Эльза Триоле - Анна-Мария

• Название: Анна-Мария
• Автор: Эльза Триоле
• Издательство: Гослитиздат
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1963

«Анна-Мария» — роман, вписанный в быль своего времени. Автор надеется донести до советского читателя и роман и быль, реальность романа и романтику были: нашу фантастическую действительность.

Герои этого романа и судьбы их — вымышленные. Не вымышлены атмосфера, ситуация, быт во Франции 1936–1946 годов и в оккупированной Германии 1945 года. Автор подчеркивает сплетение вымысла и были, дабы его не упрекнули в разнузданной фантазии.

Довоенный Париж, времена гражданской войны в Испании… Молниеносная «странная война», как ее тогда называли, и странное освобождение, где победители скоро стали походить на побежденных… Крепости, замки, потайные ходы, гаражи, сеновалы, набитые оружием, генералы-заговорщики, бродящие по стране «вооруженные призраки» — вся эта фантастика действительно существовала. И существует поныне: военные заговоры, убийства, террор… «Вооруженные призраки» нашего времени, дети и внуки тех, что мы знавали до и во время войны: все те же против все тех же… Ведь победы полной не бывает, как не бывает и победы раз навсегда. «Освобождение» надо охранять, дабы не приходилось его отвоевывать снова и снова.

---

— Хотите, я снова расскажу вам все по порядку, — сказала Анна-Мария, — и вы сами увидите, что вы можете сделать… Клавель проводит кампанию, и успешно, но если бы появились вы… Вас там знают… Я не хочу, чтобы мальчиков сгноили в тюрьме.

Жако еще сильнее ссутулился. Он был по горло завален работой, и своей собственной, и чужой, но если дело и впрямь обстоит так, как говорит Анна-Мария…

— Вы поедете со мной?

— Не могу! — сказала она печально. — Сижу без гроша! Надо немедленно браться за работу. Так бы хотелось поехать, быть там с вами, подле вас! Я ничем не могла бы вам помочь, на этот счет у меня никаких иллюзий нет, но я была бы с вами.

— Что за самоуничижение!

— Вовсе не самоуничижение… Но только все это выше моего понимания… Не могу я сражаться с призраками. Клавель, тот может, потому что за ним стоит много народу, а вы — вы, уверена, сумеете вникнуть во все тонкости, все детали… Я же увязаю в этом болоте, и туман вокруг все сгущается…

— Ладно, — сказал Жако, — поеду вопреки всему. В конце концов совершенно естественно вести борьбу в своем секторе. Придется им тут обойтись без меня… А вы чем намерены заниматься?

— Мальчик-с-Пальчик поручил мне репортаж с Мирной конференции. Еще хорошо, что я нашла работу, сразу же, едва сошла с поезда. У меня такое впечатление, будто Конференция заполонила весь Париж. Может быть, потому что я только-только вернулась из провинции? Все прохожие кажутся мне иностранными дипломатами… Совсем как в международном спальном вагоне… Что от нее можно ждать, от этой Конференции?

Жако пустился в длинные объяснения.

— Конечно, — смущенно заметила Анна-Мария, — рядом со всем этим мои деревенские дела такие пустяки…

— Триест тоже «пустяк»!.. Такой же, каким был Данциг!..

— Ужасно. — Внимательные глаза Анны-Марии затуманились. Она с минуту молчала… — И — ничтожное последствие великих дел — французам опять нельзя путешествовать по Италии. Я не была там со времени моего свадебного путешествия. А впечатление у меня такое, словно я лично не принимала в нем участия. Это был кто-то другой, носивший мое имя…

Жако представил себе Анну-Марию во время свадебного путешествия, представил себе ее желтого, как лимон, мужа, одетого во все черное, только брюки в полоску, как и положено врачу. Анна-Мария в объятиях этого мужчины… Жако прогнал от себя эту мысль, укоризненно сказав себе: «Какая разнузданная фантазия…» Но, возможно, менее разнузданная, чем воображение ее мужа… По лицу видно… Когда Жако познакомился с Аммами на улице Рен, у нее было двое детей, совсем маленьких, и Франсуа, ее муж, уже вел жизнь на стороне. В то время Анна-Мария была не такой худенькой: она кормила Жоржа. Жако вдруг осознал, что впервые заметил ее красоту, случайно увидев, как она давала грудь ребенку. Теперь он понял, что этот образ запечатлелся в его душе и что уже в то время ему хотелось сохранить его навеки. Анна-Мария и мужчины… Сама эта мысль была ему ненавистна. Внезапно он обратил внимание на проходящих мимо мужчин. Все они показались ему уродами. Самодовольные, потные… По бульвару, как обычно, шатались какие-то праздные люди, ротозеи… Супружеские пары, одинокие мужчины, одинокие женщины, завязывавшие случайные знакомства… День был настолько серым, что в этом лишенном солнца Париже, Париже лета 1946 года, попадавшиеся в толпе загорелые прохожие казались иностранцами.

— Вы проводите меня? — спросила Анна-Мария.

Они прошли по авеню Опера, пересекли двор Лувра, перешли через мост.

У дверей своего дома Анна-Мария растерянно сказала:

— Я ругаю себя, что уговорила вас туда поехать. Жако… На месте все кажется очень важным, все видишь «крупным планом». Но в Париже все снова приобретает обычные размеры. Очень жалко, что ребят посадили, но это не так уж страшно, их скоро выпустят, земля не перестанет вертеться из-за этой истории… Право, Клавель и один справится. Прошу вас, не ездите туда!

