Вячеслав Бондаренко - Вяземский

• Название: Вяземский
• Автор: Вячеслав Бондаренко
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 5-235-02654-3

Друг Карамзина и Жуковского, Пушкина и Мицкевича, Тютчева и Стендаля; один из крупнейших русских поэтов Золотого века, прошедший 70-летний творческий путь; мастер журнальной полемики, историк литературы и русского быта, переводчик, мемуарист; советник и собеседник Александра I и Александра II; блестящий светский лев, остроумец и сердцеед… и одна из самых драматических судеб за всю историю русской литературы. Любимейшим жанром князя П.А. Вяземского были записные книжки, с которыми он на закате дней сравнил самого себя: «Я просто записная книжка, / Где жизнь играет роль писца…»

Первое полное жизнеописание поэта, основанное на материалах Остафьевского архива, дает возможность заглянуть в эту «записную книжку» и по достоинству оценить уникальность талантов князя П.А. Вяземского.

---

— Ужасно… сколько молодых жизней унесено… Багратион, Тучков, Кутайсов…

— Да, мы испили горькую чашу до дна, — скорбно откликнулся граф Федор Васильевич Ростопчин, в чьем доме происходил разговор.

— Но зато наступает начало его и конец наших бедствий. — Карамзин неожиданно встал и зашагал по комнате. — Поверьте, будучи обязан всеми успехами своими дерзости, Наполеон от дерзости и погибнет!..

— В ваших речах, Николай Михайлович, слишком много пиитического восторга, — покачал головой Ростопчин. — Не сегодня завтра французы будут в Москве… Боюсь, бедствия наши только начинаются.

На другой день, 1 сентября, Вяземский и Карамзин покидали беззащитный город. Москву сдавали без боя — это не укладывалось в голове… Навстречу то и дело попадались телеги, нагруженные гробами; Смоленский рынок был застелен плащами и соломой, на которых стонали раненые… По улицам проносились верхами люди в мундирах с криками: «Спасайтесь! Спасайтесь!» — таков был приказ Кутузова. Через город двигались отступающие русские части; солдаты и офицеры были мрачны и замкнуты, на вопрос: «Куда вы идете?» — они угрюмо отвечали: «В обход»… Московский гарнизонный полк, напротив, чеканил парадный шаг с развернутыми знаменами и оркестром, как и полагалось идти гарнизону, покидающему крепость. К заставам тянулись обозы мирных жителей, стада коров и овец… Буханье оркестровой меди, стоны раненых, рев испуганных животных, брань военных и мужиков — все это звучало страшно. Карамзин и Вяземский молча смотрели на погибающую Москву… Простуженный князь тяжело кашлял, изо всех сил пытаясь сдержать слезы.

Коляска пылила по дороге, обгоняя телеги с беженцами и колонны отступающих войск. Позади оставались Москва, Остафьево, Бородино… 2 сентября французы вошли в Первопрестольную.

Глава II. АРЗАМАССКОЕ БРАТСТВО

Кого не увлечет талант сего поэта?

Ему никто не образец:

Он сыплет остротой, но завсегда мудрец

Еще в младые лета.

Дмитриев

Судьба свои дары явить желала в нем,

В счастливом баловне соединив ошибкой

Богатство, знатный род — с возвышенным умом,

И простодушие — с язвительной улыбкой.

Пушкин

Из Ярославля, забрав жену, Вяземский поехал сначала в свое поместье Красное-на-Волге, потом в Вологду — ибо Вера Федоровна вот-вот должна была родить, а в Вологде находился знаменитый московский акушер Рихтер. С Вяземскими ехал также Нелединский-Мелецкий. Карамзины же, как и большинство беженцев, повернули в Нижний Новгород.

В Вологде князя охватила сильнейшая депрессия. Он пытался заниматься латынью под руководством московского профессора Шлёцера, проводил вечера с Нелединским, местными поэтами Павлом Межаковым и Николаем Остолоповым и умным, просвещенным епископом Вологодским Евгением, которому посвящал стихи Державин. Но тоска лежала на сердце прочно, и не развеяло ее даже рождение первенца, сына, названного в честь покойного князя Андреем: «Все чувства, кроме чувства дружбы и привязанности к ближним и к вам, любезные друзья мои! — умерли в душе моей… Все способности разума теряются, сердце замирает, вспоминая о Москве…» О Кутузове, отдавшем приказ оставить Москву, Вяземский не мог в эти дни думать без ненависти; «Его имя для меня ужаснее имени врага нашего…» Ему казалось, что с падением Москвы для России рухнуло все. «О Москве и говорить нечего, — писал он. — Сердце кровью обливается… Каждое утро мне кажется, что я впервой еще узнаю об горестной ее участи». «Ты не можешь сомневаться, чтобы я не разделял грусти твоей о участи Москвы: но признаюсь, я не согласен с тобою, чтобы всему был конец и пр. и пр.», — возражал ему Дмитрий Северин.

