Елена Блонди - Княжна

• Название: Княжна
• Автор: Елена Блонди
• Жанр: Ужасы и Мистика

Вы думаете, что родиться княжной это большая удача? Юная княжна Хаидэ тоже так думала. Пока в её жизнь не вошло Необъяснимое…

---

Несколько рабов кинулись к Нубе, пытаясь развязать повязку.

— Что они хотят, Флавий? — испугалась девочка.

— Ничего страшного, княжна. Проверят, есть ли член. Если есть — отсекут. Тогда он сможет ночевать в твоей спальне на полу.

— Нуба, — велела Хаидэ, — стой смирно, не калечь никого. Помни, это и мои люди теперь. И — сними повязку.

— Ого! — поднял брови Теренций, — жаль холостить такого жеребца!

Хаидэ подошла, таща за руку Флавия, подняла лицо:

— Послушай меня, высокочтимый Теренций. Нуба — мой раб. А я — не твоя рабыня! Никто не дотронется до него. Флавий, я верно говорю? Понятно для князя? А если с ним что-нибудь случится, я заколюсь или отравлюсь. Ты сам объяснишь Торзе, что за беда произошла с его любимой дочерью. И с моей смертью твои интересы и интересы Зубов Дракона разойдутся.

— Флавий! — утомленно воззвал жених, — ты чем в степях два года занимался, негодник! Привез маленькое чудовище с замашками тирана. Ну, да ладно, невеста. Ты юна, но — права. Твой раб, делай, что хочешь. А ты не седлала его, чтоб скакать ночами? В степной темноте перепутать двух черных жеребцов несложно!

Хаидэ нахмурилась, пытаясь понять скрытый смысл знакомых ей слов.

— О, дикая юность, — вздохнул Теренций, забавляясь, — тем приятнее будет тебя объездить, ах, прости, обучить и просветить. Сначала ты торжественно и официально подаришь Греции свою степную невинность. Все будет довольно скучно. А попозже — займемся.

Хаидэ опустила глаза, злорадно вспомнив о своей невинности. Что он сделает, когда узнает? Она не боится. Пусть делает, что хочет. А если совсем уж страшное захочет сделать, она заберет Нубу и убежит. Или — прыгнет в окно. Вон, какой высокий дом — три комнаты одна на одну поставлены.

…Приведя с пира, рабыни завернули уставшую, помытую горячей водой девочку в нежную ткань, отвели к мраморной лежанке. Уложив на толстое покрывало, растерли мягкими звериными шкурками кожу. Поднимая одну за другой руки, снова выскоблили подмышки. Хаидэ лежала, мрачно глядя в потолок, на котором мозаика — голые женщины и мужчины. Одна из рабынь шепнула что-то другой и обе прыснули, сразу же став серьезными. Но кусали губы и щурили смеющиеся глаза. Хаидэ напряглась, вырвала руку из цепкой ладони смуглой женщины, села, натягивая край покрывала на живот. А та прикрикнула, стаскивая покрывало. Заговорила, мешая слова разных языков и показывая пальцем на волосы внизу живота. В другой наизготовку держала сверкающее мокрое лезвие. Девочка свела ноги и, крепко прижимая к животу покрывало, ощерилась, как зверек. Смуглая, каркнув, пожала плечами, но лезвие убрала.

Где же Фития, думала девочка с тоской, сутулясь, пока рабыни натирали шею, лопатки и плечи сильно пахнущим маслом, от запаха которого у нее кружилась голова. Няньку не пустили в купальню, отправили куда-то в дом, раза два слышался ее голос. И она — не боится, покрикивает вон на кого-то, будто домой к себе вернулась. А сама Хаидэ от злой растерянности и усталости, проведя много часов в пиршественном зале, почти забыла греческую речь: редкие слова влетают в уши, понимаясь, а прочее, что болтают женщины быстро — звучит, как журавлиное курлыкание.

Сильно и бережно поворачивая лежащую девочку, женщины натерли все ее тело, снимая излишки масла комком мягкого полотна. Подав руку, высокая чернявая гречанка с забранными косами, поклонилась, уже серьезно. Накинула белоснежный хитон и повела к стене, на которой висело огромное полированное зеркало. Усадила на низенький табурет. Увидев себя, Хаидэ запахнула на груди белую ткань, стараясь, чтоб движения не были поспешными.

Переговариваясь, женщины освободили золотистые волосы от сложной прически, тщательно расчесали. Обмакивая пальцы в плошку с маслянистой жидкостью, чернявая ловко закрутила концы прядей. И, крепко закалывая одну прядку за другой, подобрала все, оставив короткие кудряшки. Бережно надела ажурный обруч, усыпанный коваными золотыми листьями. Смуглянка убежала, вернулась с крошечной баночкой. Дернулась было к Хаидэ, отвинчивая крышку, но старшая прикрикнула. Отчитала, показывая на стену, откуда плыл толчками пьяный гул.

