Джеймс Делингпоул - Едва замаскированная автобиография

• Название: Едва замаскированная автобиография
• Автор: Джеймс Делингпоул
• Издательство: Амфора. ТИД Амфора
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-367-00531-8

Вы молоды, амбициозны, наивны и циничны одновременно. Вы любите женщин, но теорию с практикой пока не соединили. Вы только что поступили в Оксфорд, а на дворе — 1984 год. И открытия, которые вас ждут, вполне могут быть открытиями как восхитительными, так и… э-э… не очень.

Но попробовать стоит.

---

— Я имела в виду — до этого, — говорит она.

— Да всякие мелочи, — говорю я, чувствуя растущее напряжение. — Какой-то дерьмовый ленч для прессы в Национальной галерее по поводу новых приобретений. Наверно, слышала о Лукасе Кранахе Старшем? Я — нет. Потом ленч с Мариэллой, потом нужно закончить это проклятое книжное обозрение, а я все еще не могу решить, нравится мне книга или нет, потому что…

— Мариэллой Фрострап?

— Угу. Да.

— Ты об этом молчал.

Я чувствую, как краснею, что совершенно несправедливо. Повторяй за мной: мне не за что чувствовать себя виноватым.

— Мы договаривались давным-давно. Наверно, я тогда тебе говорил.

Когда Симона злится, ее глаза темнеют. Как будто в нее вселяется дьявол. Это и происходит сейчас.

— Нет, — выпаливает она.

— Что — нет?

— Нет, ты никогда не говорил мне, что собираешься обедать с Мариэллой Фрострап. Такую вещь я бы запомнила.

— Ты так говоришь об этом, что можно подумать, будто мы забронировали отель, а не договорились пообедать.

— Кто знает.

— Черт подери, ты же сама встречалась с ней. Она не такая. Кроме того, у нее есть приятель.

— Уверена, что это ее никогда не останавливало.

— Как ты можешь быть такой злопамятной. Ты же говоришь об одном из моих друзей.

— Хорошо. Значит, ты на ее стороне против меня?

— Мне тебя просто жаль. Ты совершенно жалкая женщина.

Я наливаю себе еще, умышленно обходя Симону, и скручиваю сигарету. Скручиваю методично, с совершенно напускным спокойствием, обдумывая при этом способ совершенно сокрушить Симону. Идеальный способ — ничего не делать. Больше всего она ненавидит, когда я становлюсь холоден и молчу. Проблема в том, что мой мозг настолько помутился от ярости, что я вряд ли смогу выдержать.

— Вот что происходит, когда я говорю правду, в следующий раз я сначала подумаю, стоит ли, — говорю я.

— Ты и в этот раз не собирался говорить правду.

— Чушь какая. Ты спросила, и я тебе сказал.

— А если бы не спросила, ты никогда и не сказал бы.

— Интересно, а почему бы это? Конечно не потому, что ты со своей жалкой ненадежностью и паранойей обычный ленч со знакомой превратишь в настоящий любовный роман.

— Значит, ты все-таки врал мне.

— Боже, о чем ты? Когда?

— Ты сказал, что давным-давно говорил мне об этом ленче. Теперь ты признаешь, что не говорил, потому что боялся.

Это то, что я ненавижу в спорах: когда кто-то цитирует твои слова и приходится мгновенно вспоминать, действительно ли ты это сказал или это только по их словам ты это сказал. Женщинам этот фокус очень хорошо удается.

— Я сказал, что мне казалось, что я говорил тебе, — говорю я.

— Замечательно. Ты боишься сообщить мне об обычном ленче. Если он такой обычный, как ты сказал, почему ты так разволновался?

— Сдаюсь. Сил больше нет.

— Потому что ты знаешь, что я говорю правду.

— Потому что ты, Симона, как эта проклятая испанская инквизиция. Ты ждешь только одного ответа: «виновен». И ты не остановишься, пока не получишь его.

В таком глупом и бессмысленном духе ссора продолжается почти весь вечер — с коротким перерывом на пиццу и несколько более долгим, когда мы решаем уладить отношения с помощью секса. К несчастью, я так расстроен несправедливостью всей этой истории, так возмущен горячим желанием Симоны излить из себя всю злобу, так напуган очевидностью мотивов, по которым она начала эту ссору, что не могу возбудиться.

В итоге все становится еще хуже. Моя неудача с эрекцией дает Симоне железное — хорошо, желейное — доказательство того, что я ее больше не люблю и думаю только о завтрашнем ленче, который я, бесспорно, собираюсь завершить страстным сексом с Мариэллой Фрострап.

— Если ты так настроен, прекрасно, — говорит Симона. — Проваливай домой и займись онанизмом.

— Спасибо, Симона. Ты, как всегда, полна благожелательности.

— Что? Прошу прошения? Это я должна проявлять благожелательность к тому, для кого я стала настолько не привлекательна, что он не хочет секса со мной?

— Для женщины, у которой было столько мужчин…

— Пошел ты к черту!

