Александр Бушков - Провинциал, о котором заговорил Париж

• Название: Провинциал, о котором заговорил Париж
• Автор: Александр Бушков
• Издательство: ОЛМА Медиа Групп
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-373-03046-5

Не секрет, что в «Трех мушкетерах» А. Дюма исказил настоящую историю Франции. Александр Бушков перепроверил все факты и описал жизнь мушкетера, опираясь на реальные исторические события времен правления Людовика XIII.

Книга также выходила под названием «Д'Артаньян, Гвардеец Кардинала».

---

— А ведь верно! — воскликнул д'Артаньян. — Отчего же он медлил, коли сгорал от любви?!

— Потому что он в первую очередь политик, а уж потом — беззаветно влюбленный. Всю эту неделю он трудился, как пахарь. Раздавал полновесное английское золото, вербуя сторонников английской короны… и, как легко догадаться, отнюдь не среди третьего сословия.

— Среди дворян?!

— Дорогой д'Артаньян, вы слишком молоды и не успели свыкнуться с некоторыми вещами…

— Черт меня… о, простите! Монсеньёр, я еще понимаю гугенотов — они открытые враги веры и престола, нет ничего удивительного в том, что они берут иностранное золото и приглашают на французскую землю чужеземных солдат… Но когда парижская знать…

Ришелье усмехнулся:

— По-вашему, когда тридцать семь лет назад испанские войска заняли Париж, с захватчиками сотрудничали исключительно люди нетитулованные? Как вы наивны, шевалье…

— Ах, вот оно что… Он раздавал золото…

— И немало, смею вас заверить. В Париже уже составилась проанглийская партия. Это политика, любезный д'Артаньян. Там нет чувств и идеалов — одна целесообразность. Если смерти министра или свержения законного короля можно добиться только с помощью чужеземного золота и чужеземных же войск — будьте уверены, заговорщики без колебаний возьмут и то, и другое…

— Вот еще одна причина, чтобы не отказываться от вашей службы, — сказал д'Артаньян, упрямо выпятив челюсть. — Знаете, монсеньёр, мне раньше казалось, что весь мир состоит из нашего прекрасного Беарна. А оказалось, Гасконь — это только часть Франции… Но что же мне в этой ситуации делать, ваше высокопреосвященство?

— То есть как это — что? — поднял брови Ришелье. — Возьмите эту записку. Мой казначей незамедлительно выдаст вам триста пистолей. Вы заберете назад вот это, — он повертел в тонких сильных пальцах особым образом изуродованную монету. — И немедленно отправитесь в Нидерланды, в гостиницу «Зваарте Зваан»… А как же иначе? Поручения особ столь высокопоставленных, как герцог Анжуйский и принц Конде, и столь очаровательных, как герцогиня де Шеврез, следует выполнять со всей скрупулезностью и надлежащим рвением… А если без шуток, д'Артаньян, — мы обязаны действовать. Никто, кроме вас, не подобрался столь близко к самому центру заговора…

Глава седьмая, где молодой живописец самым честным образом зарабатывает пятьдесят пистолей, амолодому гасконцу предлагают значительно больше, но за делагораздо более бесчестные…

Быть может, гостиница «Зваарте Зваан» и располагавшийся на первом ее этаже трактир с тем же названием и считались самыми первосортными в славном городе Зюдердаме. Даже наверняка. Не во всяком парижском заведении для благородной публики встретишь столь роскошную обстановку: просторный зал, выложенный плиткой, балки под потолком натерты воском, окна вручную раскрашены разноцветными пейзажами и цветами, столовые приборы великолепны, имеется даже оркестр, пристойно услаждающий слух господ посетителей…

Вот только развлечения здесь были какието предосудительные. В соседнем зале, вместо того чтобы играть в мяч или в шары, как все приличные люди, шумела и гремела странная, на взгляд д'Артаньяна, забава — там протянули под потолком веревку, привязали к ней бочонок с живехоньким котом внутри, и господа присутствующие по очереди метали в означенный бочонок тяжеленные дубинки, отчего грохот стоял несказанный, словно при осаде крепости, но остальные относились к этому с полнейшим равнодушием. Д'Артаньян поначалу решил, что встретился с шайкой каких-то пьяных гуляк, перепробовавших все мыслимые развлечения и воспаленными своими мозгами измысливших нечто извращенное, но из расспросов выяснилось, что никакое это не извращение, а обычная, можно сказать, ежедневная трактирная игра, в которой принимают участие люди из самого благородного общества, азартно делая ставки, а выигрывает тот, кто окончательно прикончит несчастную животину, каковую продолжают осыпать градом дубинок и после того, как бочонок разлетится на клепки.

