Николай Мельниченко - Ещё вчера…

• Название: Ещё вчера…
• Автор: Николай Мельниченко
• Жанр: Биографии и Мемуары

"ЕЩЕ ВЧЕРА…" – автобиографическая повесть, начиная с довоенного времени. Автор – рабочий, инженер, офицер ВМФ, участник испытаний ЯО. "Косой взгляд на историческую науку"- публицистическая глава из книги, которую хочется показать ранее из-за ее актуальности.

---

Еще зимой мама явила настоящее чудо. При стечении толп народа в лице Тамилы и меня, она добыла сверток, развернула его, и мы дружно ахнули. Это был отрез прекрасной довоенной темно-серой шерстяной ткани. Мама всплакнула, сказала нам, что перед самой войной они хотели пошить папе костюм. Не пришлось. И вот теперь она дарит отрез мне, чтобы я был "не гірший, як люди". Каким чудом мама могла сохранить этот отрез почти 10 лет, не продав его, не выменяв на продукты, когда нам приходилось совсем туго? Это был драгоценный дар от родителей… Портного мы выбирали очень тщательно. Костюм получился на славу. Впервые на выпуске я почувствовал себя полным "comme il faut". Костюм был моим парадным все годы учебы в институте…

Чуть раньше, в апреле, получил в военкомате приписное свидетельство: "подлежит призыву в очередном 1949 году". Запись в дневнике: "Есть возможность пойти в военные училища, но поступать в летное – большой риск, другие – не прельщают. Придется, все-таки, идти в институт".

20 мая начинаются выпускные экзамены. Первый – сочинение по украинской литературе. "Болит голова. Взялся за первую тему – вижу, что мало ее знаю. Начал работать над второй (Шевченко), написал страницу черновика, но обнаружил, что пишу идиотским стилем, и не могу вспомнить ни одной цитаты из хорошо знакомых стихов. Оставил все, и взялся писать третью тему: "Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки великая Русь". Все писали вторую тему. В итоге: напутал, отвлекся от основной темы, вообще "писал, как публицист" (?), как сказал Редько".

За сочинение я получил 4, ни одной пятерки не было. Для Ц. Фаберман это трагедия, для меня – раскрепощение. Дело в том, что непременное условие получение медали, даже серебряной, – отличная оценка по родному языку. (Ну, для меня он родной, действительно, но Циле-то могли бы сделать скидку!)

Экзаменов сдаем уйму, впрочем, – без особого напряжения. Украинский устный, алгебру, где я оказался в гордом одиночестве, устную алгебру, геометрию, немецкий язык, русский сочинение и устный, что-то еще, – всего 13 экзаменов. Каким-то образом мне удалось сдать все на 5. Педсовет тогда возвратился к моей украинской письменной работе. Теперь им мой стиль понравился больше, и мне решили поставить 5. У Цили завал: 4 по алгебре и по русскому сочинению, медаль отпадает. У меня появляется шанс убить медведя и поступить куда хочу без экзаменов. Дальше цитаты из дневника.

"Был выпуск, была пьянка. … Аттестат задержали до 12 июля: область срезала один балл по украинской (литературе) вместе с медалью. На выпуске учителя (главное – Редько) знали, что никакой медали нет, но зачитывали … что нет, мол, результатов из Винницы. … они были известны, правда – неофициально."

Дальше я качу бочку на Редько, мол, это его козни. Наверное, я был не прав: ему тоже хотелось иметь в первом выпуске хоть одного медалиста для поднятия престижа школы; возможно, он даже боролся за это и надеялся до последнего. Гораздо позже я узнал о существовании лимита на медали. Конечно, общеизвестно, как распределяется лимит, спущенный сверху. В целом, никакой неожиданности не было, появилась на минутку надежда, которая оказалась ложной, – вот и все. Чистая психология, так сказать, – контрастный моральный душ. Надо было решать, что дальше делать.

На семейном совете думали и гадали – мама, Тамила и я. О жутких конкурсах ходили жуткие слухи. Я твердо не хотел идти ни в пед, ни в мед. Авиационные училища – огромный конкурс, плюс опасения за анкету. Обычные "балетно-пехотные" прельщали не очень, но я понимал, что там я буду "одет-обут-накормлен". Чаша весов резко качнулась в военную сторону. Неожиданно мне попадается на глаза газета с объявлением о наборе студентов на 1-й курс Криворожского горно-рудного института. Высокая стипендия, бесплатное форменное обмундирование и общежитие, еще куча каких-то льгот. Судя по их количеству, – конкурса там вообще не бывает. То, что надо! Решено: иду в горные инженеры! Семейный совет утверждает решение. Начинаю собирать в кучу все документы, чтобы отправить завтра все в Кривой Рог. Большинство ребят пока на распутье. Объявляю им о своем решении: я определился. Первый поморщился Алик Спивак:

– Да ты что? Уж если тонуть, то на глубоком месте! Поехали в КПИ!

– А что такое "КПИ"? Почему не знаю? – передразнил я Василия Ивановича.