— …ты обладаешь довольно слабым представлением о мужской психологии. Мы можем трахать женщину, которая страшна как смертный грех, без ущерба для эрекции…

— То есть вот так ты меня представляешь себе. Великолепно.

— Симона, ты не похожа на смертный грех. Даже отдаленно. Ты — одна из наиболее сексуально привлекательных девушек, которых я когда-либо трахал.

— Спасибо.

— Я серьезно.

— Но не такая привлекательная, как Мариэлла.

— Я это сказал?

— Тебе и не нужно было это говорить.

— Да, даже мои комплименты ты используешь против меня…

— Одна из наиболее привлекательных девушек, которых я когда-либо трахал? Куда там Шекспиру.

— И все же это был комплимент.

— Докажи.

— Ты знаешь, что не могу. Не в данный момент.

— Да, и знаю почему.

— Знаешь, что меня действительно убивает в этом? Больше всего убивает в этом бессмысленном, впустую потраченном вечере? То, что мне даже не нравится Мариэлла.

Она качает головой и театрально изображает глубокую скорбь вместо гнева.

— Тебе не нравится Мариэлла?

— Нет.

— Сладкий мой, — она использует нежное обращение в самом вольном смысле. — Сладкий мой, — говорит она нежно, — ты сегодня произнес чудовищное количество вранья, но это превосходит все прежнее.

— Мне не нравится Мариэлла Фрострап, — повторяю я.

Она оглядывает комнату в поисках воображаемой аудитории и закатывает глаза.

— МНЕ, ЧЕРТ ПОДЕРИ, НЕ НРАВИТСЯ МАРИЭЛЛА ФРОСТРАП, ЧЕРТ ЕЕ ПОДЕРИ, — вру я.

В конце сеанса, во время которого я рассказываю своему психоаналитику эту печальную историю, она дает мне печатную брошюрку о том, какое поведение правильное и какое нет в отношениях пар. Я ее выкинул и потому не могу привести дословно, но, по-моему, там были фразы такого типа: «Я имею право на выражение своих чувств и понимание их. У меня нет права навязывать свои чувства другим без их согласия».

А может быть, и не так. Может быть, какие-нибудь психоаналитики читают это сейчас и думают: «Мы такой пустой болтовней никогда не занимались! Он ничего не понял! Что за урод! Отвратительный тип!» Смысл, однако, в том, что после того как я прочел этот перечень — через несколько недель после того, как Кэсс дала его мне, и с большой неохотой, потому что я не люблю такие вещи, напоминающие домашнее задание, — я понимаю, что Кэсс пытается сообщить мне что-то своим психотерапевтическим, неосуждающим способом. А именно: раскрой глаза, ты, бесхарактерный слизняк, помыкаемый девкой. Эта женщина просто издевается над тобой. Не уступай ей или освободись от нее.

Судя по всему, первый вариант отпадает. Если ты встречаешься с кем-нибудь два или три года и установил все основные правила ваших отношений, нельзя вдруг повернуться кругом и сказать: «Извини. Я только сейчас понял, что ты эгоистичная и деспотичная сука. С этого момента тебе придется совершенно изменить себя и не мешать мне делать все что заблагорассудится». Сами посудите. Вы же видели, что представляет собой Симона. Сказать ей такое? С таким же успехом можно разорвать отношения в тот же самый момент.

Что, конечно, столь же невозможно, как и первый вариант. Конечно, у Симоны есть недостатки. Но если бы она была столь дурна, не стал бы я ведь встречаться с ней так долго? Это моя первая настоящая связь, и тому есть причины. Может быть даже, она и есть та Единственная. К счастью, я придумал хитрый третий вариант.

* * *

Теперь на наших сеансах я вообще не буду упоминать Симону. Я стану говорить о других своих проблемах. Главная из них, конечно:

— …этот чертов отдел новостей. По-моему, они относятся ко мне как-то несерьезно.

— Как вы считаете, отчего это?

— Ну, по-моему, это очевидно. Потому что я учился в Оксфорде, потому что мне не пришлось мучиться в местной газетенке. Потому что я специалист, а не обычный корреспондент. Вот так. Это война классов. Там, где громкие материалы, там офицеры, а где обычные новости — унтеры и рядовые. И это очень досаждает. И причина, по которой они выбрали тебя, никак не связана с тем, что ты умеешь хорошо работать.

— Вы умеете хорошо работать?

— Если тема подходящая. Например, на днях нужно было сделать приятную вещь — написать о Дирке Богарде. По существу, мне пришлось поговорить с ним в течение часа и выбрать самые интересные высказывания. И получилось здорово: мы с ним поладили, статья имела успех.

— Но вам не всегда дают подходящую тему?

— Нет. Чаще всего — нет. Обычно это рядовая хроника — например, слушать вранье на пресс-конференциях Королевской оперы; писать обзоры PSI. Не стану вам рассказывать, что такое обзор PSI, потому что усыплю вас.