Нил Никандров - Иосиф Григулевич. Разведчик, «которому везло»

• Название: Иосиф Григулевич. Разведчик, «которому везло»
• Автор: Нил Никандров
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: 5-235-02825-2

Книга посвящена одному из наиболее выдающихся советских разведчиков. Выходец из скромной литовской караимской семьи, он с успехом защищал республику в Испании; участвовал в устранении Троцкого; был нашим резидентом в Латинской Америке во время Второй мировой войны, сорвав поставки стратегических грузов в фашистскую Германию.

После войны «работал» послом Коста-Рики в Италии и Югославии, был своим человеком в Ватикане, оставаясь сотрудником нелегальной разведки… Чрезвычайная одаренность помогла раскрыться ему «на пенсии»: он стал одним из крупнейших отечественных ученых-историков, лучшим знатоком проблем Латинской Америки и католической церкви, автором многих книг и статей (некоторые — под псевдонимом И. Лаврецкий), в том числе первой биографии на русском языке Эрнесто Че Гевары.

Вклад этого человека в успехи нашего государства по достоинству до сих пор оценить сложно. Первая серьезная попытка сделать это — предлагаемая читателю книга, написанная на большом массиве неизвестных материалов.

---

На политические темы Иосиф предпочитал не говорить, потому что никогда не испытывал позывов к диссидентству. Однако свое отношение к проблемам, переживаемым Советским Союзом, особенно в эпоху «позднего Брежнева», выражал откровенно. Друг Григулевича приводит такой случай: «Помню, при очередной нашей радости от получения праздничного “заказа”, он, грустновато улыбаясь, произнес: “Н-да, если килограмм полукопченой колбасы и пакет гречки — и это в Москве! — можно добыть только таким образом, — плохи дела”». Когда в начале 1980-х в «определенных кругах» стала входить в моду Джуна, а вслед за ней другие экстрасенсы, Иосиф Ромуальдович поставил свой диагноз: «Это — вернейший симптом загнивания. Так было в начале века, когда царизм шел к концу. Вспомните Распутина и прочих».

* * *

Пользовался ли он навыками разведчика в своей «гражданской жизни»? Постоянно, иначе он не был бы «Танкистом». Об одном таком случае вспоминал Херонимо Каррера, известный венесуэльский публицист. В начале 80-х годов в Праге проходил Всемирный конгресс сторонников мира. Каррера и члены делегации Венесуэлы обратили внимание на то, что среди советских делегатов нет Григулевича, который ранее неизменно участвовал в подобных форумах. Не успели они обменяться сожалениями по этому поводу, как у входа во Дворец культуры, где проходил конгресс, появился Григулевич. Венесуэльцы считали русского автора великолепных книг о Боливаре и Миранде почти «своим» и стали наперебой приглашать его на заседание. Он не без сожаления ответил, что у него нет пропуска на конгресс, поскольку он приехал в Прагу по другому поводу и оказался у дворца только для того, чтобы встретиться кое с кем из латиноамериканских друзей и заказать им статьи для журнала «Общественные записки». Вопрос был тут же решен: Каррера «занял» документ у своего соотечественника Энрике Васкеса Фермина, который был как две капли воды похож на Григулевича. «По характеру Иосиф был типичным латиноамериканцем, — вспоминал Каррера, — долго упрашивать его не пришлось. Он взял пропуск и с невозмутимым лицом и уверенной походкой партийного начальника направился к дверям. Чехословацкие охранники внимательно “сверили” фотографию с “оригиналом” и ничего не заподозрили».

В России разведывательные навыки требовались Григулевичу куда чаще. Прежде всего для проникновения за официальные двери, обитые дорогой кожей, чтобы на личной основе «пробить» очередной научный проект, не находивший поддержки у бюрократов. Как правило, это удавалось, хотя потом Григулевичу приходилось бессонными ночами «корректировать» научно-исследовательские опусы ответственных лиц, желавших «остепениться». Свою внешность преуспевающего иностранца Григулевич нередко использовал, чтобы пройти в гостиницы системы «Интуриста» для покупки зарубежных газет. Делал он это с высочайшим артистизмом. А сколько усилий стоило Григулевичу «обезопасить» защиту диссертаций подопечных аспирантов! Сколько матерых «оппонентов» было обезоружено энергетическим полем его обаяния и не раз проверенной в прошлом тактикой выявления у противника наиболее «уязвимых мест»!

Ездить на черноморские и балтийские курорты Григулевич не любил. Возраст и приобретенные недуги все больше давали о себе знать, вносили неизбежные коррективы в его динамичный, безжалостный к самому себе образ жизни. Для «поправки здоровья» он предпочитал подмосковный санаторий «Узкое», куда привозил очередную начатую рукопись, нужные архивные материалы и коробки с книгами. Трехнедельная лечебная путевка предоставляла ему благословенную возможность для творческой работы. В перерывах Григулевич неторопливо прогуливался, слегка прихрамывая, по аллеям санатория — невысокий, грузный, широкоплечий, с крупной головой мыслителя, обдумывая очередные страницы труда или только что прочитанную книгу.

