Елена Морозова - Мария Антуанетта

• Название: Мария Антуанетта
• Автор: Елена Морозова
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-235-03672-7

Мария Антуанетта (1755—1793), королева Франции, гильотинированная революционным французским народом. Известная своей любовью к нарядам и легкомысленным заявлением «Если у народа нет хлеба, пусть ест пирожные», она в разное время вызывала то ненависть, то неуемные хвалы. В настоящей книге автор, не осуждая и не восхваляя свою героиню, показывает ее не с позиций политической истории, а в контексте окружавшей ее повседневности, такой, какой видели ее современники — те, кто любил ее, и те, кто старался ее использовать или погубить. Мария Антуанетта — прежде всего женщина, она живет и любит, не задумываясь о неумолимой поступи Истории, но в час испытаний проявляет истинно королевское величие и силу духа.

---

Ферзен пробыл в Париже десять дней. Что удерживало его во французской столице, где его в любую минуту могли схватить как преступника, организовавшего бегство короля? Если судить по личному дневнику, получится, что приезжал он, скорее, не к Марии Антуанетте, а к Элеоноре Сюлливан, которая два дня прятала его у себя в доме на втором этаже и лишь на третий представила Кроуфорду, предварительно сочинив историю, согласно которой Ферзен якобы только что прибыл в Париж. С другой стороны, зачем было с риском для жизни приезжать к любовнице, если она в любую минуту, как уже бывало, могла последовать за ним? Известно, что Кроуфорд был одним из связных королевы, то есть выполнял миссию. Значит, Ферзен все же приезжал к королеве… тем более что, пробравшись в Тюильри, он не сразу встретился с Людовиком, хотя охраняли короля менее бдительно, нежели королеву… И все же сестра Ферзена Софи (в замужестве Пипер), поверенная всех его тайн, в том числе и сердечных, прислала брату письмо, в котором укоряла его за бурный роман с некой англичанкой, напоминая, что если слухи о нем дойдут до Нее, Она «смертельно опечалится». «Вы на виду, на вас смотрят, о вас говорят; так будьте же верны несчастной Ей, избавьте Ее от горя», — писала Софи. Укоры сестры означали, что несмотря на превратности судьбы Ферзен оставался любимцем дам и сам по-прежнему был неравнодушен к женским прелестям. Думается, королева все же была для Ферзена Прекрасной дамой, к которой стремилась его душа, в то время как прочим своим поклонницам он предоставлял возможность заботиться о нем самом.

* * *

1 марта скончался Леопольд II; Мария Антуанетта узнала об этом только 10 марта, в тот день, когда новым министром иностранных дел назначили генерала Дюмурье, а глава фракции жирондистов Верньо, указывая в сторону Тюильри, проговорил: «Издавна из-за стен этого дворца расползались страх и ужас. <…> Его нынешним обитателям надобно запомнить, что наша конституция дарует неприкосновенность только королю. Пусть знают, закон настигнет виновных, невзирая на отличия. Голова преступника должна пасть от меча закона!» Возбужденная известием о смерти императора, толпа со зверскими выкриками носила под окнами дворца наспех сляпанное из подручных материалов чучело Леопольда II с отрубленной головой. Ферзен постарался утешить королеву, сообщив, что новый император Франц II «часто порицал мягкость, медлительность и нерешительность своего отца. Он воин в душе и более походит на Иосифа, нежели на Леопольда. <…> Думаю, сейчас крайне уместно отправить ему письмо от вас и от короля. Подобное внимание польстит ему, и он рьяно выступит за ваше дело…». Опасаясь, что письмо попадет в чужие руки, Мария Антуанетта написала лишь коротенькую записку: «Дорогой племянник, вы можете полностью доверять этому человеку», а Людовик собственноручно прибавил: «Я думаю так же, как ваша тетушка». Однако многие подозревали, что записка Людовика подделана, ибо в то время король пребывал в состоянии глубокой депрессии. Посланцем королевы стал небезызвестный Гогла, который, амнистированный вместе со всеми второстепенными лицами, причастными к побегу королевской семьи, снова верно служил монархам.

Пришедшее к власти в результате смены кабинета правительство, состоявшее из единомышленников жирондистов, призывало к войне: война могла заглушить ропот народа на дороговизну, нехватку продуктов и финансовый кризис и наконец упорядочить отношения Собрания с королем, тайно сотрудничавшим с врагами революционной Франции. «Хотите уничтожить аристократов одним ударом? Уничтожьте Кобленц, и тогда глава нации Людовик XVI будет обязан царствовать согласно конституции», — говорил Бриссо. В обстановке провокаций со стороны Кобленца и заявлений нового, воинственно настроенного австрийского императора призывы жирондистов находили отклик среди народа. Лозунг «Уничтожим всех тиранов» пользовался огромным успехом. Незадолго до Нового года Людовик XVI отправил государям Пруссии и Испании (а Мария Антуанетта — Екатерине II) пространные послания, суть которых сводилась к тому, что конституцию он подписал не добровольно, а под давлением обстоятельств. Он тоже считал, что «маленькая война» для него выгодна. Ведь если победят французы, король французов от этого непременно выиграет, а если они потерпят поражение, то они сами камня на камне не оставят от режима, ввергнувшего их в пучину несчастий. Королева опасалась, что в случае победы союзных армий Франции придется расплачиваться своими территориями, а уменьшать королевство, которое, как она надеялась, когда-нибудь перейдет к ее сыну, она не хотела. Страх перед непомерными требованиями австрийцев и их союзников, перед жадными до власти принцами, за будущее сына, за себя и за короля… Ее верные советники пребывали далеко, письма от них приходили нерегулярно, а жить и сопротивляться приходилось каждый день. Пустое, ничем не занятое время всегда пугало ее.

