Армандо Салинас - За годом год

• Название: За годом год
• Автор: Армандо Салинас
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 1973

Роман о жизни во франкистской Испании в 1939–1952 годах.

---

— Реми тебя за нос водит. Смотри не оплошай, не то она из тебя все соки вытянет.

— Вот услышит капеллан, влетит тебе.

— Что ж, по-твоему, нам профилактический пакетик дают, чтобы ходить в церковь?

Солдаты расхохотались. В дверях караульного помещения показался сержант.

— Чего разгоготались, так вас растак! — крикнул он, просовывая голову в дверь.

— Сержант, не хотите ли пропустить глоточек?

— Сейчас нет. Потом.

Хоакин снова взял бутылку; его мучила жажда, и он сделал большой глоток.

— Еще один такой глоток, и в бутылке ничего не останется. Hу и Хоакин, силен парень!

— Не хватит одной, возьмем другую, — отпарировал Хоакин, разваливаясь на нарах.

— Я, когда демобилизуюсь, ни за что в деревню не вернусь.

— А ты из каких краев, Трехмесячный?

— Из Кейпо де Льяно, мы с пойменных земель.

• — А где это?

— Под Севильей, капрал.

— Я тоже андалузец, из Уэльвы. Из местечка под названием Айямонте.

— Гак ты почти португалец.

— Никакой не португалец, чистый андалузец.

— А почему ты не хочешь туда возвращаться? Я так хоть сейчас готов.

Трехмесячный уселся на стол. Прозвище свое он получил за хилое телосложение.

— Тебя твоя мать, видно, носила не больше трех месяцев, — подтрунивали над ним солдаты, — вот ты и получился такой хиляк.

— У нас там только один рис и ничего больше. Места-то хорошие, да работы никакой, только и бывает, что в посевную да на сбор урожая. Вот тогда наезжает тьма-тьмущая народу со всех уголков Испании, галисийцы, саморцы, жители Куэнки и даже валенсийцы. И в один миг всю работу переделают. В это время надо успеть заработать на весь год. Но хоть из кожи лезь, а не заработаешь. А потом сидишь сложа руки и ждешь, когда господа позовут с собой охотиться на уток в озерках. Прежде, как мой старик говаривал, заливные поймы были общими. А теперь принадлежат четырем помещикам, виноделам да скотоводам. Ох и красивы же наши места! Хозяева разводят лошадей и быков. Любо-дорого поглядеть, как старшин пастух выгоняет их на пастбище. А рис, когда колышется на ветру, — море, да и только.

— А твои старики знают, что ты больше к ним не вернешься?

— Знают. Хоакин написал мне для них письмо. Брат уже ответил. Он-то у нас умеет и читать, и писать, грамотный. Просит, чтобы я, когда смогу, послал им деньжат. Они там маются, перебиваются с хлеба на воду в своей халупе.

— А куда ты собрался ехать?

— Толком пока не знаю. Хотелось бы здесь остаться. Но, если не выйдет, смотаюсь во Францию на заработки, — отвечал Трехмесячный.

Утро выдалось спокойное. Солдаты из караульной команды мирно толковали о своих делах. В забранное решеткой окно доносились голоса и смех солдат из механического взвода. Они подметали двор казармы. Офицеры в актовом зале играли в кости, составляя компанию дежурному лейтенанту.

— Я сдаю, — сказал Хоакин.

— Я пас, а ты как, Мурсиец?

— Я тоже.

— Значит, нет игры.

Хоакин, тасуя карты, поглядывал на стенные часы. Смотрел на них и капрал.

— Сейчас будет сигнал, бросай карты, — приказал капрал.

Они вскинули винтовки на плечо и, печатая шаг, направились менять посты.

Хоакин прохаживался от сторожевой будки до другого конца ворот. На тротуаре за оградой играла стайка ребятишек. Няни и служанки, присматривавшие за детьми, усевшись в кружок, чесали языки с шоферами.

Солнце раскаляло камни мостовой, голова под каской вспотела. Он провел рукой по лбу и снова зашагал туда-сюда.

На дворе казармы обучали новобранцев.

— Правой, левой, правой, левой! — надрывался сержант.

Стучали барабаны, заливались горны. Хоакин невольно напевал про себя мелодию сигнала к обеду:

— «Бери ложку, бери бак… Бери ложку, бери бак…»

По другую сторону ворот выстроилась длинная очередь женщин. Они подходили, здоровались друг с дружкой, ставили на землю банки и бидоны и прислонялись к стене, окружавшей казарму. Некоторые приходили с детьми на руках.

— Солдатик! Что сегодня у вас на обед? — спросила одна из женщин, поднимая большую пустую консервную банку.

— Не знаю, — ответил Хоакин.

Женщина снова отошла к стене.

— Он сам не знает, — пояснила она товаркам.

