Олег Гладов - Смех Again

• Название: Смех Again
• Автор: Олег Гладов
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4474-0186-3

Артем с детства ненавидящий своё имя, развлекается рассказывая небылицы о себе в поездах. Под вымышленным именем он на ходу выдумывает себе биографию, обманывая случайных попутчиков и получая от этой бесполезной неправды выбросы адреналина в кровь. Но однажды, его ложь приводит к необратимым последствиям и он оказывается заложником безвыходной ситуации… В книге «Смех again» — много тёмной мистики. Здесь роуд-муви. Здесь Свадьбы и Похороны. Черные пальцы, выжимающие раггу из баяна. Татуировка «After death this body recovered and disposed» чуть ниже пупка. Заброшенные птицефабрики с прогнившими крышами. Здесь Дождь, остановившийся на полпути и слушающий, что ему говорят. Здесь Тот, кого боится даже безжалостный маньяк в ночном парке…

---

Когда пилот вертолёта, летящего над морем, замечает, что машина начинает терять высоту, и понимает, что с управлением ему не справиться, он (пилот) поворачивается в салон и предупреждает своих пассажиров: аварийное приводнение!

Или: аварийная посадка!

Чаще всего небесный водила орёт: ПАДАЕМ!!!

На этом задача пилота исчерпана. Он просто ждёт, когда вертолёт приводнится. То есть стукнется со всей силы о воду.

Действия пассажиров падающего вертолёта:

# удостовериться, что твой ремень безопасности застёгнут; если нет — затянуть до упора; конец ремня заправить, чтобы не мешался;

# принять решение, через какой из аварийных выходов ты будешь покидать приводнившийся вертолёт; определить ещё один, запасной вариант эвакуации;

# убрать все незакреплённые предметы (очки, наушники, ручки) под сидение;

# принять безопасное положение в своём кресле и уповать на Господа Бога.

До хрена чего нужно сделать, правда?

Вертолёт — странная конструкция. Говорят, по всем канонам аэродинамики он вообще летать не должен. Тем не менее летает. А стало быть, иногда падает. Основной центр тяжести геликоптера находится в верхней части: двигатель, винты. Из-за этого, когда такая машина падает в воду, она легко может перевернуться. Особенно при сильном боковом ветре и волнах.

Действия пассажиров перевернувшегося вертолёта:

# дождаться, пока салон заполнится водой;

# досчитать про себя до пяти, отстегнуть ремень;

# выдавить стекло аварийного выхода;

# покинуть вертолёт;

# на поверхности привести в действие устройство, надувающее спасательный жилет;

До хрена чего нужно сделать, да?

Ждать, пока вертолёт заполнится водой, необходимо. Так уравнивается давление, иначе стекло не выдавишь.

Считать про себя нужно для того, чтобы подавить панику и вспомнить всё, чему тебя учили. А учат обычно основательно. Так, чтобы ты смог выбраться даже из такой жопы, как упавший в воду и перевернувшийся вверх тормашками вертолёт.

Буровик Кривошеев не смог подавить свою панику. Или досчитал до ста. Или вообще забыл всё, чему его учили. Вертолёт, который транспортировал его на одну из нефтяных платформ, упал в Каспийское море и перевернулся.

Всё это мне рассказывает человек по имени Данил. Он профессиональный спасатель. Мы стоим с ним на ступенях городского морга и курим. Да. Сегодня я закурил после трёхлетнего перерыва. Причина для этого имеется: кажется, я просто тяну время.

Данил привёз погибшего Кривошеева в его родной город. Похороны завтра. Его тело лежит в холодильнике под номером 2. В холодильнике под номером 3 ещё один умерший. Его тоже будут хоронить завтра.

Владимир Семёнович. Будете смеяться — Высоцкий. Полный тёзка сами знаете кого.

Но мне не до смеха. Он мой клиент.

В прямом смысле. Сейчас я докурю и пойду делать ему татуировку.

Всю предыдущую ночь мы с Окси кувыркались в квартире её брата, заляпав все простыни лубрикантом и спермой. Я опять таскал её мотороллер по лестницам и опять ни хрена не выспался. Она расцарапала мне спину, наставила засосов и укусила за ягодицу. Мой член горит так, будто с него содрали кожу. Утром с опухшей башкой, еле переставляя ноги, я прихожу в салон — а Этот уже ждёт меня. Сидит на стуле возле двери: аккуратная стрижка, белая рубашка с коротким рукавом. Чёрный галстук. Чёрные брюки. Чёрные начищенные туфли.

Я прохожу мимо него. Вставляю ключ в замок. Спрашиваю:

— Вы по записи?

— Не совсем, — он встаёт со стула и протягивает мне руку, — Сергей.

Я пожимаю его сухую ладонь:

— Меня можно звать Мотор.

Он кивает. Входит следом за мной в кабинет. Спрашивает:

— Это вы татуировщик?

Я, осторожно передвигаясь, включаю кондиционер, открываю бутылку воды и пью из горлышка. Не отрываясь от процесса, киваю: ага, типа, татуировщик это я и есть.

— Я к вам по делу, — говорит он.

Я, продолжая вливать в себя жидкость, снова киваю: ну-ну, типа… слушаю. Бутылка кивает вместе со мной.