Служивший в Испании Северин и петербуржец Александр Тургенев были единственными друзьями Вяземского, от которых он регулярно получал вести. Жуковского никто не мог отыскать. В плохое верить не хотелось, друзья утешали себя тем, что верно уж он заболел или уехал в деревню… Единственным из приятелей, с кем Вяземскому удалось повидаться в декабре 1812 года, был Батюшков — он навещал в Вологде сестер. Но и эта встреча оказалась короткой: Батюшков уехал в Петербург. Его назначили адъютантом к тому самому генералу Бахметеву, которого спас во время Бородина Вяземский. Батюшков был мрачен, полон грустных предчувствий. «Если ты переживешь меня, — сказал он князю, — возьми у Блудова мои стихи, издай их… а впрочем, делай с ними что хочешь». В конце июля 1813 года штабс-капитан Батюшков отправился в действующую армию…

Прощаясь, друзья обменялись стихами: Батюшков переписал для князя свое новое послание «К Дашкову», а сам увез с собой список «Послания к друзьям моим Жуковскому, Батюшкову и Северину», созданного Вяземским в Вологде. Послание очень мрачное — Вяземский допускает в нем, что предполагаемая болезнь Жуковского оказалась для него роковой, и заочно прощается с другом… Стихи написаны октябрьской ночью, когда он «более обыкновенного был удручен мрачными предчувствиями и горестными воспоминаниями». В послании — отзвук элегии Жуковского «Вечер», может быть, намеренный («Где вы, товарищи-друзья? / Кто разлучил соединенных…» — у Жуковского «Где вы, мои друзья, вы, спутники мои? / Ужели никогда не зреть соединенья?»).

Петр Андреевич и сам собирался вернуться в полк — отпуск подходил к концу. Но Милорадович поблагодарил князя за службу и отказался от его услуг. Военная карьера Вяземского закончилась, Отечественная война тоже шла к победоносному завершению. Начинался блистательный заграничный поход русской армии.

Чуть больше месяца пробыли французы в Москве. Весть о пожаре города привез Вяземскому Батюшков. «Москва снова возникнет из пепла, а в чувстве мщения найдем мы источник славы и будущего нашего величия, — писал князю Тургенев. — Ее развалины будут для нас залогом нашего искупления, нравственного и политического, а зарево Москвы, Смоленска и пр. рано или поздно осветит нам путь к Парижу…» 10 января 1813 года Вяземский приехал из Вологды в Остафьево… И вот он снова в Москве… Въехал туда ночью, в дрожащем свете костров, у которых грелись лишившиеся своих домов люди. Думал, что разрушения будут, но такого кошмара не мог представить и в страшном сне. Города его детства, отцовского города больше не было. Вместо деревянных домов — пепелища, каменные коробки стоят закопченные, запорошенные снегом, без крыш и окон. Пречистенки и Арбата нет. Тверской бульвар, на котором всегда была оживленная толчея, так тих, что становится страшно, половина его деревьев срублена. Речка Неглинка почти вся завалена обгоревшими бревнами… «Что душа моя? — спрашивал он сам себя, глядя на руины. — Выдержит ли? Выстоит? И что теперь дальше будет?» Было ясно, что жизнь после гибели Москвы, после победы изменится… Но как? Невольно вспомнились ему злые слезы Батюшкова в Вологде: «Москвы нет! Вот плоды просвещения остроумнейшего народа… Сколько зла! Когда будет ему конец? На чем основать надежды?»…

Вяземский написал мрачное «Послание к Жуковскому из Москвы, в конце 1812 года», где есть и «ряды могил, развалин обгорелых / И цепь полей пустых, осиротелых», и приглашение Жуковскому приехать скорее. Звучал этот призыв («Я жду тебя, товарищ милый мой!») неуверенно — где в то время находился Жуковский, князь еще не знал. Но уже было известно, что ничего страшного с ним не случилось — просто долго лежал в Вильне больной (а оттуда, как потом выяснилось, прямиком поехал в тульское село Муратово). В начале мая 1813 года появилось еще одно послание к Жуковскому — «К Тиртею Славян». Его Вяземский создал под впечатлением от стихотворения Жуковского «Вождю победителей», обращенного к Кутузову, и поэмы «Певец во стане Русских воинов», которая в те дни гремела по всей России…

Мало-помалу восстановились связи и с другими друзьями: многие из них храбро воевали, были награждены чинами и орденами (Жуковский, Батюшков, Денис Давыдов, Федор Толстой, Алексей Перовский, Павел Киселев). В июне 1813 года вернулись в Москву Карамзины, Они сначала снимали «несколько комнат без всякой удобности», а потом перебрались в Остафьево. Усадьба почти не пострадала от врагов, может потому, что поблизости действовал партизанский отряд Фигнера. Только в стенах дома осталась пара пулевых отверстий да несколько десятков книг пропало из библиотеки.

После пожара Вяземский остался в Москве без кола и двора — с женой и двумя крошечными детьми на руках (7 августа 1813 года Вера Федоровна родила дочь Машу). Родной отцовский дом уцелел при пожаре, но он уже не принадлежал Вяземскому: по совету Карамзина был продан генерал-майору Алексею Тимофеевичу Тутолмину, сыну московского генерал-губернатора. Пришлось поселиться в неаристократическом районе, на Старой Живодерке, где стоял одноэтажный деревянный дом, боком выходивший на Садовое кольцо и принадлежавший отчиму Веры Федоровны полковнику Кологривову. Дом был огромный, с садом и огородом — настоящая усадьба посреди города. Гостеприимством этой усадьбы Вяземские пользовались около трех лет, на лето обычно выбираясь в Остафьево. Семейная жизнь мало-помалу наладилась, вошла в послепожарную колею. Однако счастье молодых супругов омрачила внезапная смерть в августе 1814 года двухлетнего первенца — сына Андрюши.