По привычке он тщательно следил за всем, что происходило в США и странах к югу от Рио-Гранде. Конечно, Григ мечтал снова побывать в тех странах Америки, где прошли его молодые боевые годы. Но об этом и речи быть не могло, потому что «компетентные органы» не без основания считали, что бывший резидент — вероятный объект для провокаций со стороны западных спецслужб. Куба и страны народной демократии — таковы были позволенные заграничные маршруты Григулевича-академика.

Он перерабатывал горы книг, журналов и газет, поступавших к нему по разным каналам из-за рубежа, и хорошо знал о судьбе людей, с которыми «ходил в разведку» в 30— 50-е годы. О многих из них часто писали. Еще бы, это были видные дипломаты, ученые, политики, писатели, искусствоведы, художники, а иногда сотрудники спецслужб, достигшие солидных постов. Григулевич радовался успехам своих далеких друзей и заочно соревновался с ними. Его кредо звучало вопиюще эгоистически по меркам советского времени: «Главное — личный успех, максимальная самореализация — императив!» Под занавес своего земного пути Иосиф Григулевич добился всего, почти всего, что планировал «на вторую половину жизни» в те морозные декабрьские дни 1953 года, когда «прошлое» — завершилось, а московское «будущее» только-только началось.

Со своим прежним начальником Наумом Эйтингоном, который был осужден за «связь с бандой Берии» и просидел во владимирской тюрьме двенадцать лет (1953—1964), Григулевич встречался крайне редко и всегда случайно. На улице, в коридорах какого-либо издательства или в букинистическом магазине. Эйтингон при жизни так и не добился реабилитации и вполне справедливо чувствовал себя человеком ущемленным. Система, для процветания которой он принес столько жертв, предательски отторгла его, превратила в изгоя. Эйтингон никогда не козырял своими достижениями в разведке. Но в ее архивах есть сотни дел с материалами успешно проведенных операций. Именно он завербовал легендарного Рихарда Зорге и долгое время работал с ним. А как не вспомнить о «раннем» Абеле, о создании особого диверсионного отряда Дмитрия Медведева, получении из гитлеровского Генштаба сведений об операциях «Средняя Волга» и «Кремль», безошибочных ходах в «атомной разведке»…

После освобождения из тюрьмы Эйтингон не без труда устроился переводчиком в издательство «Международная книга», где нередко поражал своих коллег мастерством переводов, глубиной проникновения в смысловую суть иностранного текста. Со временем Эйтингон «вырос» до редактора. Жил в обычной однокомнатной квартире среди старой и скромной мебели. В последние годы жизни Эйтингон получал рядовую пенсию и донашивал одежду, купленную сразу после войны. С Григулевичем он говорил о чем угодно, но не о своих нерешенных проблемах. Слишком велик был контраст в их положении. Человек, которого он знал под псевдонимами «Юзик» и «Фелипе», стал преуспевающим ученым, автором «бестселлеров» престижной серии «ЖЗЛ». Вот оно — везение! Вечный счастливчик! С бдительным ангелом-хранителем за спиной! Нет, не мог Эйтингон при встречах с бывшим подчиненным жаловаться на жизненные неудачи. Григулевич понимал это и мучился от того, что ничем не может помочь «Тому» — постаревшему, с запавшими глазами, в которых угадывалось глубоко запрятанное страдание[98].

* * *

Иосиф считал Леопольдо Ареналя одним из самых близких друзей и отзывался о нем с неизменным уважением.

Перед тем как покинуть Сантьяго-де-Чили, Ареналь, по согласованию с Центром, ликвидировал фирму «Оркред», возвратил деньги пайщикам и развелся с Гладис, объяснив этот шаг получением «нового задания». Она была потрясена известием, но драматических сцен устраивать не стала. В марте 1946 года Леопольдо перебрался в Перу и — с остановками в разных странах — в начале апреля добрался до Мехико.

Леопольдо женился в третий раз, на американке. В январе 1965 года он приехал вместе с ней в Сантьяго-де-Чили. Остановился в доме сестры Берты, которая уже была замужем за бывшим сенатором Сальвадором Окампо. Леопольдо «как бы невзначай» повидался со многими участниками своей сети, и в этих встречах «двадцать лет спустя» ощущалась его острая тоска по прошлому.

Его брат Луис стал довольно известным художником-графиком.

* * *

«Бланко» после многолетнего пребывания в Западной Европе приехал на постоянное жительство в Советский Союз. Орден Красной Звезды и другие награды — свидетельство его успешной работы в странах со «сложной контрразведывательной обстановкой». Были и неудачи. Ему пришлось отсидеть несколько лет в тюрьме одной из западноевропейских стран. Вернувшись, «Бланко» и члены его семьи приняли советское гражданство. После обвала социализма в России под его обломками было погребено многое, но не твердые убеждения этих аргентинцев. И это понятно, они работали на Советский Союз не за деньги, а за великую идею. Жаль, что страна так подвела их. Из-за жарких споров о роли Сталина в истории Григулевич надолго поссорился с «Бланко». Он был убежденным сталинистом, и аргументы Хрущева, высказанные на XX съезде КПСС, его не убедили: «Они слишком тенденциозны, не учитывают исторической обстановки того времени и откровенно мстительны». Иосиф не соглашался с ним, говорил, что необходимость реформ в стране давно назрела и что в идейной закоснелости и окостенелости партии созревала серьезная угроза для всего «социалистического проекта» в целом.