Юрий Сафронов - Дневник Верховского

• Название: Дневник Верховского
• Автор: Юрий Сафронов
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4444-1861-1

Дневник капитана Генерального штаба Александра Ивановича Верховского является уникальным историческим документом, рассказывающим о том, что именно происходило на Балканах в дни, предшествующие покушению на наследника австро-венгерского престола эрцгерцога Франца Фердинанда. А.И. Верховский известен не только как автор многочисленных военных трудов, но и книг «Россия на Голгофе» (1918) и «На трудном перевале» (1959).

Материалы дневника позволяют по-новому взглянуть на всемирную трагедию, разыгравшуюся после роковых выстрелов, прозвучавших в городе Сараево 15 (28) июня 1914 г. В книге широко использованы исторические документы, иллюстрации и фотоматериалы из личного архива сестры А.И. Верховского.

---

В начале июня 1914 года, за несколько дней до покушения, среди участников «сараевского кружка» начались разногласия и распри, вызванные какими-то «новыми обстоятельствами». Об этих обстоятельствах туманно намекал бывший руководитель «младобоснийцев» Гачинович, чьи короткие анонимные воспоминания о боснийской организации были включены в статью Троцкого под названием: «Откуда пошло?», опубликованную в газете «Киевская мысль» от 22 марта 1915 года. В статье Троцкий называл Гачиновича, ближайшего друга Принципа и Илича, конспиративной кличкой «Босняк».

«Демон революции» Лев Троцкий (Лейба Давидович Бронштейн) в истории России был персонажем, безусловно отрицательным, несмотря на его организаторские способности по созданию Красной Армии. В то же время нельзя не отметить, что название его статьи — «Откуда пошло?» — очень точно расставляет все по своим местам и определяет вектор «главного удара» и дальнейшую «программу» действий «темных сил», спонсорская помощь которых «на известные им цели» была тогда весьма значительной. Из статьи Троцкого следует, что через несколько дней после Сараевского убийства он встретился в парижской кофейне «Ротонд» с Владимиром Гачиновичем, игравшим в «Черной руке» в основном идеологическую роль. Принцип видел в нем «божество». Этот Гачинович вырос в русской революционной среде, переводил Герцена и Бакунина, с восторженной любовью читал роман Чернышевского «Что делать?», восхищался аскетом Рахметовым. Именно он был одновременно членом всех трех организаций — боснийской «Свободы», «Народной Одбраны» и «Черной руки». Именно через него осуществлялись контакты этих организаций с российскими революционерами — Луначарским, Мартовым, Троцким, Радеком. Много знать бывает иногда слишком опасно. И, возможно, поэтому Гачинович скончался при загадочных обстоятельствах. Швейцарские врачи дважды делали ему операцию, подозревая то одно, то другое, и каждый раз ничего не обнаруживая, после чего 11 августа 1917 года Гачинович умер. Подозревают, что он был отравлен своими бывшими соратниками, которые хотели ему отомстить за репрессии, обрушенные на них австро-венгерскими властями. Остается невыясненной до конца и такая версия, что, мол, Гачинович в последний момент послал в Сараево письмо заговорщикам с предложением отказаться от покушения на эрцгерцога.

Допустим, что Верховский мог быть каким-то образом связан с «младобоснийцами». Например, в разведывательных целях. В таком случае нельзя совсем исключать, что на возникновение этих разногласий среди террористов, вызванных «новыми обстоятельствами», вполне мог повлиять как раз энергичный капитан Верховский, который ни в коем случае не мог быть сторонником теракта, направленного против эрцгерцога Франца Фердинанда. Однако эта версия относится все-таки к области правдоподобных предположений, а не фактов.

Троцкий в качестве корреспондента газеты «Киевская мысль» тоже был частым гостем на Балканах в 1912—1914 годах и не скрывал, что в Белграде у него были «друзья». Он не считал возможным раскрыть всю подноготную этого загадочного убийства, но все же передал важную информацию, помогающую раскрыть суть проблемы. Он писал: «Как же так? — спрашивал меня молодой сербский революционер: «— Выходит, что союзники попросту продают сербов Италии. Где же тут война за освобождение малых народов? И ради чего, в таком случае, погибать нам, сербам? Неужели же я вступил в волонтеры только затем, чтобы кровью своей содействовать переходу Далмации в руки Италии? И во имя чего тоща погибли мои сараевские друзья: Гаврило Принцип и другие?». Он был в полном отчаянии, этот юноша со смуглым, чуть рябоватым лицом и лихорадочно блестящими глазами. Истинная подоплека «освободительной» войны открывалась перед ним со своего далматинского угла… От него узнал я много подробностей о внутренней жизни юго-славянских революционных организаций и, в частности, о группе мальчиков, которые убили габсбургского престолонаследника, главу австро-венгерской военной партии»{166}.

