Виктор Гюго - Девяносто третий год

• Название: Девяносто третий год
• Автор: Виктор Гюго
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4444-2210-6

«Девяносто третий год» — оправленная в художественную форму хроника драматических событий Великой французской революции.

Перевод под редакцией Е. Н. Киселева (1901).

---

— Гешан, — сказал он, — я передаю вам командование. Старайтесь поддерживать по возможности сильный огонь и сбить, если возможно, баррикаду пушечными выстрелами. Вообще старайтесь отвлечь внимание этих мужиков.

— Понял, господин полковник, — ответил Гешан.

— Постройте колонну, прикажите зарядить ружья и будьте наготове к атаке. — И затем он сказал еще несколько слов на ухо Гешану.

— Понял, господин полковник, — повторил Гешан.

— Все ваши барабанщики налицо? — спросил Говэн.

— Все, господин полковник.

— Их у нас девять. Оставьте себе двоих, а семерых дайте мне.

Семь барабанщиков молча вышли из рядов и выстроились перед Говэном. Затем последний воскликнул:

— Батальон Красной Шапки, ко мне!

Двенадцать человек, в том числе один сержант, выступили из рядов на несколько шагов вперед.

— Я звал весь батальон, — заметил Говэн.

— Здесь он весь, — ответил сержант.

— Как, неужели вас только двенадцать?

— Нас осталось только двенадцать, — проговорил сержант.

— Хорошо, — сказал Говэн.

Сержант был тот добрый, хотя и грубоватый Радуб, который от имени батальона усыновил трех малюток, найденных в Содрэйском лесу. Целая половина этого батальона была, как, быть может, помнит читатель, уничтожена на ферме Эрб-ан-Пайль, но Радуб по какой-то счастливой случайности уцелел.

Недалеко от этого места стояла повозка фуражиров. Говэн указал на нее пальцем сержанту.

— Радуб, — сказал он, — прикажите вашей команде обмотать свои ружья соломой, чтобы при ходьбе не было слышно их бряцания.

Через минуту это приказание было исполнено в потемках и среди глубокого молчания.

— Ваше приказание выполнено, — доложил сержант.

— Солдаты, снимите с себя башмаки, — скомандовал Говэн.

— Да у нас их и нет, — ответил сержант.

Вместе с семью барабанщиками образовался небольшой отряд в девятнадцать человек; Говэн был двадцатым. Он скомандовал:

— Выстроиться в одну шеренгу. Следовать за мной. Сначала барабанщики, а затем батальон. Сержант, вы будете командовать батальоном.

Он встал во главе колонны, и пока артиллерийский огонь поддерживался с обеих сторон, эти двадцать человек, пробираясь точно тени, углубились в пустынные переулки городка. Они некоторое время шли, держась как можно ближе к стенам домов. Весь город точно вымер; обыватели забились в погреба. Все двери были заперты, все оконные ставни были закрыты; нигде не было видно света.

И среди этого молчания шум на большой улице казался еще сильнее. Пушечная стрельба продолжалась; республиканская батарея и роялистская баррикада продолжали неистово извергать смерть из своих орудий.

После двадцатиминутной ходьбы по извилистым улицам Говэн, ведший свой небольшой отряд с большою уверенностью, несмотря на темноту, дошел до конца переулка, выходившего на главную улицу, но только с противоположной стороны рынка. Позиция неприятеля была обойдена. Говэн и его небольшой отряд имели пред собой пять тысяч вандейцев, но только с тыла, а не с фронта. Он что-то сказал вполголоса сержанту. Солдаты отвязали солому, обмотанную вокруг ружей; двенадцать гренадер выстроились за углом переулка, а семь барабанщиков собирались забить наступление по первому сигналу.

Артиллерийские залпы производились с равными промежутками. Вдруг, в один из этих промежутков, Говэн поднял свою шпагу и голосом, звучавшим особенно громко среди наступившей на минуту мертвой тишины, он скомандовал:

— Двести человек направо, двести — налево, все остальные — прямо!

Раздалось двенадцать ружейных выстрелов, а семь барабанов забили дробь.

— В штыки! Вперед! Марш! — раздалась страшная для «белых» команда Говэна.

Эффект был поразительный. Вся эта орава крестьян, услыхав у себя в тылу такие зловещие слова, вообразила, что к республиканцам подоспела на помощь чуть ли не целая армия. В то же самое время, услышав барабанную дробь, часть республиканского отряда, оставшаяся возле рынка под начальством Гешана, тоже забила в барабаны и двинулась беглым шагом в атаку. Крестьяне увидели себя между двух огней. Паника имеет свойство представлять все в преувеличенном виде; во время паники пистолетный выстрел кажется пушечным залпом, всюду мерещатся призраки, принимаемые за живых людей, собачий лай представляется рыканием льва. Нужно еще заметить, что страх охватывает крестьянина так же легко, как огонь соломенную крышу; крестьянин не способен к правильному отступлению — он сейчас же обращается в беспорядочное бегство. Именно это и произошло.