Еще одна печальная новость для королевской семьи: 29 марта анархист Анкарстрем застрелил на балу шведского короля Густава III, активного противника революции во Франции. Перед смертью король успел сказать посланцу принцев барону де Кару: «Этот выстрел порадует ваших якобинцев». «В его лице вы потеряли прочную опору и доброго союзника, а я покровителя и друга», — писал Ферзен из Вены Марии Антуанетте. Своему другу барону фон Таубе он сообщил: «Друг мой, я решил не возвращаться в Швецию, ибо все нити дел Их Величеств находятся у меня в руках или же проходят через мои руки, и я не могу уехать без ущерба для Их Величеств, ибо без меня дела могут и вовсе остановиться. <…> Неясная позиция Екатерины II побудила меня убедить королеву подтолкнуть мятежников к началу военных действий. После смерти нашего короля иного выхода я не вижу». Вскоре от имени малолетнего Густава IV Ферзен получил бумаги, подтверждавшие его статус полномочного представителя шведского короля.

Генерал Дюмурье, полагавший, что надо первыми идти в наступление, разработал и представил правительству план будущей кампании в Бельгии. Мерси предупреждал Марию Антуанетту: «Если начнется война, очень важно, чтобы в Тюильри каждый день узнавали обо всех перемещениях войск, обо всех интригах всех партий», иначе говоря, подталкивал ее вести разведку в пользу Австрии. 26 марта королева ответила Мерси: «Дюмурье, не сомневаясь более в продвижении войск коалиции, решил атаковать первым и разработал план, согласно которому наступление начнется в двух местах: в Савойе и в округе Льежа. Наступлением на Льеж командует Лафайет. Такое решение принято вчера на совете; зная эти планы, они смогут повысить бдительность и принять все необходимые меры. Совершенно очевидно, наступление начнется скоро».

Понимала ли королева, что, выдавая планы французской армии австрийцам, она помогает стране, которая ведет войну с ее страной? Вряд ли, ибо для нее это была не война двух стран, а война мятежников и заговорщиков против незыблемого миропорядка, который олицетворяли монархи коалиции. Победа Австрии должна была восстановить этот миропорядок, иначе говоря, абсолютную наследственную монархию и франко-австрийский альянс. Она никогда не воспринимала Францию отдельно от Австрии: только неразрывное единство двух стран. Сохранить этот симбиоз — вот единственная цель в политике, которой она следовала сначала по указке матери и брата, а теперь по велению собственной души и при поддержке своего австрийского советника Мерси. Воспитанная в сословном духе, она не принимала и не воспринимала национальную идею, объединившую все сословия общества. Франция виделась ей двором: скучным версальским и веселым и фрондирующим — ее собственным в Трианоне. Оказавшись в Тюильри фактически под арестом, она тосковала по придворной жизни, ее многолюдным церемониям и шумным развлечениям. Она никогда никуда не стремилась, ибо всё, чего ей хотелось, доставлялось к ней. Полагала окружавший ее мир неизменным и не считала нужным приспосабливаться к его изменениям; а может, не замечала этих изменений вовсе. Ненависть подданных, некогда осыпавших ее цветами, изумила ее и болью отозвалась в сердце. Безрассудная жестокость толпы ужаснула ее, и она остро ощутила собственную беспомощность и беззащитность. Инертность короля приводила ее в отчаяние; видя, как воспламенялась толпа при звуках голоса очередного оратора, ей казалось, что если бы король вышел к народу, обратился к нему с зажигательной речью, взмахнул саблей и сел на коня, то народ последовал бы за ним и разогнал заговорщиков, как называла она революционеров. Она могла бы бежать одна, но долг повелевал ей оставаться с королем, с детьми, блюсти трон для сына. Этот долг она впитала с молоком матери и переступить через него не могла. Она сопротивлялась, защищала себя и семью. Как могла, как умела, по-женски, ибо начиная с октябрьских дней над ней нависала угроза смерти. «Мужество и непреклонность королевы приумножали ярость смутьянов. Она негодовала в душе, но с виду хранила полнейшее спокойствие, каждое движение ее было исполнено достоинства. Толпа под окнами выкрикивала в ее адрес самую бесстыдную брань и угрозы, способные испугать любого, обладавшего меньшей храбростью, чем она», — вспоминает Турзель.