— Новобрашка! — закричали ему несколько женских голосов.

Хоакин разглядывал острое жало штыка. Дети, игравшие на противоположном тротуаре, забрались на машины. Солнце по-прежнему нещадно палило.

* * *

Антония работала в парикмахерской в центре Мадрида. Хозяин заведения, высокий и поджарый, корчил из себя француза и заставлял девушек величать себя «мосье Поль». Одевался он всегда очень элегантно, в темные костюмы, и носил галстуки из натурального шелка.

Главная мастерица тоже была худая и тощая, звали ее Эулалия. Она занималась окраской и обесцвечиванием волос. Эулалия превосходно говорила по-французски. Долгие годы она жила во Франции, обучаясь парикмахерскому делу у одного из самых знаменитых мастеров с бульвара Осман.

Девушки из парикмахерской судачили между собой о полуплутовской, полуромантической любовной истории, в которую попала Эулалия. По всей вероятности, жених Эулалии увез свою нареченную в Барселону и, выкачав из нее все сбережения, бросил на произвол судьбы в пансионе на Виа Лайетана.

Молоденькие ученицы в белых халатах в свободное от работы время торчали у телефона, щебеча со своими женихами и ухажерами.

Зимнее солнце, белесое и нежаркое, ложилось светлым пятном на полу салона.

— Ну, девушки, хватит. Оставьте телефон.

В парикмахерскую вошла сеньора.

— Добрый день, донья Кармен.

— Проходите. Проходите, пожалуйста, сюда. Я сейчас позову Антонию.

Сеньора подошла к журнальному столику и стала листать журналы.

— Присаживайтесь, пожалуйста.

— Помойте мне голову и сделайте укладку.

Антония подтолкнула тележку с инструментами и склянками к самому креслу, в котором уселась сеньора. Затем медленно начала намыливать ей голову жидким шампунем.

— Будьте любезны, донья Кармен, откиньтесь немного назад.

Сеньора откинулась.

— А ты, Антония, продолжаешь дружить со своим женихом?

— Да, сеньора.

— Он, кажется, механик?

— Нет.

— А мне почему-то казалось, что он механик.

— Нет, сеньора. Он учится.

— Наверное, чтобы принять участие в конкурсе по замещению должностей. Мой муж говорит, что не понимает, что у нас творится. Стоит только какому-нибудь мальцу выучиться считать, как он тут же норовит устроиться в контору. На моего мужа так и сыплются отовсюду молодые люди с рекомендациями. Если хочешь, я могу постараться достать рекомендацию для твоего жениха.

— Луис учится, он студент.

— А что он изучает?

— Он хочет стать адвокатом, он уже на четвертом курсе.

— Адвокатом?

Донья Кармен даже выпрямилась в кресле, чтобы посмотреть в зеркало на лицо девушки. Руки Антонии были в густой мыльной пене.

— Ну и ну!.. Похоже, ты подцепила кого нужно. Принеси мне, пожалуйста, последний «Вог».

У соседнего кресла работал сам хозяин парикмахерской.

— Эта прядь будет ниспадать вам на лицо, — говорил он. — Теперь такая мода. К удлиненному овалу вашего лица такая прическа очень пойдет.

— Хелло, Кармен, — сказала сеньора, которую причесывал хозяин.

— Хелло, красотка.

— В воскресенье я что-то не видала тебя в Пердисесе.

— Я не пошла. Как там было?

— Хорошо. А знаешь, кого я там встретила?

— Откуда мне знать, детка.

— Пепе Арбелаиса.

— Этого, из посольства?

— Да, он теперь стал очень важной птицей. Явился с крашеной блондинкой и, такой нахал, сделал вид, будто меня не заметил.

— Как обычно. Мне очень жаль бедняжку Марию… Будь у меня такой муженек…

— И куда только девается эта девчонка, — возмущался хозяин. — Антония, принеси мне бигуди. Поверите, я прямо не знаю, куда убегают эти девчонки. У меня их четверо, но стоит лишь отвернуться, их и след простыл.

— Я ходила за журналом для доньи Кармен.

— У вас всегда на все найдется оправдание. Вы и половину не отрабатываете из тех трех дуро, что я вам плачу.

Он обернулся к обеим сеньорам.

— Они ужасно неблагодарные. А ведь приобретают такую отличную профессию…

— Послушайте, Поль. А как там в Париже?

— О, Париж, Париж! Великолепен, как всегда. Немцев уже нет.

— А мне Петэн был очень симпатичен. Я видела его на днях в кинохронике, такой старенький, с усами.

— Антония, не лей мне больше шампуня.

— Как желаете, сеньора.

— Я шью себе платье для коктейлей у Родригесов. Шелковое, много-много складок. Лиф облегающий, спина открыта.

— Антония, принеси донье Кармен сушилку и сейчас же ступай помоги дону Мануэлю.