Заколов на плечах легкую ткань, торжественно вывели в длинный пустой коридор, освещенный медными светильниками и, поддерживая под руки, отвели в спальню. Здесь Хаидэ еще не была. Открыв рот, оглядывалась. Сколько тканей! Ковры! Ложе за прозрачными занавесями, зеркала. Столики, шкафчики, тумбочки, кресла…

Рабыни надели на девочку коротенький синий хитон, подпоясали. На ноги — сандалии: два ремешка да крылышки на щиколотках. Подвели к зеркалу. Глядя на пухлогубое отражение — лет десяти, не больше, Хаидэ подумала, вот так растешь, растешь, и что? Даже грудь не видна за всеми этими складками!

Но, наверное, эти лучше знают, как надо…

Усадив перед зеркалом, рабыни набелили загорелое лицо, положили на щеки румяна, обвели черной краской глаза, мазнули по губам ярким кармином.

— Теперь жди, — улыбаясь, сказала по-гречески старшая, — еще приду, попозже. Потом муж придет.

Ушли, оставив двери незапертыми. Хаидэ шепотом позвала Нубу. Он сразу пришел, возник в дверном проеме, огромный и мрачный. Зыркнул на ложе в шелковых подушках. На роспись над ним — козлоногие мужчины с большими торчащими членами бегают за женщинами в прозрачных одеждах, а те смеются. Сев на ковер, положил большие руки на блестящие черные колени и следил, как Хаидэ ходит, осторожно трогает вещи, открывает ящички и шкатулки, тащит низки жемчугов, камней. Поворачивается к зеркалу, прикладывая к шее.

Утомившись рассматривать, девочка села напротив раба, протянув руку с тяжелыми браслетами, тронула пальцем темное колено. Сказала негромко:

— Нуба? Помнишь, я тебя просила на песке? Чтоб не было мне больно? В сердце? Нуба… я решила, ты сегодня не делай ничего. Понял? Ничего. Я сама хочу разобраться. Хорошо? Послушаешься?

Нуба, помедлив, опустил голову, так и остался сидеть, не глядя на хозяйку. Хаидэ вздохнув, встала, поцеловала бритую макушку.

— Ты, когда Теренций придет, будь за дверями, ладно? Далеко не уходи. Если что, я позову. Иди.

Теренция не было долго. Устав ждать, княжна заснула на огромной постели, свернувшись калачиком и положив руку под набеленную щеку. Нуба сидел за дверями на корточках, свесив большие руки.

Проснулась резко, почувствовав чьи-то руки на подоле хитона, жесткие пальцы на обнаженных коленях.

«Вот!» — молотком стукнуло в сердце. Раскрыла глаза. И — еще шире, увидев старшую рабыню над собой. Ухватилась за подол, оглядываясь из-под сползающего золотого венка.

— Тихо, тихо! — засмеялась та, — лежи спокойно, дикарка! Князь уже в купальне, сейчас поднимется.

И прикрикнула, отцепляя ее пальцы:

— Убери руку, дай умастить! Так надо!

Хаидэ нехотя отпустила ее руку. Старшая зачерпнула пальцем из баночки, и, придерживая девочке колени, смазала внутреннюю поверхность бедер, до самого верха. Девочка, морщась от жаркого прикосновения мази, нахмурилась и изо всей силы стиснула колени.

— Вот и все! — рабыня говорила негромко, умащивая Хаидэ и стараясь не запачкать тонкий подол жирной рукой.

Рука скользнула выше, жар кинулся за ней, обжигая живот.

— Не дичись, ровно тебя в силки поймали.

Убрав руку, чернявая вытерла пальцы полотном, расправила синий подол на бедрах невесты. Рассматривая ее, проговорила певуче:

— Высокочтимый князь искусен в любовных утехах. Он добр со многими. И с женщинами тоже.

Улыбнулась и добавила:

— Подожди, сейчас будет хорошо.

Хаидэ опустила ресницы, часто дыша, и вдруг застонала, облизывая губы. Жар палил кожу, намазанную снадобьем, будто по бедрам и животу растекался горячий мед. Девочка открыла блестящие глаза, повела взглядом, ничего не узнавая вокруг. И вцепившись в руку рабыни, потащила ее к подолу, разводя колени.

— Нет! — засмеялась та, легонько хлопнула девочку по пальцам и отняла свою руку, — терпи. И сама себя не трогай, не смей трогать. Потерпишь — слаще будет.

— Нуба! — стонала Хаидэ, — иди сюда, Нуба!

Черный мгновенно возник в дверях, глядя на сбитый хитон, руки, дергающие вырез одежды, блестящие глаза.

— Иди, иди ко мне, скорее, Нуба, сюда вот иди! — проводя по коже пальцами, показывая, требовательно звала.

— Э, нет, раб, — властно сказала старшая, выходя в боковую узкую дверцу, и увлекая Нубу за собой, — с этой поры твое место — за дверью.

Глянув на перекошенное лицо, добавила тихо:

— Ты, здоровяк, уйди на задний двор. Я скажу вина тебе дать.

Нуба вырвал руку и, тяжело сползая по стене на корточки, сел у двери.

На другой лестнице уже слышались пьяные голоса. Флавий распахнул дверь в спальню, втаскивая Теренция, закутанного в роскошное банное покрывало верблюжьей тонкой шерсти. Конец покрывала волочился по полу.