Дмитрий Кравцов - Третий источник

• Название: Третий источник
• Автор: Дмитрий Кравцов
• Жанр: Ужасы и Мистика

Москва. Недалекое будущее. Реконструкция, после которой Астрахань соседнее государство, а въезды-выезды из столицы заперты пулеметами на постах ГАИ. Нулевые уровни заменившие улицы и чипы вместо денег. Одинокий человек с кошкой в двушке на окраине. Порты-разъемы в голове и психокоррекция после горячей точки. Регулярное бухалово и нерегулярные женщины. Случайная встреча с рыжей девицей из Таганрога и кошмар непрекращающейся мистики…

---

Стугун-стугун-стугун…

Это в висках.

Белый конь… Черный конь… Белый конь, черный конь… Белый. Черный. Несутся…

Куда?

Фантик полежал минуту-другую, оглядываясь. Черные кони уносились по равнине, сливались с небесны куполом и растворялись в нем. Белые — уносились и сливались с равниной, терялись в зеленой траве…

Стугун-стугун-стугун…

Фантик изловчился и ухватился за коня… Попался черный… Выбирать не приходится!.. Вцепился в гриву, и конь поволок его за собой… мгновенное ощущение раздвоенности… Как будто выпрыгиваешь сам из себя…

Щчик! Черная машина въезжает во двор… Первый пошел… Щчик! Вспухает багрово-черное облако… Второй… Щчик! Разрубленные собаки в свете фонаря… Третий… Щчик! Сварщик с окровавленным подбородком… Четвертый… Щчик! Еще один…

И еще. И еще. Щчик-щчик!

И вот уже целая вереница Толянычей тянется через равнину, взмывает за конем вверх, растягиваясь, словно Мышонок на излете. И каждый мертвой хваткой вцепился в предыдущего, а он сам непостижимым образом ощущает себя лежащим на дне неправдоподобной гигантской зеленой чаши…

Стугун-стугун-стугун…

Конь растворяется в черноте…

Щчик-щчик! Он вернулся в свое тело, и возвращение мучительно, и душный полог рвется над головой…

Щчик! Он выныривает… Потолок низко… И луна… Одна луна, две луны, три… Целых пять лун…

И разговор…

* * *

— Видал, как он Рубику влепил? Наповал! Вот гад!

«Это обо мне что ли?» — он повернул голову в сторону стугун-стугун-стугун — все-таки это гудит в висках.

Толяныча отчетливо тошнило, что-то внутри так и просилось наружу… «Отборный»?

— Очухался, смотри-ка. Глазки задвигались!

«Кто это говорит?» — Он приоткрыл глаз, и сразу же зрачок резанула острая боль. Глаз заслезился, и сквозь эти слезы неявно различалось неопознанное джинсовое колено. Чье?..

Он дернул головой, и это что-то вырвалось, изверглось наружу струей черной желчи.

— Ах ты ж сволочь!!! — И резкая боль пронзает низ живота. Еще и еще… — Будем пиздить, пока не обоссышься!!!

«Ну и черт с вами! Плевать…» — после той дряни, которую ему брызнули в лицо, нестерпимо жгло кожу, а пересохшие слизистые глаз казались посыпанными толченым стеклом, так что еще одно неудобство ничего не решает.

Толяныч попытался пошевелить хоть одной какой-нибудь конечностью, но даже не определил, есть ли они у него — то ли он парализован, то ли связан так, что всякое кровообращение в теле прекратилось. Очень хотелось пить.

— Извиняйте, мужики… Это у меня будильник… сработал… Как вас увидел, так затошнило… Не удержался, понял? — Говорить было чертовски трудно, язык распух, как у повешенного, но вышло более-менее членораздельно.

— Ты глянь, эта сволочь обоссатая еще и хохмит! Ну ничего — недолго тебе осталось. Гришаня, ну чего ты возишься?!! — Толяныч шевельнулся, и тут же получил чем-то твердым по бедру. — Лежи, сука, не рыпайся!!!

Удар был болезненным, ага, стало быть, не парализован, что и требовалось доказать. Это уже хорошо.

А одна из лун продолжала говорить кому-то в глубине салона:

— Ну давай, Гришаня, давай! — И луна повернулась к нему, продолжая назойливо бухтеть. — Сейчас мы тебя еще одной славной штучкой угостим, то-то похохмишь…

Звук, исходящий от луны — бух, бух, бух — словно молотилкой пробежалось по мозгам туда-сюда обратно, вызывая раздражение, зудящее под черепом. Толяныч изогнулся словно выброшенная на берег рыба, напря-а-а-ягся, и его ноги влепились точно в назойливую луну. Затылком он врезался в пол и отрубился от резкой боли — удар по голове, которого он во дворе не почувствовал, теперь сказался. И опять нырнул в благословенную тьму и не успел оценить арсенал приемов, примененных к нему по полной программе…

Очередной раз он вынырнул тоже от боли, но где — не понял. Над ним лютовали двое, тритий их урезонивал:

— Тише, пацаны, тише. А то ведь не довезем. Да тише вы!!!

