Артур Мортон - Английская Утопия

• Название: Английская Утопия
• Автор: Артур Мортон
• Издательство: Иностранная литература
• Жанр: История
• Год: 1956

Эта книга — история двух островов: Утопии и Британии. У каждого из них своя история. Обе развиваются параллельно и помогают взаимно объяснить одна другую. Цель настоящей книги — способствовать этому объяснению. Люди думали, надеялись, а иногда и боялись, что Утопия есть тот самый остров, в который может вскоре превратиться современная им Британия. Их мысли и чаяния в этом направлении зависели не только от прочитанных ими книг и привычного круга идей, но и от событий, происходивших в реальном, окружающем их мире, от класса, к которому они принадлежали, и от роли, которую этот класс играл или хотел играть по отношению к другим классам.

(Оказывается — весьма интересно узнавать как зарождались идеи, которые с таким трудом наши деды претворяли в жизнь, а мы так легко и бездарно их про*рали  — Гриня) 

---

Мы видели, как утопия начиналась со «Страны Кокейн» — мечты серва о мире покоя, досуга и изобилия, и мы смогли проследить, как сон о Кокейне превратился в скрытую, почти тайную традицию, тогда как главный поток утопической мысли устремился по иным каналам. Великие литературные утопии были созданием ученых или философов, а нередко педантов, и если они и отражают историческое развитие, то только косвенно и представляют в искаженном виде борьбу и надежды народа. В Моррисе оба течения снова сливаются, и не только потому, что он был гениальным человеком, но и потому, что он посредством своего воображения и разума познал философию рабочего класса. Это можно иллюстрировать небольшим примером.

Надменные критики порицали Морриса за то, что во все время его путешествия в будущее светит солнце, «тогда как, — говорят они, — мы хорошо знаем, что в Англии постоянно идет дождь и так будет продолжаться при любой социальной системе». Такая критика возможна только потому, что авторы ее забывают, что Англия в «Вестях ниоткуда» — это страна Кокейн, а в Кокейне возможно иметь ту погоду, какую пожелаешь. Безвестные поэты, создававшие многочисленные варианты Кокейна, символически выражали мысль, что человек сделается господином всего окружающего, вместо того, что бы быть его рабом. И Моррис, отождествивший себя с ними, пользуется, совершенно естественно и, может быть, бессознательно, тем же древним символом, чтобы выразить одну из важнейших истин социализма.

Этот синтез самой древней мудрости с самой современной, ума — с воображением, революционной борьбы — с простой любовью к земле и придает «Вестям ниоткуда» их исключительную литературную ценность. Это единственная утопия, которая от начала до конца читается с большим волнением, Мор может тронуть нас своим описанием огораживаний, но не своей Утопией. Свифт может заставить нас разделить его гнев и соболезновать его страданиям, но мы не могли бы выдержать жизни его гуингнгмов; за Моррисом мы можем следовать повсюду. Нам понятны волнение и удивление, испытываемые при пробуждении в преобразившемся Лондоне, радость и простота новой жизни в нем, напряженность и бурность революционных лет, слава Англии, спасенной и очищенной от грязи и унижения капитализма.

Везде в книге чувствуется, что Моррис, рассказывая об Утопии, облекает в новую форму свои личные воспоминания, и полнее всего он воплощает их в той волшебной, чудесной поездке по Темзе, которой заканчиваются «Вести ниоткуда». Он часто сам совершал ее, и в описанной вымышленной поездке чувствуется, как, путешествуя на самом деле, он в мыслях срывал с каждого местечка и городка их вульгарность и всю скверну буржуазных удовольствий и буржуазной погони за барышами. Его глазами мы видим Хэмптон, Ридинг, Виндзор, Оксфорд, но не такими, какими они были в 1890 году, а такими, какими, как он часто мечтал, они должны стать в будущем. В конце пути стоял его излюбленный дом в Келмскотте, дом, которым он никогда не мог до конца насладиться, так как сознавал, что он составляет часть страдающего мира; однако это сознание неспособно было полностью лишить его надежд, потому что Моррис стал социалистом прежде всего благодаря своему уменью быть счастливым. В июне 1890 года, перед тем как он приступил к работе над «Вестями ниоткуда», он наслаждался картиной сенокоса в Келмскотте:

«Уборка сена спорится, как никогда; мне кажется, что такая благоприятная погода для уборки случается нечасто; замечательные травы и чудесная погода, чтобы их убрать; во всем прочем деревня — один сплошной букет, ароматы дивные, иначе не скажешь; жизнь у нас, людей отдыхающих, роскошна до того, что заставляет чувствовать себя точно во власти чар».

