Душан Збавитель - Одно жаркое индийское лето

• Название: Одно жаркое индийское лето
• Автор: Душан Збавитель
• Издательство: Наука
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1986

Известный чехословацкий индолог Душан Збавитель в 1979 г. по приглашению правительства Индии посетил штат Западная Бенгалия для получения почетной премии имени Р. Тагора. Автор живо и достоверно воссоздал атмосферу «жаркого» лета 1979 г., ставшего «одним из ключевых моментов в истории Индии».

В книге рассказывается об истории главного города Западной Бенгалии — Калькутты, больших и малых городов этого штата, дается описание жизни и быта бенгальцев — простых тружеников городов и деревень.

---

Картофель, разумеется сладкий, употребляемый лишь как гарнир, стоил 1,10–1,40 рупии; лук тоже — 1,40 рупии; помидоры — около 3 рупий, а салат — 30 пайсов за пучок. Фрукты были довольно дороги — особенно перед наступлением сезона дождей. За дюжину бананов вам пришлось бы заплатить 5 рупий, столько же стоил и килограмм не слишком качественных манго (культура эта сильно пострадала от длительной засухи), и один плод манго обошелся бы примерно в рупию. На одну рупию можно было купить 5 мелких лимонов.

Очень подорожал лед, пользующийся большим спросом в пору летнего зноя, — он стоил 1,20 рупии за килограмм. На всех ценах отразились последствия неблагоприятной погоды и неурожая.

Рост цен на продукты питания, естественно, сказывался и там, где иностранец платит за них чаще всего, — в ресторанах и столовых. В Калькутте их огромное множество — от самых шикарных ресторанов при отелях, где за обед, сервированный толпой официантов во фраках, вы платите 50–100 рупий, до обыкновенных забегаловок со скромной едой за две рупии. В китайских ресторанах, количество и популярность которых все возрастают, или в удивительно чистых ресторанах фирмы «Куолити» можно вкусно и сытно поесть и за десять рупий.

Однако подорожали не только продукты. Данные официальной статистики свидетельствуют об общем повышении цен на 8,2 % сравнительно с тем же сезоном прошлого года, а это — свидетельство быстрого роста инфляции. Отсюда непрекращающиеся забастовки с требованиями повысить заработную плату, демонстрации на калькуттских улицах. В летние месяцы 1979 года, например, по всей Индии прокатилась волна стачек и манифестаций протеста, проводившихся профессиональной группой, от которой менее всего этого ожидаешь, — полицейскими.

Разумеется, повышалась и оплата труда. По сообщениям печати, в 1977–1979 годах средний заработок достигал 1163 рупии в месяц (при 1081 — в предшествующие годы); однако тут слишком велики различия между отдельными категориями населения, и много тех, для кого минимальная нижняя граница заработка (400 рупий) остается недостижимой мечтой.

Я имею в виду не только миллионы безработных, но и полубезработных, обилие которых столь характерно для всех развивающихся стран. Безработица свирепствует как в самых низших слоях калькуттского населения, так и среди выпускников высших и средних школ. Еще несколько лет назад их количество достигало сотен тысяч, и, хотя нынешнее западнобенгальское правительство заметно преуспело и в этом направлении, проблема все еще не решена. Мест чиновников и учителей недостаточно, и потому до сих пор вы можете встретить какого-нибудь бакалавра за баранкой такси, а то и продающим в поезде шнурки для ботинок или арахис.

А полубезработные? Вы увидите их теперь, летом, стоящими на каждой улице, на каждом углу. В большинстве своем это — молодые крестьяне, которым нечего делать дома, пока не наступит сезон дождей и не начнутся полевые работы. Они возят по Калькутте массивные двуколки, переносят различные грузы, помогают на стройках, при ремонте канализации или водопроводной сети, а теплыми ночами спят прямо на тротуарах. Разумеется, они еще более усугубляют проблему перенаселенности города.

Полубезработные, особенно женщины, находят своим рукам и иное применение. Мой приятель, работник системы социального обеспечения, однажды привел меня в дом, затерянный в сплетении улочек старого центра Калькутты. На втором этаже располагалась канцелярия, комбинированная с магазином, в витринах и вдоль стен были выставлены красивые скатерти, покрывала, фартуки и лежали огромные рулоны тканей. В соседнем помещении стрекотали швейные машинки, в еще одной комнате я увидел 12 женщин — они вышивали, а на крыше здания — миниатюрный домашний ад: в полуденную жару одни женщины вываривали в котлах материю, другие — развешивали ее, чтобы просушить. Небольшой кооператив, как информировала нас молодая, энергичная заведующая и художница по тканям в одном лице, объединяет сейчас 50 работниц. Некоторые из них — жительницы Калькутты, остальные — из ближайших деревень. Последние вернутся домой, как только начнется сезон дождей, зато принесут несколько заработанных тяжелым трудом рупий, столь необходимых в пору, когда в крестьянском хозяйстве припасы часто на исходе.