— Ну да, эта сволочь живучая! — Хрипел один с окровавленным лицом. — Он же мне скулу своротил! А Рубика вообще…

«Ага, значит хоть в одного я тогда все же попал. — вяло, но с отчетливым удовлетворением подумал Толяныч. — Это хорошо…»

Боли он уже практически не чувствовал, а сознание потерял просто что б не видеть эти омерзительные рожи.

СБОЙ:

— …Достаточно! — Прямо на него смотрел огромный круглый глаз. Смотрел не мигая, и в нем Фантик отчетливо увидел отражение себя, крошечного и жалкого. — Отключи капельницу.

«Так я в больнице!» — смекнул Фантик, но ничего врачебного, даже отдаленно относящегося к медицине в этом глазе не было. Он холодно скользил, не фокусируясь, словно опутывал липкими щупальцами. Так мог смотреть какой-нибудь спрут, и взгляд его внушал безотчетное отвращение.

Отвращение и ужас.

Фантик, зажмурившись, лишь бы не видеть этого зрачка, забился в объятиях холодных щупалец, пытаясь вырваться, но не очень-то это получилось. Наконец застыл, обессилев. Замер. Замерз. Умер перед этим зрачком, черным, как колодец ночью.

А глаз вдруг стал отдаляться и далекий холодный голос произнес:

— Он многократно блокирован, но блоки не очень сложные. Думаю, вдвоем мы распутаем их за пару часов. А вот коррекция… Это будет посложнее, хотя, думаю, наш томограф с ней справится.

И чудовищный взгляд снова вцепился в Фантика, он чувствовал это даже сквозь плотно сжатые веки. Всей кожей почувствовал, слизистыми, внутренностями, и некуда было спрятаться. Но щупальца все же разжались, и он с облегчением и даже с благодарностью рухнул с километровой высоты, и падал, падал, падал, пока не достиг своего жесткого ложа. А глаз отдалившись далеко-далеко, обрел наконец лицо с крючковатым носом и недобрым прищуром нормальных, человеческих глаз.

Рядом плавало в пространстве еще одно лицо, на удивление простоватое.

Эти два огромных лица нависали над маленьким, сжавшимся голым Фантиком, он корчился под взглядами, ощущая почти физическое страдание. Что они делают? В нем что-то неожиданно сократилось, будто конвульсия прошла сквозь сознание, крошечный призрачно-серый маленький комочек выстрелил наружу и угодил точно меж бровей крючконосому. Фантик даже вроде бы услышал легкий чмок, когда пущенный им снаряд слился со лбом мучителя. Такой реакции от себя он не ожидал, зато представлял примерно, что произойдет теперь с этим человеком.

Крючконосый страшно заорал, и опрокинулся на спину, исчезнув из поля зрения, но по его выкрикам Фантик понял, что получилось — теперь зарядец пойдет гулять рикошетами по извилинам и, будем надеяться, доберется до поганого чудовища в самой его сердцевине, грязной половой тряпкой стирая сознание и подсознание и черт его знает что еще. Но тут на его лицо легла маска, и второй, простоватый на вид, кричал кому-то невидимому:

— Одного придется изолировать! Одного изолировать!

Бедняга и не подозревал, что Фантик уже пуст, как яичная скорлупа, и что снарядик-то был единственным, и вообще все получилось случайно. Внутренний аккумулятор разрядился полностью.

Но тут он сделал вдох, и увидел, как опускается сверху огромное зеркало и скрывает собою мир, прижимает к поверхности ложа и прессует в эту поверхность, выдавливая орущего от боли Толяныча наверх, и тот захлебываясь своей болью тоже вдыхает и прессуется. А Фантик, уже совсем раздавленный, выныривает наверх, и глотает, ныряет и выталкивает Толяныча. И ныряет, и выталкивает, и ныряет. Словно гигантский молот колотил их, поочередно вбивая друг в друга…

И так бесконечно долго, пока наверху не остался лишь жалкий дрожащий Толяныч со всей своей болью и головокружением, а Фантик погрузился в летаргию, в анабиоз, окончательно раздавленный дьявольским прессом. Это продолжалось немыслимо долго и наконец закончилось. И он опять отрубился, лишь услышав что-то вроде:

— Постарайтесь обойтись без явных увечий. Это важно…

* * *

В очередной раз Толяныч вынырнул из забытья от неясных прикосновений к телу. Над ним склонился какой-то парень и осторожными движениями удалял волосы с тела. Толяныч не возражал, не подавая вида, что он опять здесь, пока не увидел, чем его бреют: огромный, лазерной заточки нож. И работа спорилась. Брадобрей уже перешел к обработке паха.

Толяныч шевельнулся, на что парень прореагировал тем, что отскочил, выставив перед собой секатор. Он явно боялся повторения судьбы крючконосого. Толяныч довольно улыбнулся, однако губы онемели и сложились в кривую гримасу.

— Не бойся, он сейчас безопасен. — Это было сказано академически-спокойным голосом где-то над ухом, а поскольку Толяныч головой вертеть не мог — кстати почему? — то оставалось лишь гадать, какое еще чудовище глубин вынырнет, чтобы схватить его. Он невольно поежился.