Д'Артаньян никогда не питал особой любви к котам, предпочитая, как многие провинциальные дворяне, лошадей, охотничьих собак, а то и, если средства позволяли, ловчих птиц, но такое вот мучительство было ему никак не по сердцу. «И что они к бедному животному прицепились? — думал он, попивая неплохое вино. — Если нужно тебе прикончить кота, поступай, как все нормальные люди — возьми за хвост да приложи башкой об стену, вот и все дела. И нечего устраивать из этого публичное зверство. Ха! И эти люди еще упрекают нас, что мы порой спалим на костре — по приговору суда, между прочим, — пару-другую гугенотов или еретиков… Впрочем, они тут все сами гугеноты, что с них взять… Видела бы госпожа де Кавуа, столь старательно отвращавшая меня от азартных игр, эту ! А видел бы монсеньёр, любитель кошек! Войну бы им объявил, наверное, и завоевал бы к чертовой матери!»

Вообще страна, где ему довелось пребывать, была, по сложившемуся уже у д'Артаньяна стойкому убеждению, какая-то нелепая. Дома кое-где расположены ниже уровня моря, и паруса кораблей виднеются выше черепичных крыш; крестьяне покупают картины, словно господа; у них тут есть правитель, тот самый статхаудер, из благородного дома принцев Оранских, но власти у него, пожалуй что, нет никакой; страна помешалась на цветах вроде тюльпанов, и за редкую луковицу платят столько, что в Париже на эти деньги можно было бы купить домик; садовникам, будто они благородные шевалье, даровано право ношения шпаги, но вызовов на дуэль они, извращенцы, решительно не принимают (д'Артаньян уже осторожненько наводил справки), так что решительно непонятно, зачем им нужна шпага на боку, грядки пропалывать, что ли, или в камине ворошить?! И почти они все тут гугеноты — даже не гугеноты, собственно говоря, а кальвинисты, начиная с принца Оранского, и есть еще какие-то анабаптисты, меннониты, ремонстранты, арминиане и даже приверженцы загадочной армянской церкви — полюшко непаханое для святой инквизиции…

Впрочем, справедливости ради д'Артаньян признавал за здешней страной и ее обитателями и кое-какие положительные стороны. Вино тут было отличное, пиво неплохое, девицы, как прошлой ночью выяснилось, не ломаки и недорогие, а, кроме того, курение травы никотианы в Нидерландах процветало несказанно. Чем д'Артаньян пользовался беззастенчиво — ведь госпожа де Кавуа вовсе не брала с него клятвы не заниматься этим в Нидерландах, все запреты касались исключительно Франции…

Дым стоял в зале, словно над артиллерийскими редутами. Достаточно было поманить услужающего и согласно лексикону той эпохи распорядиться: «Любезный, я хочу испить трубочку никотианы!», как тебе мгновенно доставляли заказанное. Д'Артаньян, торчавший тут уже три дня, успел узнать, что в здешних домах обустроены особые комнаты, куда хозяйка сгоняет всех курильщиков, а иные невесты, выходя замуж, требуют внести в брачный контракт пункт, согласно которому будущий супруг никогда не будет пить в доме никотиану, или тобакко, как здесь еще называют американскую траву.

Еще одно несомненное достоинство — тут каждый второй говорил по-французски, что очень облегчало жизнь «шевалье де Лэгу». Увы, в настоящий миг ему казалось, что трехдневному безделью пришел конец и на горизонте обозначилась несомненная опасность…

Д'Артаньян давно уже приглядывался к столику в углу, где сидел молодой, не старше его самого, человек в скромной одежде и, то и дело бросая на гасконца — именно на него, никаких сомнений! — пристальные, пытливые взгляды, что-то упорно царапал на листе желтоватой бумаги новомодным приспособлением под названием карандаш.

Это продолжалось уже довольно долго, и д'Артаньян всерьез стал подозревать, что имеет дело со шпионом, беззастенчиво, в открытую записывавшим какие-то свои наблюдения. Вполне возможно, что уже вскрылась история с фальшивым Арамисом и за д'Артаньяном следили агенты заговорщиков, — то-то три дня никто не дает о себе знать…

«Может, выманить его под благовидным предлогом на улицу, завести в темный уголок и проткнуть шпагой? — по-деловому размышлял д'Артаньян. — Пока-то хватятся… А труп, пожалуй что, можно скинуть в канал. В городе, где на каждом шагу текут каналы, словно нарочно созданные для утопления убранных с пути шпионов, грех не использовать такую возможность… Точно, шпион. И вон тот капуцин с нахлобученным на нос капюшоном, что второй час сидит над стаканом вина, тоже выглядит крайне подозрительно — где это видано, где это слыхано, чтобы монах цедил жалкий стаканчик вина битый час?! Да настоящий монастырский житель обязан за это время с парой кувшинов управиться! И это шпион, ясное дело!»

Он пытался, как мог, угомонить разошедшуюся фантазию, но ничего не удавалось с собой поделать, — как всякому новичку тайной войны, ему повсюду мерещились шпионы, в невероятных количествах сновавшие вокруг. Все подмеченные жесты казались тайными знаками, а невинные реплики окружающих — исполненными двойного смысла. Рошфор, наскоро объяснивший ему кое-какие ухватки, которыми должен владеть опытный лазутчик, как раз и предостерегал от подобных крайностей, но сейчас д'Артаньян, удрученный, раздосадованный и удивленный тем, что за три дня никто к нему так и не подошел, не назвал пароля и не показал монету, особым образом продырявленную и изрезанную, сидел как на шильях…