Владимир Лорченков - Кукурузный мёд (сборник)

• Название: Кукурузный мёд (сборник)
• Автор: Владимир Лорченков
• Жанр: Русское современное
• ISBN: 978-5-4474-0231-0

«Кукурузный мёд» – сборник рассказов Владимира Лорченкова, ярчайшего представителя современной русской литературы. Постмодернизм, городской миф, сказка, притча, – тексты Лорченкова всегда игра, но глубокая и затягивающая. Это больше, чем постмодернизм. Это литература.

---

– А вы вместо этого стали палачом и убийцей своего народа, – сказал он.

– Прислужником русских дьяволов, – сказал он.

– Ой, я вас умоляю, – сказал Лоринков, сдерживая коня.

– Какие там блядь русские, – сказал он, вспомнив подполковника Виктора.

– Неважно! – воскликнул Саша Танасе, к подошвам которого уже подбирался огонь.

– Вы сын Молдавии и должны быть с нами! – крикнул он.

– Вся интеллигенция с нами! – воскликнул он.

– С нами известный композитор Дан Балан, и певица Чепрага с нами! – крикнул он.

– С нами Мария Биешу, исполнившая песню «Чиочиосан» в 1976 году на фестивале искусств в Токио, – крикнул он.

– С нами, наконец, участник «Дома-2» Руслан Проскуров! – крикнул он.

– Кончай его мужики! – заорал Лоринков, чуя, что банда молчаливо симпатизирует комиссару.

Костер запылал и Саша Танасе, выкрикивая проклятия, стал трещать и умирать.

Потрещал и умер.

* * *

…Лоринков шел по улицам Кишинева, не узнавая города.

Я чужак здесь, горько подумал он.

Как все изменилось, горько подумал он.

Молдавия прочно стояла на ногах, утверждаясь в новой, неведомой людям старой формации жизни. Ехали, пыхтя паром, электромобили, шли мимо счастливые, здоровые люди. Все дыры на асфальте были прикрыты флагами Евросоюза, потрескавшаяся штукатурка расписана лозунгами. В очередях за продуктами и банковскими переводами от родственников граждане новой, счастливой Молдавии не унывали, а пели и плясали!

Лоринков почувствовал, что устал, смертельно устал. Определенно, здесь он был чужой…

По старой памяти, Лоринков пошел к вокзалу, зная, что там есть забегаловки, где подают спиртное. Но их не оказалось!

Вместо этого молодые, счастливые люди тянули носом порошок с пластиковых столов, и целовали друг друга в губы.

Лоринков поднял голову и увидел надпись.

«Европейский уголок гея».

Рядом стоявши носильщик одобрительно говорит таксисту:

– Мой старшой тоже в пидоры, значит, подался.

– Так как им положена пенсия от Евросоюза за ихнее гейство, – сказал он.

– Вот Петюник наш и стал уважаемый всеми жопник, – сказал носильщик.

– Ну, а с бабами он как? – спросил таксист.

– В смысле поспать? – спросил носильщик.

– Ну дык, – сказал таксист.

– Ну и баб потрахиваетт, конечно, – степенно сказал носильщик.

– По окончании рабочего дня этим, как его, геем, – сказал он.

– Чудны дела твои, ПАСЕ, – сказал таксист.

– Им, молодым, виднее, – сказал носильщик.

Лоринков сплюнул тихонько с отвращением, и побрел прочь.

…место, где можно выпить водки, он нашел на краю города. Это был грязный, темный район, населенный, – как ему охотно объяснил рикша, – девками, дающими за так.

– По любви, – сплюнул он.

А давать в Молдавской Европейской Республике, как понял старорежимный Лоринков, следовало за евровалюту. В противном случае ты был пария… Лоринков сел за столик в мрачном кафе и попросил сто пятьдесят коньяка. Принесли двести водки. Лоринков пожал плечами и выпил, закурив.

– Миленький, угостишь девчонку? – села рядом девушка в юбке до колена, блузке без выреза, и колготках телесного цвета.

Шлюха, понял Лоринков. Порядочные женщины в Молдавии носили ажурные чулки, сапоги-ботфорты, мини юбки в половину ширины трусов, и обнажали грудь.

– Как звать? – спросил он, закурив еще.

– Анна-Мария, – сказала она.

– Что-то знакомое, – сказал Лоринков.

– Нет, мы не встречались, – сказала она.

– Хочешь, погадаю, – сказала она, и взяла руку Лоринкова без спроса.

– Ты хороший, только уставший, – сказала она.

– Уставший мужчина в кризисе среднего возраста, – сказала она.

– Вы думаете, у вас депрессия от этого, – обвела она рукой все вокруг.

– От Молдавии, – шепотом сказала она.

– А на самом деле это в вас, – сказала она.

– Руки у тебя хорошие, – сказала она, перейдя на «ты».

– Ага, все хвалят, – сказал Лоринков.

– Знаешь, как я ими могу подрочить, – сказал Лоринков.

– Да, но это не все, – сказала она.

– Пишешь ты ими, – сказала она.

