Федор Сологуб - Мелкий бес

• Название: Мелкий бес
• Автор: Федор Сологуб
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-02-027129-2

«Этот роман — зеркало, сделанное искусно. Я шлифовал его долго, работал над ним усердно… Ровна поверхность моего зеркала и чист его состав. Многократно измеренное и тщательно проверенное, оно не имеет никакой кривизны. Уродливое и прекрасное отражается в нем одинаково точно». «Мелкий бес» был начат еще в 1892 г., над ним Ф. К. Сологуб (1863–1927) работал еще десять лет. Роман был издан только в 1907 г. и имел колоссальный успех. В 1917 г. Сологуб писал: «Если бы стены наших домов вдруг стали прозрачны, как стекло, мы с ужасом увидели бы, как много злого и страшного совершается в недрах самых на вид счастливых семейств». В романе «Мелкий бес» становятся прозрачны дома российских обывателей и пред нами вскрывается все то злое, зловонное и страшное, что свершается внутри их, и по улицам ходит герой романа, Передонов, чье имя стало нарицательным для выражения тупости, злобности и мертвенности. Современник автора критик А. Измайлов говорил: «Если бы бесы были прикомандированы к разным местам, то того, который определен к нашей провинции, удивительно постиг Сологуб». О русских мелких бесах писали и другие, и этот роман занимает достойное место в ряду таких знаменитых произведений, как «Записки сумасшедшего» Гоголя, «Двойник» Достоевского, «Красный цветок» Гаршина, «Черный монах» и «Человек в футляре» Чехова…

---

В этой связи примечательно сообщение, опубликованное 31 октября 1907 года в газете «Театр» (№ 88), в разделе «Петербургская хроника»: «Бывшие ученики Андреевского городского училища, инспектором которого был Ф. Сологуб, устраивают спектакль, в котором ставят пьесу Сологуба. Как известно, Ф. Сологуб был недавно уволен с поста инспектора за „литературную деятельность“ и главным образом за роман „Мелкий бес“».

Подобные беспочвенные слухи искажали литературную репутацию писателя: в действительности он был уволен в отставку из училища за выслугой 25 лет. Вполне понятно, что у лиц, заинтересованных в появлении «Мелкого беса» на сцене, возникло сомнение в безупречности, с точки зрения цензуры, так называемой «эротической» картины пьесы, действие которой разворачивалось в драме на квартире у Рутиловых.

О цензурном разрешении предстояло хлопотать в неблагоприятных для автора обстоятельствах. В феврале 1909 года прошла серия так называемых самодеятельных «литературных процессов», организованных университетским студенческим «Кружком литературы и искусства», по обвинению писателей М. Арцыбашева, М. Кузмина и Ф. Сологуба в порнографии — по 1001 статье уложения о наказаниях. «Литературные процессы» отражали состояние общественного мнения.

Сологубу инкриминировалось соблазнительное описание в «Мелком бесе» и «Навьих чарах» противоестественных наклонностей, известных под именем садизма. «„Присяжные заседатели“ отвергли обвинение в части, касающейся „Мелкого беса“, но признали его по отношению к „Навьим чарам“. Суд приговорил Ф. Сологуба к аресту на 1 месяц, а роман: „Навьи чары“ постановлено подвергнуть уничтожению»[422] («приговор» не был приведен в исполнение).

Цензоры не раз выдвигали писателю обвинение по разным статьям устава, в том числе по 1001 статье уложения о наказаниях.[423] Он был вынужден прислушиваться к пожеланиям режиссеров, чтобы оградить инсценировку от возможных цензурных санкций. По этой причине картину, заведомо сомнительную с точки зрения принятой нравственной нормы (Саша в гостях у Рутиловых, Людмила уводит его в свою комнату и любуется его наготой), и другую, сюжетно связанную с ней (знакомство Людмилы и Саши на квартире Коковкиной, Передонов допрашивает Сашу), он отделил от основного текста драмы и назвал «Эпизод второй» и «Эпизод первый». Эпизоды, объединенные «эротической» темой, получили относительную самостоятельность. В случае необходимости их можно было убрать из текста, без существенного ущерба для общего сценического действия и основного сюжета драмы.

