.

— Всегда так приветствуете друг друга? — Усевшись на стул рядом, Варяг убрал ТТ в кобуру на поясе и метнул бесхитростный взгляд на бармена.

— С лет восемнадцати, — ответил Калмык, поставил на зацарапанную стойку три рюмки, налил из двухлитровой бутыли по полной. — Ты не смотри, что он выглядит на тридцать, уровень развития у него навсегда завис на отметке восемнадцать. Хорошо созрел, чтобы водку пить.

— О, это заявление человека, который настолько продвинулся в развитии, что до тридцати так и продолжает тереть стаканы и убирать за клиентами блевотину, — отвечаю я. — Мне так, конечно, не жить.

— Харе вам, пацаны, — вскинул косматыми бровями Варяг. — Завязывайте.

— Не поддавайся, — посоветовал ему один из шедших к выходу «сыновей», — они так до вечера могут. За*бешься встрявать.

— За встречу, — Калмык первым поднял рюмаху.

Почокались, выпили. Ух, это не жеманный Жекин шмурдяк. Пошла по кишкам огненная вода, по мозгам что боксерской перчаткой ударила. И все равно, памятуя о древней традиции, Калмык не стал выжидать приглашения, чтоб налить снова. Бахнули без слов. А потом еще. Вот после третьей состояние уже стабилизировалось. Теперь можно и расслабиться.

— Чего слышно в вашем датском королевстве, Калмык? — спрашиваю, поставив рюмку.

— О пальбе на «Урожае» слыхал? Ночью было.

— Хм, — чтобы изобразить удивление, пришлось постараться. — А что, кто-то на «договский» торжок разинул роток?

— Говорят, «старогородские» парни, муки отщипнуть захотели, а в павильоне засада была, — постукивая донышком рюмки по столу, сказал Варяг. — Жопа бы им там, но «дог» один был подсадной. Боевых товарищей с «конфетки» вскрыл. Муки только х*й взяли, — громила злорадствующе хмыкнул, показал прорехи в частоколе зубов. — Песок в мешках был. На понт лохов бездарных приманили.

М-де. Еще и лохом обозвали, думаю. А инфа, однако, распространяется быстро. И заметь, ни телефона нет, ни газет, ни телевизора, а по хрен — все в курсах. Конечно, неточность инфы возрастает пропорционально скорости, и не исключено, что до вечера к этой сводке добавится еще парочка пикантных подробностей. Но, в целом, это мне даже на руку. Чем отдаленнее будут слухи от правды, которую знали только я и бывший «дог», тем спокойнее я себя стану чувствовать. Вот уже и «старогородскими» нас назвали (благодаря Рябе, который долгое время скитался по Старому городу, где и примелькался). Чем дальше они станут искать нас от Вишенки, тем лучше.

Да только по глазам этим раскосым и губам небрежно выгнутым вижу, что владеет Калмык более интересной, точной и существенной информацией, чем Варяг. Знаем-с, подождать лишь надо, пока натешится он своим положением Калмыка Всеведающего и убедится, что наша осведомленность на уровне пятиклассника, изучающего женскую анатомию по учебнику. Сам расскажет, не выдержит такой пытки.

— Никакие они не старогородские, — наконец поведал он. — Здешние и старик, и Гунар, — «водила», в уме отметил я, — и Ряба. Этот пару дней назад у меня был, патроны под «макара» долгануть хотел. Говорил, может рассчитаться товаром. Я бы сыпанул ему щепоть, да у самого тогда не было. А «пес» этот, что ты говоришь, подмазали ему, — Калмык снизу вверх посмотрел на Варяга, хитро осклабился — реальный падла, еханый бабай.

— Чего это? — пытаясь казаться как можно невозмутимее, спросил я.

— Ну потому что, Салман. Нанай хер к носу прикинул, промотал чего-то в башке своей и понял, что в последнее время, если западляч этот с группой шел, возвращался один. Типа, повезло, бежал. А на базе корчил из себя мученика, слюни пускал. Вот его и брали, как пробника, понимаешь? Чтоб не жалко было, если тягачье порежет. Падла? Падла. Но я бы руку ему пожал, — и посмотрел на меня так, будто я знал его лично, эдакую звезду шансона Жеку Пятничанского.

Рентген херов. Впрочем, наверняка он ничего знать не может, так что пусть не купается у меня в глазах, не на свидании.

— Наливай, чего втыкаешь? — говорю, а сам вспоминаю, как к Жеке обращались ночью в павильоне Левон с пулеметчиком. Обещали устроить драянье очек. Так, будто бы они часто ему такое устраивали.