Юрий Сафронов - Дневник Верховского

• Название: Дневник Верховского
• Автор: Юрий Сафронов
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4444-1861-1

Дневник капитана Генерального штаба Александра Ивановича Верховского является уникальным историческим документом, рассказывающим о том, что именно происходило на Балканах в дни, предшествующие покушению на наследника австро-венгерского престола эрцгерцога Франца Фердинанда. А.И. Верховский известен не только как автор многочисленных военных трудов, но и книг «Россия на Голгофе» (1918) и «На трудном перевале» (1959).

Материалы дневника позволяют по-новому взглянуть на всемирную трагедию, разыгравшуюся после роковых выстрелов, прозвучавших в городе Сараево 15 (28) июня 1914 г. В книге широко использованы исторические документы, иллюстрации и фотоматериалы из личного архива сестры А.И. Верховского.

---

Дипломатический корпус весьма отрицательно относился к супругам Гартвигам. Посланник отвечал своим недоброжелателям взаимностью. Штрандмана он представил наследнику королевичу Александру как австрофила, после чего тот даже не желал его видеть (С. дн. 2.II).

Штрандман действительно был мало известен и в Белграде и при королевском дворе. До самой смерти Гартвига никто из членов династии с ним не общался, за исключением случая, когда во время торжественного приема в королевском дворце в 1912 году, устроенном по случаю именин короля Петра 29 июня (12 июля). Тогда король Петр спросил Гартвига, указывая пальцем на Штрандмана: «А кто этот молодой человек?»{71} Со временем отношения Штрандмана с королевичем (а затем и королем) Александром изменились явно в лучшую сторону.

По мнению Штрандмана, Гартвиг пользовался тогда в Сербии всеобщим уважением, тогда как супруга посланника, Александра Павловна Гартвиг была «львица в отставке» — но со всеми «зубами в челюсти»{72}.

В своих воспоминаниях Штрандман отметил интересный эпизод с госпожой Гартвиг. Перед отъездом ее в Константинополь, она шла к королевскому дворцу, чтобы отдать свой визит. Пройти нужно было совсем немного (российская миссия находилась всего около 50 метров от калитки дворца — перейдя через улицу Короля Милана), и тут… черная кошка перебежала ей дорогу! Это, по ее мнению, предвещало большие несчастия, что в скором времени и подтвердилось…

10(23) июля 1914 года австро-венгерский посланник в Белграде барон Гизль в 6 часов вечера передал сербскому правительству вербальную ноту с изложением требований монархии относительно подавления великосербского движения и наказания соучастников сараевского покушения. Для ответа был предоставлен срок в 48 часов.

Сараевское убийство, которое Гартвиг назвал «гнусным злодеянием», спутало все карты, напряжение нарастало, и в этих условиях он старался сделать все от него зависящее, чтобы снивелировать ситуацию. Естественно, что он в первую очередь отправился в Австрийское посольство…

Об обстоятельствах смерти Гартвига сообщали белградские и русские газеты. Газета «Русский инвалид» спустя некоторое время сообщала подробности: «Русский посланник гофмейстер Н.Г. Гартвиг, супруга которого находилась в Константинополе, прибыл в 9 часов вечера в австро-венгерскую миссию, где был принят австро-венгерским посланником в его рабочем кабинете. Гартвиг занял место на диване, австро-венгерский же посланник сидел напротив в кресле. Во время беседы, ведшейся в самом мирном тоне, Гартвиг вдруг, схватив рукою за грудь около сердца, поник головою и упал на пол. К русскому посланнику немедленно бросился австро-венгерский посланник и поднял его вновь на диван. Призванные австро-венгерским посланником на помощь лица из состава миссии приступили к приемам искусственного оживления. Через пять минут явился первый врач, по прибытии которого Гартвиг скончался. Двое других врачей, приехавших вслед за первым, могли только констатировать смерть, происшедшую вследствие разрыва сердца. Приблизительно в это время прибыла дочь посланника Гартвига, которой врач сообщил, что ее отцу сделалось дурно, и заставил ее пройти в другую комнату. Через несколько минут тело гофмейстера Гартвига было перенесено в здание русской миссии»{73}.

На следующий день в русской миссии в присутствии регента-наследника королевича Александра, принца Павла, дипломатического корпуса, министров, во главе с председателем совета министров Пашичем, высших государственных деятелей, представителей всего белградского общества, как политического, так и военного, митрополитом Дмитрием была совершена панихида по скончавшемся русском посланнике гофмейстере Гартвиге. Печать без различия направлений оплакивала кончину Гартвига как незаменимую утрату для Сербии. С благодарностью отмечались его неустанные заботы о жизненных интересах сербского народа, отмечалась его способность «согласовывать эти интересы с задачами России», и высказывалось всеобщее горячее пожелание, чтобы останки усопшего были погребены в Сербской земле, за счет казны.