5 августа 1909 года Воротников сообщал Сологубу: «Пожалуйста, вышлите возможно скорее дополнительную сцену „Мелкого беса“ в Москву на мое имя (…) На днях мы хотим читать пьесу артистам. Пока же ее прочел Конст. Ник. Незлобии, режиссер Марджанов и еще кое-кто. (…) Я думаю, лучше всего нам теперь переписать всю пьесу вместе с добавочной сценой и в таком уже виде отправить в Петер(бург) в цензуру. Там похлопочем, чтобы поскорее прочитали».[424]

9 августа Воротников писал вновь: «Как только будет получена дополнительная сцена, мы немедленно пошлем рукопись в драматическую цензуру, там ее не задержат долее трех, четырех дней, и как только будет получено у нас уведомление, хотя бы по телеграфу из Петербурга о разрешении цензурой „Мелкого беса“, то немедленно будет переведена Вам 1/2 желаемого Вами гонорара. Мы сделаем все, чтобы ускорить это дело. В Петербурге пьесу представит за нас Бюро Русского) Театр (ального) Общества, для которого все решительно в цензуре делается скорее, чем кому-либо; оттуда же нас известят телеграммой о разрешении. Дело в том, что Конст. Ник., а также его жена не уверены в разрешении „Мелкого беса“ для сцены (так как герой — педагог). В последнее время цензура стала придирчивее прежнего. Я не разделяю этих опасений, но я „один в поле не воин“. (…) Все читавшие у нас пьесу высказались одинаково за необходимость сцены у сестер Рутиловых».[425]

Вскоре цензурное разрешение на постановку было получено. 25 августа Воротников сообщал Сологубу: «Дорогой Федор Кузьмич, вчера я получил от бар (она) Дризена[426] цензурованный экземпляр „Мелкого беса“. Вычеркнуты несколько фраз всего у Передонова, зато пострадала сцена Людмилы с Сашей. Сперва Дризен проектировал выбросить целиком всю сцену, потом внял мольбам моим и прошелся красными чернилами по монологу Людмилы (разговор о ее сне), по разговору с Сашей и зачеркнул ту сцену, когда сестры подсматривают. Оканчивается картина уходом Людмилы с Сашей в ее комнату и входом двух сестер. — Что делать! Надо быть благодарным и за это. Зато сам Передонов остался в полной неприкосновенности. (…) Вчера здесь был на несколько часов Конст. Ник. Незлобии, и я ему передал цензурован(ный) экземпл(яр), который он и повез в Москву. (…) Незлобии в восторге от разрешения „М(елкого) беса“».[427]

В сентябре в театре Незлобина начались первые читки пьесы с актерами. Режиссером постановки был назначен Константин Александрович Марджанов. Сологуб периодически сообщал в Москву о своих пожеланиях относительно отдельных действующих лиц и некоторых сцен. При этом он не возражал против «режиссерских сокращений и обработки пьесы».[428]

30 сентября Воротников извещал Сологуба: «Целиком всю драму еще не репетировали, а по отдельным актам, причем режиссер высчитал, что „М(елкий) бес“ идет около 4 1/2 час(ов), не считая антрактов, 1(й) акт — 40 мин., 2-й — 50 мин. ит. д., которые все же займут немало времени. Таким образом, спектакль с 8 час(ов) веч(ера) продолжался бы до 1 ч(асу) ночи и дольше. Поэтому предполагалось четвертый акт, как наименее важный для развития драмы, пока не разучивать. На постановку „М(елкого) б(еса)“ у нас потребуется еще не менее месяца и потому можно в ней сделать все, что угодно, и включить, если хотите, и 4-й акт, лишь бы это клонилось к успеху пьесы в интересах и автора и театра. Вообще относительно многих пунктов у режиссера есть сомнения, и он очень надеется на Ваш приезд в Москву для разъяснения разных вопросов относительно „М(елкого) б(еса)“».[429]

Весь декабрь в театре шли интенсивные репетиции. В декабре Сологуб приезжал в Москве и встречался с труппой во время одной из репетиций. Премьера была намечена на 4 января 1910 года.