Жако засмеялся:

— Не терзайтесь угрызениями совести, Аммами. Сойдемся на золотой середине: это не так важно, но все-таки важно. И если без меня здесь дела не развалятся, я поеду. Без ненужных трагедий…

— Я больше ничего не понимаю, — призналась Анна-Мария. — Допустим, что я ничего не говорила, ни за, ни против. Вам известны факты: решайте сами… Роллан в Париже?

— Какой Роллан?

— Роллан Незнакомец, которого вы приводили ко мне.

— А! Вы не забыли его? Его нет в Париже…

Они расстались. Анна-Мария поднялась по лестнице. Люди, места, вещи, когда их некоторое время не видишь, поражают: их воспринимаешь по-иному, смотришь на них глазами постороннего человека. Отсвет пасмурного дня на стенах с облупившейся желтой и фисташковой краской, вытертый ковер, куски старинной парчи на диване и креслах, статуи мадонн из камня, еще более серого, чем этот пасмурный день… Открытый чемодан Анны-Марии был как камень, брошенный в стоячие воды, вокруг него — водоворот: туфли, пеньюар, белье. Анна-Мария сняла платье, надела халат и, отложив до более подходящего момента мысли и чувства, присела, чтобы записать на листке бумаги самые неотложные дела: повидать Мальчика-с-Пальчика, уплатить за телефон, пойти в красильню, отнести туфли в починку и т. д. Она подсунула листок за рамку зеркала, висевшего над камином, просмотрела, не вскрывая, письма, подобранные на полу у входа (почтальон засовывал их под дверь), и заперлась в темной комнатушке, чтобы проявить пленку, привезенную из П., ведь надо было что-то показать в Агентстве.

Она вышла из дому только под вечер, решив зайти к мадам де Фонтероль. И на набережной, возле улицы дю Бак, столкнулась с Марией Дюпон. Для Анны-Марии она все еще оставалась Дюпон — никак не удавалось запомнить фамилию ее мужа, журналиста.

— Какая вы худенькая, Аммами! Вы болели?

— Нет… Кажется, нет… Просто возраст. А вы хорошо выглядите. Дети здоровы? Да, вот уже два года, как мы не виделись.

— Париж велик! — отозвалась Мария.

Она действительно хорошо выглядела, даже чересчур хорошо, она стала дородной, ее мраморное тело Юноны потеряло упругость, красивое холодное лицо расплылось.

— Время… — произнесла Анна-Мария, отвечая своим мыслям.

— Да, теперь все так заняты. — Мария восприняла «время» в ином смысле. — Дети поглощают вас целиком, да к тому же я исполняю обязанности секретаря у мужа. Я ему полезна, не зря я десять лет была секретарем Женни! Я знаю весь Париж, а для журналиста это ценно. Но вы и сами теперь журналистка. Как странно! Мне Пальчик сказал… Почему вы работаете? С таким наследством, какое вам оставила Женни, вы могли бы ничего не делать.

— У меня дети… И прочее…

— А что делает Франсуа? Неужели вы, в самом деле, содержите Франсуа?

— Длинная история… — Как неприятны все эти расспросы! Анна-Мария решила положить им конец. — Если у вас будет свободная минутка, позвоните, заходите… Поговорим о Женни…

— Да… — Мария смотрела куда-то поверх головы Анны-Марии. — Но лучше я не буду кривить душой, Аммами, мой муж не хочет, чтобы я встречалась с людьми, бывшими в Сопротивлении… Чему вы смеетесь?

— Вы превосходите все мои ожидания, Мария! На вашем месте я была бы осторожнее, с вами всегда знаешь, кто сильнее в данный момент, но не знаешь, кто победит…

Не подав ей руки, Анна-Мария повернулась на каблуках и пошла по улице дю Бак. И подумать только, что после Освобождения эта женщина умоляла ее переехать к ней, так она была напугана… К этому нельзя привыкнуть! Бесстыдство, наглость! А она-то хороша, пригласила Марию к себе из жалости, боясь обидеть… Негодование Анны-Марии еще не улеглось, когда она позвонила у дверей мадам де Фонтероль.

— Здравствуйте, Ольга.

— Здравствуйте, мадам Белланже. Мадам в кабинете Ива. Входите без доклада, мадам ждет вас. Хорошо отдохнули, мадам? Здесь все время лил дождь. Боши испортили наш климат…

Мадам де Фонтероль поднялась с дивана, повернутого спинкой к заставленной книгами комнате.

— Дайте я вас поцелую, дорогое дитя мое! Покажитесь-ка! Вы хороши, как божий день… Но вы еще похудели! Ну и талия! Вы скоро переломитесь пополам! Садитесь… Как отпуск? Хорошо отдохнули? Я получила вашу открытку из П. Знаете, вы разъехались с Ивом. Он как раз отправился туда.

— Я не знала… А зачем ваш сын отправился в такую глушь? — Мысли, как серые мыши, забегали в голове Анны-Марии.

— Не могу вам сказать… Я вообще хорошенько не знаю, чем занимается мой сын. Ив становится все более и более скрытным. Кажется, он имеет дело с людьми, которые были в его военной организации, составляет списки пострадавших и тех, кого надо представить к награде…

— Да, понимаю… — сказала Анна-Мария, покоряясь судьбе. Это опять, как с Марией, превосходило все ее опасения… — А вы сами как поживаете, мадам?

— Да я никуда не ездила, я предпочитаю сидеть в Париже. Но поговорим сначала о пересылке денег… Боюсь показаться вам нескромной… Вы позволите задать вам один вопрос?.. Я, конечно, готова пересылать их по-прежнему, но объясните мне, как может воспитание вашего сына стоить таких денег?