— Даже не знаю, с чего начать, — говорит он.

Я ставлю бутылку в холодильник. Я говорю:

— Начните с самого главного.

Он молчит несколько секунд. Потом:

— Мой отец вчера умер.

— Соболезную, — говорю я серьёзно.

— Спасибо, — он склоняет голову. Потом продолжает, — он тяжело болел… Но до самой смерти оставался в полном сознании… Это я для того рассказываю, чтобы вы поняли…

Я, упёршись задницей в подоконник и скрестив руки на груди, киваю — продолжайте. Он продолжает:

— Вчера утром он позвал меня к себе… Сказал, что прожил интересную жизнь… что видел такое, чего многим и не снилось… Но это была не праведная жизнь…

Сергей говорит спокойно, но я чувствую, что это спокойствие даётся ему с трудом.

— Он сказал, что поддался на большой соблазн и поэтому согрешил больше, чем другие.

Сергей замолчал. Я тоже не проронил ни звука.

— Он сказал, что ему кое-что обещали… но обманули… бросили его… И теперь, умирая, он боится за свою душу…

Кондиционер начал натужно гудеть: температура на улице перевалила за отметку 40 градусов выше нуля.

— Он попросил меня сделать для него кое-что… И взял с меня слово, что я исполню его последнюю просьбу… Вот…

Сергей полез в нагрудный карман и достал сложенный вчетверо лист бумаги. Протянул мне. Я осторожно его развернул: посередине листа нарисованный от руки круг, в котором перекрещиваются несколько линий. В центре и по окружности несколько символов. Кабалла. Где-то среди моих книг нечто подобное есть.

— Что это? — спрашиваю я.

— Это знак, защищающий от тёмных сил…

Сергей смотрит на рисунок. Потом поднимает глаза на меня.

— Отец сказал, что это означает: уйди от волос моих, уйди от костей моих, от мяса моего, из снов моих, уйди от души моей… кажется так…

Он снова смотрит в лист бумаги:

— Отец сказал, что этот знак, после того как его похоронят, поможет ему Там… сделает невидимым для тёмных сил… поможет ему попасть на небеса…

Молчание. Обоюдоострое. Я держу лист бумаги в руке. Я уже догадываюсь, но всё равно спрашиваю:

— А я тут причём?

И когда выслушиваю ответ, говорю:

— Нет.

Я не буду делать татуировку на груди умершего.

— Почему? — спрашивает Сергей.

Много причин. Если об этом узнают — моей карьере в этом городе скорее всего конец. Кто захочет, чтобы ему били тату машинкой, которой татуировали мертвеца? Кроме того, я никогда этого не делал. Я не знаю, как поведёт себя кожа покойника под моей иглой. И ещё — я не могу находиться в морге. Физически. Я там был один раз, и мне не понравилось. Я не патологоанатом. Я — татуировщик. А самое главное: это же бить! татуировку! мертвецу! Здесь никому этот факт не кажется, мягко говоря, необычным?!

— Поймите… Я обещал отцу… Это его последняя просьба…

Понимаю. Но не буду.

— Если дело в деньгах… то я заплачу… — говорит Сергей.

Я молчу. Я думаю, что сейчас возьму пару пива и поеду домой. И вообще, в отпуск пора.

— Вы скажите, сколько… Я хорошо зарабатываю… — говорит он.

Башка гудит в тон кондиционеру. Член ноет. Царапины на спине горят. И синяк на заднице — там, где Окси оставила след своих зубов. И просто для того, чтобы он заткнулся и свалил, я говорю:

— Полторы штуки европейских денег.

Он замолкает.

— Наличными, — говорю я и жду, когда он уйдёт.

Но он не уходит. Он достаёт бумажник, отсчитывает пятнадцать купюр и подвигает эту кучку ко мне. Он говорит:

— Вы не могли бы поехать прямо сейчас?

Полторы штуки. За два часа работы.

Мне сказать ему, что я пошутил?

А я пошутил? Когда?!

И вот он я. Стою на ступеньках морга и, оттягивая момент, курю. И сигарета моя заканчивается. Я выбрасываю окурок в урну. Я жму на прощание руку спасателю, которого зовут Данил, и он уходит. Он свою миссию выполнил. А мне моя только предстоит. Я делаю шаг в здание. Плюс 43 в тени. Вы представляете, как там пахнет? В провинциальном морге, где не хватает холодильников? Ни хера вы не представляете.

Я завязываю бандану на своём лице, закрывая нос и отверстие для принятия пищи. Я натягиваю перчатки, расстилаю газету на столе и раскладываю на ней своё оборудование. Санитар в белом халате, толкая перед собой каталку, привозит моего клиента и откидывает простыню.

Мля!!! Шиздец!!! Ему что — только закончили делать вскрытие???

Я чувствую, как утренняя яичница пытается выбраться наружу, и закрываю глаза. Когда я открываю их, то вижу весь персонал морга столпившийся вокруг.

Им интересно. Они такого ещё никогда не видели. Я тоже не видел. Но мне неинтересно. Это моя работа.

И поэтому я, борясь с тошнотой и стараясь не касаться грубых швов на груди трупа, намыливаю плоть усопшего. Раз.