Сербы тогда не сомневались, что Гартвига отравили австрийцы.

Церемония его погребения 18 июня (1-го июля) 1914 года превратилась в огромную русофильскую манифестацию, которую возглавил премьер-министр сербского правительства Н. Пашич. В девять часов утра траурная процессия двинулась из русского посольства в собор. Впереди шло все духовенство Белграда во главе с митрополитом; затем шло бесчисленное количество депутаций с венками со всех сторон Сербии: «Нашему Николаю Гартвигу», «Великому приятелю сербского народа»… За гробом шел весь дипломатический корпус, родные, знакомые, русская колония, войска и масса народа. По всему пути шпалерами стояли войска. Порядок не нарушался нигде.

Очевидец похорон А. Сербский оставил подробности траурной церемонии: «Процессия подошла к собору, ще был совершен краткий чин отпевания. После окончания службы (на которой присутствовал наследник) говорил или, вернее, читал речь митрополит, а затем Пашич. Их речи кончались по сербскому обычаю словами: “Нашему Николаю Гартвигу слава”. — “Слава! Слава!” — повторяли присутствовавшие. Этот обычай придает много торжественности похоронам. Из собора гроб направился на кладбище; по дороге процессия несколько раз останавливалась, и представители разных певческих обществ пели вечную память. Особенно трогательное впечатление произвело пение цыган. Их черные, подвижные физиономии, конечно, не могли оставаться неподвижными, и их “вечная память” скорее походила на “многая лета”.

На кладбище говорил речь представитель города; если митрополит и Пашич, зная, что каждое их слово будет учтено, где следует, говорили несколько сдержанно, то последний оратор дал полную волю своему южному темпераменту; он говорил горячо, проникновенно и с нескрываемым волнением. Обращаясь к дочери покойного, он сказал:

— Ты осталась сиротой, но отныне ты будешь дочерью сербского народа.

И далее, обращаясь к покойнику:

— Единственным утешением в нашем горе служит нам то, что твой прах остается среди нас, среди того народа, который ты так любил и который и тебе платил тем же. Твоему священному праху, о великий сын великой России, отдаю я последний, земной поклон!

Он приблизился к гробу и поклонился, прикоснувшись головой земли.

— Николаю Гартвигу слава!

— Слава, слава! — повторили все присутствовавшие. Это был потрясающий момент; многие плакали…»{74}.

На похороны Гартвига пришло около 80 тыс. человек из 100 тысяч, проживавших в Белграде.

Газета «Русский инвалид» напечатала речь Пашича, в которой он сказал: «Горячо оплакиваемый нами усопший все свои силы прилагал для объединения балканских государств. Его славянская душа исполнилась горечью, когда между союзниками начались разногласия, и он всячески старался предотвратить крушение “балканского союза”. Великая братская Россия неизменно оказывала Сербии свою ценную помощь в достижении ею жизненных задач…»{75}.

Вскоре после торжественных похорон, 6 июля, Сербское правительство постановило ассигновать 100 000 франков (нужно было, однако, 200 000 франков) на сооружение памятника Гартвигу, и в ближайшее время предполагалось объявить конкурс, к которому могли быть допущены зодчие всех славянских стран.

Через некоторое время газета «Русский инвалид», словно подводя итоги, писала о Гартвиге: «Его роль в событиях 1912—1914 гг. будет раскрыта вполне только будущими историками»{76}.

Памятник Гартвигу был воздвигнут только после убийства в Марселе короля Александра в 1934 году, трудами регента — принца Павла.

В 1939 году на могиле Гартвига на деньги правительства страны и добровольные пожертвования русским архитектором Г.П. Ковалевским был воздвигнут величественный памятник. В наши дни новые поколения российских дипломатов, работающих на Балканах, приходят к могиле Н.Г. Гартвига, чтобы отдать ему дань уважения.

Через несколько дней после похорон Гартвига, 21 июня (4 июля) в замке Артштетген были погребены убитые сербскими террористами эрцгерцог Франц Фердинанд и его супруга графиня Хотек. Счет многомиллионным жертвам Великой войны был открыт.

* * *

26 января 1914 года Верховский был представлен сотрудникам российской миссии в Белграде, в числе которых находился и Василий Николаевич Штрандман. Верховский назвал его «серьезным господином, женатым, с небольшой сединой» (С. да. 26. II).

Историки давно предполагали, что В.Н. Штрандман непременно должен был оставить мемуары или хотя бы записки о событиях в Сербии, свидетелем и участником которых он был. После длительных и поначалу безуспешных поисков, воспоминания В.Н. Штрандмана были обнаружены сербским исследователем и переводчиком Йованом Николаевичем Качаки в США в Бахметьевском архиве. Однако, по заявлению Й. Качаки, еще в начале XXI века д-р Хал перевел очень незначительную часть текста воспоминаний на английский язык и опубликовал их в интернете.