Лоринков напрягся, потянулся было к пистолету. Но Анна-Мария, вроде, на доносчицу похожа не была. Бармен за стойкой тихонько протирал стаканы – плевал в каждый, глядел на свет, и тер тряпочкой. Хорошее место, подумал Лоринков. Анна-Мария так и держала его руку у себя на груди. Под тканью. Маленькая грудь, второго размера всего. В Молдавии таких уже ни у кого не было. Каждая европроститутка оплачивала себя операцию по увеличению размера до пятого, чтоб идти хорошо, как товар рыночный. И приносить стране еще больше денег. Валюты, которая так нужна была молодому государству…

У Лоринкова встал.

– Хочешь, переночуем вместе? – спросила она.

– За что? – спросил Лоринков.

– За так, – сказала она.

Лоринков выпил еще.

* * *

…охранник, в крови, валялся на полу. Лоринков быстрым шагом пошел к сейфу. За ним бежала Анна-Мария.

– Ни с места! – крикнул второй охранник.

Лоринков выстрелил, пошел дальше. Анна-Мария встала на четвереньки, вытащили из рук охранника арбалет, побежала за мужчиной. Лоринков стал пинать деревянный сейф, сломал, наконец, вытащил оттуда все еврооблигации, бросил за спину.

– Аннушка, только золото, – сказал он.

– Камни только, – сказал он.

Анна-Мария набрала в сумку золото и камни, бумажными деньгами брезговала. Лоринков, стоя у двери, следил за коридором. Хорош, подумал он. Вот тебе и идеологический борец, подумал он с презрением. Банальный грабеж……

с Анной-Марией Лоринков пил беспробудно неделю, пока не кончились деньги. Продукты в стране выдавали по карточкам за проституцию и работу в неправительственных организациях. Для них это значило голодную смерть. Да и надо было уже выполнять задания «шендэровича»…

Так что Лоринков решил устроить налет на Государственный банк Молдавии и уйти потом полями на Украину, в Вольное Поле. Решено – сделано. Взяли электролошадь на последние деньги, подкатили к банку, ворвались… Преступности в Молдавской Европейской республике не было, охрана с арбалетами стояла… Все шло как по маслу. Но радости Лоринков не чувствовал. Вспомнились ему лица комиссаров, шедших на смерть. Вспомнились улицы Кишинева… Новые лица… Новая жизнь… А я тут, волчарой, подумалось ему… Гнать, гнать мысли от себя, подумал он. Не читал бы книг сраных, не было бы мыслей, подумал он. А ведь правы они, откровенно подумал он. Правы они, не мы. Права Европейская Молдавская Республика, а не ее враги. Что со мной, подумал он. Мозги промылись, подумал он. Уйти, уйти с Аннушкой в Украину, а там гулять будем, пить будем, жить вместе станем, уж больно прикипел он к шлюшке этой, все взгляд ловила, к руке щекой прижималась…

– Хватит! – крикнул он Анне-Марии.

Взял сумку, закинул на плечо, побежали. Бросились в электроэкипаж, поддали угольку в задницу лошади механической. Мелькнула искра, задымился уголь, пошли шестеренки крутиться, завращались пружины упруго, зацокали копыта скотины механической.

– Н-но! – кричал Лоринков, – ожгу!

– Володя, в сторону! – крикнула Аннушка, прижавшись к нему.

Охранник, выбежавший на улицу, нечеткой рукой повел в сторону экипажа. Вылетела стрела. Пробила со скрежетом тщедушное тело Анны-Марии. Повисла на Лоринкове мертвая девушка. Глядела застывшими глазами на него любовно…

Глянул Лоринков назад, ожег взглядом погоню, понял – не уйти с телом.

В горячке погони сбросил Лоринков тело Анны-Марии на брусчатку, и, распугивая прохожих, врезал экипаж в стену. Сам, в клубах дыма, ушел подворотнями. Бежал, спотыкаясь, падал, отстреливался, уходил волком… Жил волком, умираю волком, подумал он, словно в бреду. Ввалился в парадное, вылетел из окна на втором этаже во дворик, оттуда через забор, бежал, стрелял, кричал, плутал…

Лица мелькали, словно в тумане…

* * *

…Покидал страну Лоринков поездом на конной тяге.

По поддельным документам, полученным на явочной квартире, сел в поезд. Не глядя на евро-комиссаров, лег на полку. Голова болела мучительно. Аннушка, думалось. Мария, думалось. Наглость второе счастье, думал Лоринков. Так оно и оказалось, искать его здесь никому в голову не пришло. Так что поезд уходил в Украину, и Лоринков лежал на верхней – шестой – полке, чувствуя твердые камни, зашитые в рубаху ночью. На миллионы у него было в рубашке камней. Да только счастье свое он здесь оставил, подумал Лоринков, и сжал зубы.

– Сынок, – сказала ему какая-то бабка, тоже видно из бывших.

– Не убивайся, сынок, – сказала она.

– А я тебе отсосу, – сказала она.

– Что?! – сказал Лоринков.

– Вы же всемирно известный писатель Лоринков, – сказала она, и подмигнула.

– И я вас узнала, – сказала она.