Таких новых мелких предприятий и разного рода мастерских в Калькутте теперь тысячи. Иногда они частные, но обычно это кооперативы, поддерживаемые и субсидируемые правительством. Они выполняют директиву центральных органов государства — посильно способствовать развитию «мелкого предпринимательства в промышленности и ремесленном производстве» — и одновременно социальные установки западнобенгальского правительства Левого фронта: дать работу и пропитание максимальному количеству людей, постепенно включая в производственный процесс как можно больше женщин. Чтобы никому не приходилось просить милостыню ради хлеба — вернее, риса — насущного.

А вот и еще одна бросающаяся в глаза новая черта — Калькутта уже не город нищих, как десять лет назад. Правда, на Чауринги, Парк-стрит, а порой и еще где-нибудь вас может остановить женщина в рваном сари с младенцем на руках, да и калеки до сих пор протягивают руку на улицах, где больше всего туристов и иностранцев. Но количество просящих милостыню явно уменьшилось. Я вспомнил, как двадцать лет назад в некоторых местах Чауринги, например, перед Национальным музеем или на углу Парк-стрит, невозможно было пройти сквозь лес протянутых рук. Ныне вы опускаете руку в карман без опасения, что тут же вас окружит толпа страждущих.

Конечно, полностью нищие не исчезли. Вы увидите их по утрам в окраинных районах — это прежде всего старые женщины, судя по белой одежде — вдовы, с жестяным горшочком или миской бродящие от дома к дому. Но у прохожих они не просят — навещают одну за другой лавочки в своем районе, чтобы собрать достаточно еды на день. Пора, когда Калькутту окончательно покинет нищета, еще далека.

Борьба с нищетой стала теперь и главной темой самого распространенного вида калькуттской литературы — надписей на стенах. Их количество достигает апогея перед всеобщими и местными выборами, но поток не скудеет и в обычные дни. Они повсюду, куда ни взглянете. Большинство — на бенгальском языке, но порой вы увидите и надпись на английском или на хинди.

Создается впечатление, что никто их не уничтожает, даже те, в которых содержатся грубые нападки на правительство и его органы. Я видел такую надпись на площади, где находятся все министерства западнобенгальского правительства, на Б.Б.Д. — сквере, название которого состоит из первых букв имен трех мучеников времен борьбы за индийскую независимость. Надпись на заборчике парка обвиняла правительственную партию, КПИ(м), в том, что она «продалась капиталу и мировому империализму», и была даже подписана аббревиатурой маоистски ориентированной КПП (мл)[9]. Тем не менее она оставалась там вплоть до моего отъезда из Индии и, очевидно, и поныне украшает пространство перед правительственными зданиями.

Отдельные политические партии и группы словно сговорились, что будут бороться с лозунгами друг друга не иначе как словесно. И потому на одном недавно побеленном здании — а такие дома точно дразнят авторов надписей — вы можете прочесть: «Уничтожьте капитализм! Революционная партия» — и рядом: «Да здравствует Индира Ганди, предводительница бедных и эксплуатируемых!» Однако значительно чаще встречаются надписи, отражающие результаты последних всеобщих выборов, — лозунги в духе программы правящей в Бенгалии КПИ(м). Они призывают к единству трудящихся, к борьбе против всех антисоциалистических сил, ратуют за широкое включение женщин в политическую жизнь.

Немало и надписей, которые сообщают прохожим, почему закрыто то или иное предприятие, магазин: «Бастуем, требуя повышения жалованья», «Требуем надбавок на дороговизну», «Боремся за повышение жизненного уровня». А чаще — лаконичное: «Забастовка».

За последние месяцы в спор калькуттских настенных надписей включилась новая группа, которая, не являясь политической партией, тем не менее хотела бы существенно изменить политическую карту Индии. Ее последователи называют себя «Амра Бангали» (буквально: «Мы бенгальцы»). Группа эта весьма радикальна и воинственна. Она претендует на роль самозваного выразителя интересов множества бенгальских меньшинств в прилегающих областях, прежде всего в Бихаре, Ассаме, Трипуре и Манипуре, требуя их присоединения к Бенгалии. В ее долговременные замыслы входит отторжение Западной Бенгалии от Индийской республики и образование единого, более чем стомиллионного государства бенгальцев путем соединения с соседней Бангладеш.

Последователи этой агрессивной группы провоцируют в смешанных областях национальную рознь и столкновения, подчас со смертельными случаями, а в Калькутте и ее окрестностях они занимаются прежде всего тем, что пишут на стенах различные лозунги и замазывают все, что написано не по-бенгальски, в том числе, например, названия железнодорожных станций, общественных зданий и улиц на английском языке или на хинди. Так что если вы не знаете бенгальского языка, то не поймете, на какой железнодорожной станции находитесь.