Федор Сологуб - Мелкий бес

• Название: Мелкий бес
• Автор: Федор Сологуб
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-02-027129-2

«Этот роман — зеркало, сделанное искусно. Я шлифовал его долго, работал над ним усердно… Ровна поверхность моего зеркала и чист его состав. Многократно измеренное и тщательно проверенное, оно не имеет никакой кривизны. Уродливое и прекрасное отражается в нем одинаково точно». «Мелкий бес» был начат еще в 1892 г., над ним Ф. К. Сологуб (1863–1927) работал еще десять лет. Роман был издан только в 1907 г. и имел колоссальный успех. В 1917 г. Сологуб писал: «Если бы стены наших домов вдруг стали прозрачны, как стекло, мы с ужасом увидели бы, как много злого и страшного совершается в недрах самых на вид счастливых семейств». В романе «Мелкий бес» становятся прозрачны дома российских обывателей и пред нами вскрывается все то злое, зловонное и страшное, что свершается внутри их, и по улицам ходит герой романа, Передонов, чье имя стало нарицательным для выражения тупости, злобности и мертвенности. Современник автора критик А. Измайлов говорил: «Если бы бесы были прикомандированы к разным местам, то того, который определен к нашей провинции, удивительно постиг Сологуб». О русских мелких бесах писали и другие, и этот роман занимает достойное место в ряду таких знаменитых произведений, как «Записки сумасшедшего» Гоголя, «Двойник» Достоевского, «Красный цветок» Гаршина, «Черный монах» и «Человек в футляре» Чехова…

---

В подавляющем большинстве рецензий на постановку «Мелкого беса» — в Киевском театре «Соловцов», в театре Незлобина, а вслед за тем также и на провинциальных сценах,[454] — речь шла преимущественно о несценичности драмы.

Критики писали: «…к „Мелкому бесу“ в его переделке для театра и нельзя подходить со сценическими требованиями: это не драматическое произведение, а лишь ряд иллюстраций к роману — ни дать, ни взять цыганские песни в лицах»;[455] «Говоря терминами самого Сологуба, „где царствовала строгая Ананке, воцарилась рассыпающая анекдоты Айса“, и необходимое низвелось к случайному. Стройное и сложное изображение Передонова и передоновщины разбилось на мало между собою связанные эпизоды»;[456] «Сама по себе переделка мало сценична, местами очень далека от принятых форм театрального творчества»[457] и т. п.

Среди недостатков пьесы рецензенты называли искусственность, «инородность» в сценическом действии дополнительных «эпизодов»: «Вырванные из романа страницы кое-как, рукою плотника, были „пригнаны“ к условиям сцены, и получилось нечто до такой степени несуразное и неуклюжее, что человек, не читавший „Мелкого беса“, наверное, ничего бы не понял из того, что делалось перед ним на сцене. В особенности нелепое впечатление оставил роман Людмилы и Саши Пыльникова»;[458] «Еще более нелепо и никчемно в пьесе появление Людмилы и ее сцены с гимназистом. Если в романе эти сцены читаются с интересом и, в общем, связаны с ходом романа, то в пьесе они совсем ни к чему и производят такое впечатление, как будто они прицеплены из какой-нибудь другой пьесы, не имеющей ничего общего с „Мелким бесом“»;[459] «Весь этот элемент мог бы быть выброшен из пьесы, но тогда остались бы одни галлюцинации Передонова, что, конечно же, утомило бы зрителя»[460] и т. д.

К неудачам инсценировки критики отнесли также картины, изображающие психическую жизнь Передонова, — галлюцинации и кошмарные сны, которые, как оказалось, невозможно передать сценическими средствами, в том числе и трюками с волшебным фонарем; «совершенно не удалось и овеществление знаменитой Недотыкомки».[461]

«Пьеса для постановки представляет очень большие трудности, — писал киевский театральный обозреватель. — Она требует, чтобы галлюцинации душевнобольного Передонова проектировались во вне его, были видны зрителям. Чтобы зритель слышал, а иногда и видел преследующую Передонова Недотыкомку. Чтобы он видел ожившие игральные карты, кривляющиеся и дразнящие Передонова. Чтобы он видел сон Передонова, которому грезятся соблазняющие его женщины. Технически почти все это очень искусно и остроумно осуществлено Н. А. Поповым, замыслам автора придана художественная форма. Но получают ли зрители, незнакомые с романом (…) от всего этого требуемое впечатление, — это вопрос остающийся для меня открытым».[462]

«Что, например, сталось с его страшной Недотыкомкой? — недоумевал Вл. Боцяновский. — На сцене она выглядит слишком грубо, слишком реально, и совершенно не производит впечатления того склизкого, увертливого существа, которое так хорошо известно по роману. Это большое, тяжелое, „нечто в сером“, еле-еле передвигающееся с места на место, не дает ничего кошмарного. То же приходится сказать относительно снов и видений Передонова».[463]

Один из существенных упреков, предъявленных театральными критиками автору пьесы «Мелкий бес», заключался в неисполнимости сценических задач, поставленных им перед театром. Сологуб не мог не согласится с высказанными ему претензиями. В интервью, данном корреспонденту газеты «Биржевые ведомости», он пояснил свой взгляд на состояние современного театра и еще раз сформулировал идею своей пьесы:

«Я не верю, чтобы какая-либо сценическая постановка могла в наши дни воплотить замысел современного автора. Этому препятствует несоответствие сил и средств современного театра с литературными устремлениями писателей-модернистов. (…) Бытовые пьесы в духе Островского теперь немыслимы. То, что произошло с театром, кризис его, не прошло бесследно. К старому возврата не может быть. (…) Как я определяю свою пьесу? Бытовая ли она? Да, она бытовая. Она изображает быт, доведенный до его крайности и потому впавший в свою противоположность, в безумие, ужас, безобразие, кошмар. (…) Сумасшествие Передонова — не случайность, а общая болезнь, и это есть быт нынешней России»; «Замысел Незлобина безусловно не сходен с моим. Его театр стоит на перепутье, и он, как воспитавший себя на быте, поставил пьесу в чисто бытовых тонах. И вот в рамках своей задачи, своего замысла, своего плана, в рамках своих сил и средств он выполнил пьесу удачно. (…) Авторское же понимание дождется неизбежно времени для своего торжества».[464]

Успех постановки «Мелкого беса» на столичных сценах был относительным, сравнительно недолгим и вызван главным образом популярностью романа. Авторская инсценировка не стала неотъемлемой частью репертуара русского театра.

Причина ее недолговечности, по-видимому, объясняется изменением в ней оригинального смысла и содержания романа, произошедшим при сценическом переложении.[465] Формально текст инсценировки параллелен тексту романа. Небольшие нововведения, как, например, появление дополнительных персонажей — Пожилая дама, Озлобленная дама, исчезновение из сюжета колоритных фигур Кириллова и Мурина и других, или вкусовая замена имени Рутилова (в романе его зовут Ларион, а не Платон), появление имени у Тишкова и т. п., не внесли принципиальных коррективов.

Авторская инсценировка представляется обедненной по сравнению с романом вследствие нарушения сюжетного параллелизма — редукции «эротического» сюжета, бывшего неотъемлемой частью художественного замысла «Мелкого беса», усиления темы безумия Передонова, отвлечения изображаемой реальности в бредовые сновидения героя — замены действия видениями.

В романе Сологуба каждая деталь, даже самая мельчайшая, имеет значение сама по себе и в жизни художественного целого. Пьеса создавалась по принципу изымания из этого художественного целого отдельных деталей и фрагментов, это привело к разрушению существовавших между ними сложных смысловых отношений. В результате переложения романа явилась авторская инсценировка («автоцитата»), которая по своим художественным достоинствам и содержанию не могла конкурировать с ее первоисточником, уже к тому времени приобретшим статус классического текста.

Драма «Мелкий бес» при жизни автора издавалась один раз, литографированным способом: СПб.: Театр и искусство, 1909. Текст состоит из пяти действий, отпечатанных со сквозной пагинацией (с. 1–95), и следующих за ними двух дополнительных эпизодов с самостоятельной пагинацией (с. 1–14); за текстом эпизодов расположено добавление: «Исправленные пропуски» (с. 15–16).

Эпизоды были допечатаны отдельно и затем подшиты к общему блоку. «Эпизод первый» сопровождается авторским пояснением: «Между первым и вторым действиями». «Эпизод второй» сопровожден пометой: «Между вторым и третьим действием».

Впоследствии драма издавалась трижды: Федор Сологуб. Мелкий бес. Драма в пяти действиях / Edited, with an Afterword, by Stanley J. Rabinowitz. Berkely, Berkeley Slavic Specialties, 1 988 158 p. (Modem Russian Literature and Culture: Studies and Texts. Vol. 26); Федор Сологуб. Собр. соч. München: Verlag Otto Sagner, 2000. T. 3: Двенадцать драм / Сост. Ульрих Штельнер. С. 145–211. (Slavistische Beiträge. Bd. 397); Сологуб Федор. Собрание пьес. В 2 т. СПб.: Навьи чары, 2001. Т. 1. С. 268–422.

В современных изданиях «Эпизод первый» и «Эпизод второй» были вставлены публикаторами в текст пяти действий драмы. В берклийском издании и в издании «Навьих чар» они воспроизводятся на местах, указанных Сологубом, с сохранением авторских названий. В мюнхенском издании эти дополнительные эпизоды были внесены в текст драмы без авторских названий. «Эпизод первый», озаглавленный «Картина первая», открывает «Действие третье». «Эпизод второй» составляет «Действие четвертое». Текстологические примечания в томе отсутствуют.

В настоящем издании текст авторской инсценировки романа «Мелкий бес» печатается по прижизненному изданию, с сохранением местоположения «Эпизода первого» и «Эпизода второго» после пятого действия. Реплики и ремарки, приведенные автором в рубрике «Исправленные пропуски», внесены в текст драмы на указанные места. Принятые автором сокращения имен героев раскрыты без редакторских скобок. Очевидные ошибки и опечатки исправлены.

При текстологической подготовке были использованы те же принципы, что и при подготовке текста романа.

Требующие пояснений слова и реалии комментируются в том случае, если они отсутствуют в тексте романа.

КАРТИНА, НЕ ВОШЕДШАЯ В ОПУБЛИКОВАННЫЙ ТЕКСТ АВТОРСКОЙ ИНСЦЕНИРОВКИ «МЕЛКИЙ БЕС»

Беловой автограф авторской инсценировки «Мелкий бес» и наборная рукопись в личных фондах писателя (ИРЛИ, РНБ, РГАЛИ) не сохранились.