В несколько мгновений площадь опустела, повстанцы побежали беспорядочными толпами и поодиночке. Офицеры ничего не могли поделать. Иманус попробовал было убить двух или трех беглецов, но это ни к чему не повело. Со всех сторон раздавались крики: «Спасайся, кто может!», и вся армия рассеялась по улицам и закоулкам, словно вода сквозь решето, стараясь выбраться из города. Одни бежали по направлению к Шатонефу, другие — к Плергэ, третьи — к Антрэну.

Маркиз Лантенак был свидетелем этой паники. Он собственноручно заклепал орудия и затем удалился медленными и спокойными шагами, бормоча сквозь зубы:

— Нет, с одними мужиками решительно ничего не поделаешь! Без англичан нам не обойтись.

IV. Во второй раз

Победа была полная. Говэн обратился к остаткам батальона Красной Шапки и сказал им:

— Вас всего двенадцать человек, но вы стоите целой тысячи.

В те времена похвала начальника была высшей наградой.

Гешан, посланный Говэном для преследования беглецов, захватил много пленных. Затем были зажжены факелы и начались поиски в городе. Все, кто не успел бежать, сдались. На улицах немедленно развели костры: оказалось, что они были покрыты множеством убитых и раненых. Кое-где небольшие группы продолжали еще сопротивляться; их окружили, и они положили оружие.

Говэн успел заметить среди беспорядочного бегства какого-то храброго, ловкого и сильного человека, который прикрывал бегство других, но сам и не думал бежать. Крестьянин этот энергично действовал ружьем, стреляя и отбиваясь прикладом, который, наконец, и сломал; тогда он схватил в одну руку пистолет, а в другую — саблю. Все боялись подступиться к нему. Вдруг Говэн заметил, что он зашатался и прислонился к одному из столбов. Он, очевидно, был только что ранен, но не выпускал из рук своей сабли и своего пистолета. Говэн взял свою шпагу подмышку, направился к нему и сказал:

— Сдавайся!

Человек этот пристально взглянул на него. Из-под его одежды сочилась кровь, которая образовала уже порядочную лужу у его ног.

— Ты мой пленник, — продолжал Говэн.

Вандеец продолжал молчать.

— Как тебя звать?

— Мое прозвище «Пляска Тени», — ответил раненый.

— Ты молодец, — проговорил Говэн и протянул ему руку.

— Да здравствует король! — громко воскликнул вандеец и, собрав последние свои силы, разом поднял обе свои руки, выстрелил в Говэна из пистолета и ударил его по голове саблей.

Он сделал все это с быстротою тигра; но кто-то оказался еще быстрее его. Это был всадник, прибывший несколько минут тому назад и на которого до сих пор никто не обратил внимания. Человек этот, увидев, что вандеец поднимает на Говэна саблю и пистолет, бросился между ними. Не будь его — Говэн был бы убит. Пуля попала в лошадь всадника, а сабельный удар в него самого, и оба они упали. Все это произошло среди полнейшей тишины. Вандеец, с своей стороны, повалился на мостовую. Сабельный удар пришелся всаднику поперек лица; он без чувств упал вместе с лошадью, которая оказалась убитой наповал.

— Кто бы мог быть этот человек? — проговорил Говэн, приближаясь к распростертому на мостовой всаднику и всматриваясь в него. Но все лицо всадника было залито кровью, струившейся из раны, так что невозможно было его разглядеть. Видны были только седые волосы.

— Человек этот спас мне жизнь, — продолжал Говэн. — Не знает ли его кто-нибудь из вас?

— Господин полковник, — проговорил один из солдат, — этот человек только что прибыл в город. Я видел, как он въезжал по Понторсонской дороге.

Подошел полковой врач со своими инструментами. Раненый все еще лежал без чувств. Врач осмотрел его и проговорил:

— Рана не опасна. Это пустяки. Только рассечена кожа. Мы наложим ему перевязку, и через неделю он будет на ногах. Сабельный удар, однако, сильный.

Раненый был закутан в плащ, из-под которого виднелись трехцветная перевязь, пара пистолетов и сабля. Его положили на носилки и стали раздевать. Врач велел принести ведро воды и обмыть рану. Скоро можно было различить черты его лица. Говэн всматривался в него с напряженным вниманием.

— Нет ли при нем каких-нибудь бумаг? — спросил он.