Все это в измененном виде появляется на превосходных последних страницах «Вестей ниоткуда»: небывалый укос, жаркие июньские дни, старинный тонущий в ароматах дом, но это уже не оазис в мире ужасов торгашества, а жилище, получившее новую красоту и достоинство благодаря новым формам использования и новой окружающей среде. Чувствуется неомраченная радость, всем можно наслаждаться без чувства вины (хотя Моррис, конечно, более кого-либо другого заработал право наслаждаться), и, наконец, всюду разлито ощущение волшебной заколдованности. В Келмскотте кончается путешествие Морриса. Он входит туда тенью прошлого, с сознанием, что все это вымышленное счастье создано не для него, понимая и то, что он и его вновь обретенные друзья, в ту минуту более живые, чем люди из реального мира, разделены пропастью; он и они могут разглядывать через нее и звать друг друга, но не могут найти форм более тесного общения. Капля за каплей радость и красота будущей жизни уходят, ускользают между пальцев, его восприятие ослабевает, и он идет прочь, чтобы встретить представителя прошлого, к которому ему приходится вернуться.

«Этот человек выглядел старым, но я уже по давней, полузабытой привычке знал, что ему на самом деле немногим более пятидесяти (это был настоящий возраст самого Морриса). Его лицо было грубым и скорее закопченным, чем грязным, его тусклые глаза были затуманены, тело согнуто, его икры тонки, а ноги дрожали и волочились. Его одежда состояла из грязных отрепьев, которые я слишком хорошо помнил. Когда я проходил мимо, он довольно охотно и вежливо, однако очень подобострастно, приподнял шляпу».

Этот эпизод чрезвычайно волнующий, но это еще не конец. Новый мир исчезает, его время еще не пришло, но Моррис понимал и оказался в состоянии убедить нас в том, что то, что он придумал, было по своей сути верным, что этот мир существует и мы должны его искать и со временем найдем. Более трехсот лет до него Мор закончил свой рассказ о коммунистическом обществе грустным признанием: «Я охотно признаю, что в утопической республике имеется очень много такого, чего я более желаю в наших государствах, нежели ожидаю». У Мора не было надежды, потому что он был один. Моррис же писал, ощущая полноту собственной жизни, на основе своего опыта в борьбе за социализм и сотрудничества с другими участниками этой борьбы, и поэтому его заключение было совершенно иным:

«Безусловно, да! И если другие смогли это увидеть так же, как и я, то это уже нельзя называть сном, а скорее видением».

3. Создание Призрака

Утопии Беллами и Морриса выделяются среди других, но они далеко не единственные, в которых затрагивается тема социализма в последние годы XIX века и начале XX века. Дело в том, что становилось все более и более очевидным, что социализм сделался единственным вопросом, который подлежал обсуждению писателями-утопистами, если они хотели оставаться в рамках реальных проблем, так как социализм стал незыблемой антитезой капитализма и его логическим историческим преемником. Куда идет капиталистическое общество? Возможно ли практическое осуществление социализма? Если да, то желательно ли это? Если нет, можно ли его предупредить? И наконец, какова будет жизнь при социализме? Таковы были обсуждавшиеся тогда вопросы.

Мы видели, как Моррис и Беллами ответили на них, каждый по-своему, и по мере того, как обсуждение продолжалось, страх буржуазии все возрастал. Он в какой-то мере не исчезал никогда полностью, и так как за Па рижской Коммуной последовали усиление мирового профсоюзного движения, успехи социалистических партий в ряде стран, русская революция 1905 года и все более острые кризисы, сопровождавшиеся массовой безработицей, то и страх буржуазии все время увеличивался. В то же время росла тревога средних классов из-за роста монополий, как потому, что в нем таилась для них угроза сама по себе, так и из-за того, что он вел к принятию контрмер со стороны рабочих. Если рабочие все больше и больше обращались в сторону социализма, видя в нем путь избавления от трудностей, то капиталисты стали сомневаться в незыблемости установленного ими строя и чувствовать, что мир может обходиться без них и вскоре попытается это сделать.

Популярность книг «Через сто лет» и «Вести ниоткуда» была сама по себе угрозой и вызовом; эти книги оказали серьезное влияние, и на них надо было ответить. И такие ответы были написаны, но они никакого эффекта не произвели и давно уже теперь лежат на свалке литературной макулатуры. Кто, например, читал или даже слышал о книгах «Приключения м-ра Иста в стране м-ра Беллами» или «После сна»? Кроме того, поскольку успехи социализма носили международный характер и утопии Беллами и Морриса были переведены на разные языки и широко распространены, то и дискуссия приобрела более интернациональный характер; и в этом разделе нам придется рассматривать книги, появившиеся не только в Англии, но и в Америке, Германии и Австрии.

Английский перевод «Приключений м-ра Иста в стране м-ра Беллами» немецкого автора Конрада Вильбрандта появился в Нью-Йорке в 1891 году. Это тяжелая и бесплодно полемическая тевтонская работа, насыщенная терминами академического политико-экономического жаргона. Ее основной положительный вывод состоит, пожалуй, в том, что революция является результатом тарифов, и если война разрушит основные иностранные рынки, то социалистическое государство должно развалиться из-за отсутствия капитала (!).