Леонид Млечин - 10 вождей. От Ленина до Путина

• Название: 10 вождей. От Ленина до Путина
• Автор: Леонид Млечин
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-699-63011-0

От Ленина и Сталина до Медведева и Путина – эта книга прослеживает судьбы всех хозяев Кремля за последнее столетие, среди которых были гении и злодеи, революционеры и филистеры, смелые реформаторы и пустобрехи. Это – групповой портрет кремлевских вождей, чьи сравнительные жизнеописания проливают свет на самые запретные страницы истории и самые охраняемые «дворцовые тайны», позволяя заглянуть за кулисы Большой политики, в святая святых Власти.

---

Так, в декабре 1928 года сторонники Бухарина в руководстве ИККИ Ж. Эмбер-Дро и Серра (А. Таска) пытались протестовать против методов сталинского влияния в Коминтерне. В результате они подверглись решительному остракизму и были быстро удалены из ИКП. Таска позже, уехав из СССР, написал в Секретариат итальянской компартии: «Сталин – это знаменосец контрреволюции… Для него важны не принципы, но монополия на власть»{403}.

В разгар активизации борьбы с фашизмом, в чем немалую роль сыграли решения VII конгресса Коминтерна, Сталин развернул кровавый поход не только против собственного народа, но и функционеров давно притихшего Коммунистического Интернационала. НКВД хозяйничал в кадрах Исполкома Коминтерна, как в каком-нибудь провинциальном обкоме ВКП(б). В 1936–1937 годах волна арестов затронула все структуры Коминтерна{404}.

В октябре 1937 года Г. Димитров, генеральный секретарь Исполкома Коминтерна, и секретарь ИККИ Д. Мануильский обратились в ЦК ВКП(б) за помощью: исполком парализован из-за того, что «органами Наркомвнудела выявлен ряд врагов народа и вскрыта разветвленная шпионская организация в аппарате Коминтерна»{405}. Нужны кадры…

Окончательно порвав с европейской социал-демократией, которую Сталин называл «социал-фашизмом», обескровив Коминтерн, вождь большевиков сделал ставку на сугубо тоталитарные методы влияния в международных и коммунистических делах. Тайные сговоры, усиление агентурной сети НКВД в стране и за рубежом, инициирование нужных процессов в государствах, где есть антиимпериалистические настроения, стали методами «революционных» действий Сталина. Особенно после того, как по его инициативе в июне 1943 года был распущен Коминтерн, которому Ленин отводил когда-то роль главного факельщика мировой революции.

Конечно, Сталин и его службы внешне весьма «цивилизовались», и в 30-е годы не могло уже появляться таких официальных документов, какой, например, родился в 20-е годы в результате работы Особой комиссии в одном из советских дипломатических представительств в Прибалтике.

В докладе этой комиссии, в частности, говорилось: «Дипломатическая миссия, как военная крепость, должна быть внешне обставлена и внутренне организована так, чтобы ни один ненадежный, подозрительный или чужой человек не мог находиться постоянно внутри ее помещения, а посторонние лица могли иметь туда доступ только на определенных условиях, гарантирующих миссию от шпионства извне и предательства изнутри… В каждом постоянном участнике работ миссии необходимо предполагать возможного предателя, а в каждом «госте» – возможного шпиона…»

Далее комиссия делала обобщения такого рода: «Советский дипломат и всякий честный советский работник за границей – это непримиримый и беспощадный враг всех официальных властей и всех частных лиц из числа собственников земли и средств производства. Враг даже в том случае, когда он подписывает какой-либо договор или заключает сделку, безусловно, выгодную другой стороне в данный момент. Здесь более чем где-либо рука, подписывающая договор или сделку, конвульсивно сжимается в ожидании момента, когда можно будет схватить «другую сторону» за горло и душить, душить насмерть, как урода, как «извращение законов природы и всякой правды»{406}.

Сталин, возможно, думал почти так же до конца своей жизни, но вряд ли бы одобрил публичное появление такого документа. Его дипломатия, международная деятельность внешне была даже респектабельной, но по сути такой же, как и у составителей этого поразительного по цинизму и классовой озлобленности документа.

Сталин особое значение придавал тайной дипломатии, прежде всего со странами, партиями, организациями, близкими ему по духу и целям. Думаю, он никогда не вспоминал «революционного романтизма» большевиков, спекулировавших в 1917 году на борьбе с «тайной дипломатией» царизма и Временного правительства, разоблачении «секретных договоров» и соглашений. Как давно все это было!

Теперь Сталин – абсолютный диктатор. Он не только принимает главные решения по внутренним и внешним вопросам, но и страшно любит лично сам «ткать» полотна договоров, соглашений, сделок. Обычно его участие – эффективная форма «руководства» братскими партиями, давления на них, осуществления своих замыслов.