Будущий член Временного правительства, военный министр А.И. Гучков (считается масоном), активная заговорщицкая деятельность которого по свержению монархии в конце февраля 1917 года несомненна, в 1912—1913 годах чуть ли не целый год провел на Балканах. Бывал на Балканах и глава кадетской партии П. Милюков…

Такое повышенное внимание этих видных оппозиционных политиков и, в особенности, Троцкого к Балканским делам, оставляет немало вопросов. Один из таких вопросов относится к разведдеятельности, осуществляемой в интересах Австро-Венгрии этими неизвестными белградскими «друзьями» Троцкого. Верховский в «Сербском дневнике» тоже писал о таких австро-венгерских агентах, и даже сообщал об их этнической принадлежности[10] (Л.Н. Гумилев ввел в научный оборот более корректное, чем Верховский, название — «блуждающий суперэтнос»). В другом месте Верховский писал, что в Сербию в качестве агентов посылали и «славян на австрийской службе», которые подчас сообщали своему руководству ложную информацию, боясь обвинения «в пристрастии с сородичам» (С. дн. 31.01).

Надо полагать, что В.О. Ключевский ошибался, когда писал: «Русский ум ярче всего сказывается в глупостях»{167}. Оказалось, что таким качеством в еще большей степени обладали и другие этносы, и подтверждением тому могут служить откровения одного из младобоснийцев, «покаявшегося» перед Троцким в преступлении, вызвавшем мировую войну. Эти откровения «Босняка-волонтера» (снова босняк) в изложении Троцкого не оставляют сомнения в том, кто же конкретно виноват в случившемся. После взятия австрийцами Белграда Троцкий посетил во французском госпитале находящегося на излечении после ранения молодого серба-добровольца, названного Троцким для конспирации «босняком — революционером» и «австро-венгерским дезертиром». Раненый серб, сильно страдая, говорил о гибели Сербии и «всего молодого поколения боснийской интеллигенции». Троцкий узнал тогда от своего собеседника много интересных, но еще не подлежащих в то время опубликованию подробностей о всей той группе боснийской молодежи, которая прошла перед общественностью в процессе над убийцами австрийского престолонаследника…

«Босняк» поведал Троцкому, насколько трудно им приходилось осуществлять свою революционно-освободительную деятельность в Боснии «по освобождению народа» в условиях постоянного преследования со стороны австро-венгерских властей. Успехи Сербии в Балканских войнах удесятерили подозрительность габсбургских властей. Начались преследования, закрытия легальных обществ, конфискация газет. Несмотря на это, из Белграда «властно требовали действий», и результатом таких требований «явилось сараевское покушение и истребление всего молодого поколения боснийской интеллигенции»…

Беседа с Троцким заканчивалась полным отчаянием, прорвавшимся у «босняка»: «Я хотел учить боснийских крестьян грамоте и объединять их в кооперативы, а меня вот прострелила немецкая пуля под Суассоном, и я погибаю за дело, которое я считаю чужим делом. И Сербия погибнет: Австрия поглотит ее… А как невыносимо мне думать, что мы вызвали эту мировую войну! Вы говорите, что она имеет более глубокие причины? Конечно, не спорю, но толчок событиям все-таки дало Сараевское убийство»{168}.

Троцкий, после своего триумфального прихода к вершинам власти, забыл про свои прежние публикации и быстро нашел «истинных» виновных в развязывании Первой мировой войны. В 1919 году он, без малейшего сомнения в своей правоте, писал, что это были «агенты Романовых» на Балканах. Фамилии «агентов», правда, он не назвал. Из того обстоятельства, что данное заявление Троцкого нелепо, вовсе не следует, что оно бессильно. У такой версии появилось немало последователей. Претензия же Троцкого на истину в последней инстанции немалая, если учесть, что он действительно знал много, даже слишком много для журналиста. Он писал о «черноруковцах» с большим знанием дела: «Организация, носившая романтическое название «Црна рука» («Черная рука»), была построена на строго-заговорщических карбонарских началах. Новопоступающего проводили через таинственные обрядности, прикладывали нож к его открытой груди, брали с него клятву молчания и верности, под страхом смерти и пр.». Троцкий, как ему казалось, «разоблачил» ту самую «закулису», которая была подлинным организатором и вдохновителем террора. «Нити этой организации, — писал Троцкий, — имевшей свои разветвления во всех юго-славянских провинциях Габсбургской монархии и наполнявшейся самоотверженными представителями учащейся молодежи, сходились в Белграде, в руках офицеров и политиков, одинаково близких к сербскому правительству и к русскому посольству. Агенты Романовых на Балканах никовда не останавливались, как известно, перед употреблением динамита»{169}.