Однако первая по времени премьера «Мелкого беса» состоялась не в Москве, а в Киеве. В августе 1909 года режиссер Киевского театра «Соловцов» Н. А. Попов,[430] по совету А. П. Воротникова, обратился к Сологубу с просьбой: «Многоуважаемый Федор Кузьмич, по слухам, Вы закончили новую пьесу „М(елкий) б(ес)“. Если этот слух верен, не откажитесь познакомить нас с пьесой и сообщите Ваши условия. В моем распоряжении прекрасная труппа, а обстановочная часть доведена до возможной высоты, не уступающей крупнейшим столичным театрам, так что пьеса может быть поставлена достойным образом».[431]

Просьбу Н. А. Попова поддержал Сергей Алексеевич Соколов (Кречетов), глава издательства «Гриф», с которым Сологуба связывали дружеские и деловые отношения. Жена Соколова Лидия Дмитриевна Рындина в сезон 1909/10 служила в труппе театра «Соловцов» и мечтала получить роль в «Мелком бесе». Соколов известил Сологуба телеграммой: «Присоединяюсь изо всех сил просьбе Киевского Театра Соловцова Театр дружественный и настоящим режиссирует бывший режиссер Московского Малого Театра Попов Художественная высота обеспечена Привет Подробности письмом Сергей Соколов Гриф».[432]

В письме, отправленном из Киева 30 августа, он добавлял: «Театр действительно очень хороший, с прекрасно поставленной технической и декоративной частью и с хорошей труппой. В этот сезон здесь главным режиссером Н. А. Попов, покинувший Московский) Малый театр и здесь имеющий неограниченные полномочия. Человек он тонко чувствующий и очень культурный, и за постановку безусловно можно не опасаться. Я был очень рад, узнав, что после обмена телеграммками) Вы дали свое согласие на постановку».[433]

Репетиции в театре «Соловцов» начались в сентябре. 15 октября Н. А. Попов писал Сологубу: «Дорогой Федор Кузьмич! „Мелкий бес“ идет в первый раз 30-го октября. Текст у меня уже сделан, причем, применяя его к сцене, я советовался с С. А. Кречетовым, который гостит сейчас в Киеве. К репетициям приступаю с понедельника 19-го, а оркестровые репетиции идут уже давно, причем занимаюсь с оркестром сам, чтобы он слился в одном направлении со всей постановкой. Окончательного распределения ролей еще нет, потому и не сообщаю его Вам. Конечно, с нетерпением буду ждать Вашего приезда в Киев».[434]

Сологуб присутствовал на премьере «Мелкого беса» в Киевском театре 7 ноября.[435] После его возвращения в Петербург Л. Д. Рындина, исполнявшая роль Дарьи Рутиловой, сообщала Ан. Н. Чеботаревской: «„Мелкий бес“ прошел 3 раза — 2-ой раз было немного публики, но на 3-ем очень много, хорошо. Должен был еще идти — но Буткевич (исполняла роль Варвары. — М. П.) перерезала себе вены — в ванне. Случайно к ней зашел один артист и узнал, что она в 8 часов пошла в ванну (а это было в 10), встревожился — стали к ней стучать; ответа не было — выломали (дверь) — ванна полная крови — она без чувств, без пульса, — привезли в больницу. Если бы это был мужчина, он бы был мертв, но женщины привыкли к потерям крови — ей что-то впрыскивают, лежит поправляется, голова свежая — веселая, говорит — не от горя, жить скучно, не стоит — все равно покончу. Жутко, Анастасия Николаевна, у нас очень жутко».[436]