Анджей Земяньский - Бреслау Forever

• Название: Бреслау Forever
• Автор: Анджей Земяньский
• Жанр: Научная Фантастика

Эта история происходит в городе Бреслау-Вроцлаве сразу в трех временных периодах — в тридцатых-сороковых годах двадцатого века, сразу после войны и сегодня.

Первыми дело начали расследовать офицеры крипо (криминальная полиция) Альберт Грюневальд и его коллега Ричард Кугер. После войны офицеры народной милиции Мищук и Васяк попытались довести расследование этого дела до конца. Шестьдесят лет спустя, за дело берётся лучший сыщик Вроцлава Славек Сташевский.

Будет ли разгадана одна из величайших тайн Бреслау-Вроцлава — тайна внезапно взрывающихся людей…

---

— Он даже показал нам даже противогазы в специальном тайничке. Эти немцы — настоящие придурки. Хранить противогазы для полиции… Слишком много всего у них было.

— Не совсем. — Сташевский совершил чудо, прикуривая, с телефоном в одной руке и банкой с напитком в другой.

— А этот смешной коммутатор в кабинете? Фирмы «Сименс». Он еще там имеется?

— Нет. Во времена социализма все демонтировали и установили какое-то «Элвро». А вот сейчас снова разобрали и установили новые, компьютеризованные коммутаторы. — Сташевский затянулся сигаретой и отпил глоток Энерджайзера. — Тоже фирмы «Сименс».

Васяк рассмеялся.

— О'кей. Я уже все сказал. Все конкретные данные перешлю вам на электрический адрес. А точнее: завтра, мой внук, потому что я во всех этих электричествах не разбираюсь.

— Понятно.

— Тогда у меня осталось только одна вещь.

Васяк крутил в пальцах старый, пожелтевший конверт. История. Приличная часть жизни Боровича. Снова у него перед глазами встало все, что с ним случилось. Обычный бумажный сверток. В его деревне такого просто нельзя было достать. В гулаге листы бумаги свертывали треугольником, пока не пришло известие, что писать вообще не на чем. В милиции хватало листка с печатью, а уж специальные голубые конверты были вершиной всего, для самых особенных случаев. Потом эти конверты сделались «самыми дешевыми», затем вообще исчезли. Тот, в котором находилось письмо, принадлежал к разряду самых шикарных. Сейчас он мог возбудить только смех. У него не было самоклеящихся уголков, не было окошечка для адреса, бумага была без узоров или фактуры.

Васяк сломал сургучную печать с отпечатанным гербом, что был на перстне Боровича.

— У меня тут письмо к вам. От него.

Сташевский от впечатления поперхнулся.

— Мне?! Письмо?!

— Да.

— Боже… Как?… Откуда он?… Боже! — он никак не мог справиться с собой и с чувствами.

— Оно предназначено вам, — сухо сказал Васяк. — Письмо от покойника. Прочитать?

Сташевский все еще не мог собраться. Борович написал ему письмо? Но ведь все это ему только снится. Это какие-то умственные аберрации после того, как он бросил пить. Галлюцинации. Это только сон…

— Уважаемый пан, — начал читать Васяк. — Зачеркиваю эти слова, зная, что вы еще не появились на этом свете. То есть, вы еще не родились. Но, тем не менее, мне кажется, что я много чего про вас знаю…

Сташевский выкурил две сигареты. Когда Васяк закончил читать, он, собственно, лежал на опоре моста над Одрой. Его не беспокоило ни состояние аккумуляторов в телефоне, ни стоимость разговора. Он повернулся на опоре, словно на кровати, глядя на ласковую воду внизу. Откуда-то вспомнились строки известного моряцкого шанта[90]:

Бросила, курва, меня, так что брошусь-ка в волны морские,
Но утопленника хрен увидишь… потому что, курва, плаваю как рыба.

— Это все? — спросил он, выплевывая окурок в воду.

— Да.

— Тогда, огромное спасибо. Видимо, нам пора кончать. Уже светает. Сейчас взойдет солнце.

Васяк в Санта Монике подошел к окну своего маленького дворца. Поглядел на сверкающий, становящийся все более багровым, круг над самым горизонтом.

— А у меня сейчас зайдет.

* * *

Сташевский во сне пнул Мариолу так, что та сразу же проснулась. К счастью, она уже была привыкшей к подобным вещам и не реагировала слишком резко. Относительно недавно, во время отпуска, она чудом избежала серьезного ущерба своему здоровью — они успели поменяться местами, так что Мариола лежала у стены. А Сташевский, как обычно, спорил с кем-то в горячке и приложил так, что разгромил гостиничную кровать. Он часто дрался во сне. «Время привыкнуть имелось» — говаривала Мариола. Теперь же она только повернулась, с трудом открывая глаза.

— Ты с кем разговариваешь? — спросила она, слыша бормотание Славека.

Тот, ничего не понимая, глянул на нее.

— Разговариваю со сновидениями, — заявил он и повернулся на другой бок.

— А сон может сказать что-нибудь умное? — внезапно заинтересовалась девушка.