Алик воззрился на меня как на папуаса, прибывшего из джунглей.

– Это же знаменитый Политехнический в Киеве! А объявлений о наборе он никогда не публикует, о нем и так все знают. Это же Киев, а не задолбанный Кривой Рог!

– Ну, конечно: в столице можно булькнуть очень-очень глубоко! – возразил я, вспоминая довоенный "писательский" отлуп и поездку из Киева с пьяными десантниками в 1944 году. – Да мне там и приткнуться негде.

Но Алика уже понесло. Может быть, он вспомнил, что списывать можно и в институте, а может серьезно захотел меня вытащить из железорудных шахт.

– Поедем туда заводской машиной. В Киеве у меня живет дядя, так что ночлег нам всегда обеспечен.

Его доводы меня сразили. Я оставил мечты о подземных норах, где добывают столь нужные стране полезные ископаемые, и ринулся с Аликом тонуть в глубоком месте. Мама, узнав об изменении согласованного решения, только покачала головой:

– Дивись, Коля, щоб гірше не було…

Я промолчал: тогда еще я не знал еврейского анекдота, в котором на угрозу "хуже будет!" отвечают: "а что может быть хуже?", перечисляют все немыслимые беды в поезде, а кончают – "и вообще мы не в ту сторону едем"

Не могу не рассказать о событиях перед выпускным вечером, которые (это я понял гораздо позже) наложили неизгладимый отпечаток неудачника на всю мою дальнейшую жизнь, – по крайней мере, – в одном вопросе. Мы с ребятами озаботились, чем украсить наш выпускной

вечер? Кажется, Славке пришла в голову идея наловить рыбы в колхозном пруду села Арыставка. Сказано – сделано. Добыта сеть, – гибрид волейбольной сетки и подвесного шезлонга с деревянными поперечинами на краях. В ближайшую ночь мы втроем отправляемся к пруду. Он охраняется сторожем с берданкой, который иногда даже по ночам наведывается к колхозным богатствам: там подрастают зеркальные карпы.

Луны нет, темно, только в воде отражается более светлое небо. Раздеваемся вдвоем с Борисом Стрельцом и лезем с сетью в воду. Славка на берегу – "на стреме". Глубина пруда – по плечи. Натягиваем сетку под водой и начинаем медленное движение, процеживая глубину вод сквозь сетку. Ощущаем несколько несильных толчков. Поднимаем сетку над водой. В ней, как в гамаке, бьются три огромных карпа! Пока неумело вытягиваем их из сетки, – один уходит в родную стихию. Доставляем их на берег, где Славка прыгает от нетерпения: "Я, я пойду", – шепчет он, но мы не реагируем и продолжаем таскать огромных карпов. Их уже больше десятка. Славка прыгает на берегу совсем остервенело. Я сдаюсь, и заменяю его на посту. Моя зона повышенного внимания – гряда на другом берегу пруда со стороны села. На фоне светлого неба я сразу бы увидел приближающуюся опасность – сторожа с берданкой. Рыба прибывает, опасность – пока нет. Внезапно я слышу шелест листьев кустарника и шаги совершенно с другой стороны – с темной низины справа. На мой тихий свист об опасности Борис и Славка не реагируют: чтобы не терять времени, они взяли с собой мешок для рыбы, и увлеченно бороздят воды уже далековато от берега. Почему сторож идет с другой стороны? Если подойдет сюда – мы пропали. Я поднимаюсь и громко топаю в темноту навстречу шагам. Мои намерения – отвести подальше сторожа от нашей базы, чтобы ребята услыхали и успели вынуть себя из пруда и собрать одежду и "улики".

Противник останавливается, его шагов больше не слышно, но я продолжаю двигаться вперед. Внезапно я слышу такой шум, что понимаю: мой "сторож" улепетывает от меня со всех ног. С облегчением возвращаюсь на свой пост; рыбаки и не заметили опасности. Преступная рыбалка благополучно заканчивается. На выпускном вечере жареный карп был коронным блюдом.

Увы, каждая медаль имеет две стороны: рыбий бог отомстил мне. За всю жизнь мне не удалось поймать больше ни одной рыбешки, даже захудалого пескаря. Впервые проказы рыбьего бога я почувствовал в Виннице. Я гостил у дяди Антона; к тому времени он переехал в Винницу, работал на ТЭЦ и жил в доме на берегу Буга. Его приемный сын Виктор сидел с удочкой, и непрерывно выдергивал мелких рыбешек, тьма которых клубилась возле теплых стоков электростанции. Я взял у него удочку, наживил червячка и опустил снаряд в гущу стаи. Ничего не происходило, поплавок стоял, как вкопанный. Виктор заинтересовался этим безобразием, решил, что это влияние запаха табака на моих руках. Он самолично сменил червяка на крючке, – все осталось по-прежнему. Виктор взял удочку в свои руки, немедленно начался прямо таки бешеный клев. Когда удочка переходила в мои руки, – все сразу прекращалось: ни одной рыбки я не смог выудить.