Диктатор выработал целый ритуал закрытых, часто тайных бесед. С просьбами о личных встречах к нему обращались многие: от Мао Цзэдуна до Тито, от Ким Ир Сена до Долорес Ибаррури. Второй вождь обычно давал согласие. Делегации или лидеры приезжали, прилетали, и здесь они нередко ждали назначения дня желанных встреч. Ждали по нескольку дней, а то и недель. Через это прошли Мао Цзэдун, Ким Ир Сен, Чойбалсан, Тито, Долорес Ибаррури, Вильгельм Пик, Морис Торез, Энвер Ходжа, другие национальные лидеры. Гость как бы «вызревал» для встречи с вождем, чтобы ощутить всю историческую значимость предстоящей беседы. Приглашенные в Москву лидеры жили на цековских дачах, «общались» с охраной, сотрудниками спецслужб, работниками аппарата ЦК ВКП(б) и ждали, ждали… Вдруг за несколько часов до встречи гостю сообщали: «Вас сегодня примет товарищ Сталин». Обычно назначалось позднее время: 11 часов вечера, полночь, а иногда и за полночь. Люди шли к земному богу, и все было необычно, таинственно, загадочно, даже время, назначенное для долгожданных бесед.

Сталин умел обвораживать собеседников своей «простотой», хлебосольством, щедростью и обычно добивался всего, чего хотел. Как писал в своей книге «Со Сталиным» албанский «вождь» Энвер Ходжа, первая его встреча с советским вождем оказалась неожиданно скорой. В Москву Ходжа прилетел на специальном советском самолете 14 июля 1947 года, а уже в полночь 16 июля Сталин принял албанцев. Ходжу поразило все: и просторы кабинета генералиссимуса, и мягкая обходительность Сталина, и безапелляционность его суждений, и тосты, которые провозглашал советский лидер, как и полуночный просмотр в специальном зале киножурналов и фильма «Трактористы». В ходе демонстрации картины вождь сам комментировал ее содержание. Энвер оказался наблюдательным человеком и запомнил не только содержание тостов Сталина и марку вина, которое он пил, но и живой интерес советского диктатора к особенностям «албанского языка и истории».{407}

В процессе таких бесед Сталин фактически давал инструктивные указания. В данном случае: как бороться с внутренней реакцией и создавать МТС, как использовать в Албании советских специалистов. Посоветовал также укреплять морское побережье. Особый восторг у албанского коммунистического вождя вызвало решение Сталина «предоставить просимое вооружение Тиране бесплатно»{408}.

К слову, Сталин всегда что-нибудь давал своим вассалам – не только личные подарки: золотые сабли, автомобили, вазы, а чаще оружие, порой деньги, специалистов, оборудование заводов, фабрик. В обмен тоже что-нибудь «брал», обычно – независимость. Беседы с иностранными гостями происходили почти по одной и той же схеме. Иногда помощники Сталина заранее требовали вопросы, которые прибывшая сторона была намерена поставить перед властителем. Чаще всего вместе с генсеком на встречах присутствовали Молотов, изредка Маленков, кто-то из военных.

У нас нет возможности рассказать даже о малой части сталинских встреч, обычно – тайных. Правда, иногда в газетах появлялось две-три строки о прошедшей беседе, из которых нельзя было даже узнать, когда она в действительности состоялась, не говоря уже о том, что на ней обсуждалось.

К некоторым партиям и их лидерам Сталин проявлял особое пристрастие, позитивное или негативное. Он был всегда подчеркнуто внимателен, например, к Эрколи (Тольятти) и его партии. Так же подчеркнуто, но отрицательно (особенно в 20-30-е годы) относился к полякам.

Возможно, на отношение Сталина к полякам серьезно повлияло поражение Красной Армии в 1920 году под Варшавой. В числе высоких военачальников и комиссаров, битых в российско-польской войне 1920 года, оказался и член Военного совета фронта И.В. Джугашвили (Сталин).

Многие мелкие детали, штрихи повседневья генсека свидетельствуют о его устойчивой недоброжелательности к полякам, их компартии и в то же время невольном к ним уважении за стойкость и мужество. Вот одно такое свидетельство. После Гражданской войны советская Россия пыталась выйти из международной изоляции и вела сложные дипломатические маневры в отношениях с западными соседями.

На заседании политбюро 18 октября 1923 года Сталин пишет записку одному из присутствующих (видимо, Чичерину). «…Я думаю, что лучше отказаться от зондировки поляков и приняться за зондировку латышей. Латышей можно запугать, припереть к стене и пр. С поляками этого не сделать. Поляков надо изолировать, с ними придется биться. Ни черта мы у них не выведаем, только раскроем свои карты. Коппа задержать. Поляков изолировать. Латышей купить (и запугать). Румынию купить. А с поляками подождать»{409}.