— Может. — Он поднял голову. — А ты почему не спишь?

— Возможно, я еще не готова к этим умностям. Кроме того, ты мне так приложил, что будет синяк!

— Прости, — буркнул Сташевский. — Этот тип меня разозлил.

— И что он говорил?

— Ой, это какой-то рецидивист. Говорил, что у него в толстой кишке живет глист-пьяница. И этот глист сунул ему башку в желудок и теперь выпивает все спиртное. А тип страдает, ведь для того, чтобы хорошенько напиться, теперь ему нужно два с половиной литра водяры. А на такое у него нет денег.

— И за это ты ему приложил?

Славек, совершенно проснувшись, уселся на кровати, зажег ночник.

— Нет. — Он задумался. Приложил я кому-то другому. Но уже не помню, за что.

Мариола массировала свои ягодицы.

— Наверное, ты сильно его не любил, потому что врезал, словно ломом. — Она зевнула. — Чаю выпьешь?

— С удовольствием. Я сделаю.

Славек направился на кухню. Поставил электрический чайник, вынул из шкафчика две чашки. Мариола пила «ссаки святой Вероники» — напиток из пакетика, слегка-слегка окрашенный в коричневатый цвет. Сам он — «сатану», насыпной джинсен, две ложки.

— Знаешь, — повернулся он, — всю жизнь я мечтал о женщине, которая, если я не могу спать, всегда выпьет со мной чайку и поболтает немного.

— Я тоже. — Мариола грустно улыбнулась собственным воспоминаниям. — Я тебя тоже очень долго искала, дебил.

— Я тебя люблю.

— А я — тебя, мой сумасшедший и без царя в голове.

Они сели на теплом, оплетенном плющом балконе. Расположенные несколькими этажами ниже фонари отбрасывали фантастические тени на стены огромного здания. Кроме них активными в это время суток были только коты, выдирающие друг у друга добычу с мусорников.

— Ты и вправду меня любишь? — спросила Мариола.

Славек кивнул.

— Почему ты все время сомневаешься?

— Потому что знаю тебя, обезьяна советская[91], — повторила девушка его выражение. — Тут же тебе на шее подвесится какая-нибудь Алинка; Дануся начнет устраивать мне скандалы по телефону, что ты с нею не встречаешься, а Кася…

— Оставь Касю в покое.

— Она меня просто преследует. Когда смотрю новости, они касаются ее города. Когда вижу указатель, он, естественно, ведет к ней. Открываю газету и уже знаю: будет что-то про ее местность. Я сражалась за тебя и…

— И вот. Такой любви, как к тебе, ждут целую жизнь, идиотка. Иногда и не дожидаются. Так что и не думай, будто бы я от тебя отцеплюсь.

— Но ведь она…

— Преследует тебя? А меня преследует чертова дюжина. Везде ее вижу.

— Ты говорил.

— Хотя, в последнее время перестала.

Мариола отпила горячего чаю.

— Что-то случится важное?

Славек всегда восхищался ее интуицией.

— У меня тоже такое впечатление.

Девушка снова сделала глоток. Потом спросила с какой-то странной решимостью.

— Погибнешь?

Сташевский пожал плечами.

— Не знаю.

— Я не хочу.

Он легко поднялся и направился в кабинет. Там вынул из пачки две сигареты.

— И захвати письмо, — позвала с балкона Мариола.

— Хорошо.

Он вернулся с распечаткой, сделанной программой, распознающей записанные в аудио-формате слова. Подписи, естественно, не было. Мариола взяла листок, глубоко затянувшись сигаретой. Когда она зажигала свечку в простом стеклянном бра, Славек заметил, что у нее дрожат руки. Она начала читать вслух:

Уважаемый пан! Зачеркиваю эти слова, зная, что вы еще не появились на этом свете. То есть, вы еще не родились. Но, тем не менее, мне кажется, что я много чего про вас знаю. Признаюсь, что несколько странно писать, обращаясь к кому-то, кого еще нет, но я попробую.

А вот то, что я о вас знаю. Вы — нервный тип, что не способен ни минуты усидеть на одном месте. Все время вы что-то берете, ходите с места на место, наверняка слушая при этом музыку. Вы несобранный, растрепанный, неисполнительный, ленивый… И в то же самое время, вы самый скрупулезный, исполнительный, всегда доводящий дела до конца офицер полиции/милиции (не знаю), всегда правый в любом деле, что доводит примазавшихся чиновников до белого каления. Чего бы вам это не стоило, вы всегда сделаете по-своему.

Вас легко ранить, легко довести до ярости. Но никому еще не удалось повернуть вас с вашего пути. В последний раз я глядел в этом дурацком американском кино новейший вестерн «High Noon»…

Сташевский тут же проверил по наладоннику дату. «В самый полдень» — 1952 год. Тоже мне: «Новейший». Сам он видел его еще ребенком. В главной роли Гэри Купер, режиссер Стенли Кубрик. Сташевский стащил трейлер с какого-то голландского сервера. Единственным именем, которое узнал в титрах, было Пон Чейни. На маленьком экранчике передвигались черно-белые картинки.