Игорь Цыбульский - Громов

• Название: Громов
• Автор: Игорь Цыбульский
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-235-02894-5

Этой книгой издательство открывает новый многотомный проект «ЖЗЛ: Биография продолжается».

В нашей стране вряд ли найдется человек, не знающий имени Бориса Всеволодовича Громова. Прославленный генерал-«афганец», Герой Советского Союза, командующий 40-й армией в самый ответственный заключительный период Афганской войны, он и сейчас в строю, возглавляя в качестве губернатора важнейший российский регион — Московскую область. Заслуги генерала Громова перед Отечеством неоспоримы, но есть все основания предполагать, что наиболее значимые его победы еще впереди.

---

Сейчас все по-другому. Своих девчонок я буквально заставлял читать «Хижину дяди Тома», отрывая их от компьютера. Они, конечно, ворчали и обижались, но потом плакали, искренне переживая беды книжных героев. Я заметил, что после этой книги они стали гораздо больше читать и от этого определенно изменились в лучшую сторону, стали добрее, спокойнее, мягче.

В своей семье я стараюсь поддерживать традиции старого саратовского дома. У нас своя библиотека, и там есть все книги, с которыми связано мое детство. На отдельных полках, как это было и у дедушки, собраны тома из молодогвардейской серии «Жизнь замечательных людей». Он покупал их все, какие только мог. Это было непросто, в то время книги были самым большим дефицитом. Дедушка говорил: читай эти книги и узнаешь много интересного не только о великих людях, живших на земле, но и о самом себе. Книги эти достались мне как бы по наследству, и я не только возил их с собой по всей своей кочевой жизни, но и постоянно покупал новые. Сейчас они составляют немалую часть нашей семейной библиотеки.

Никогда не заставлял своих сыновей и дочек читать биографии из серии «ЖЗЛ», но всегда с большим удовольствием замечал, что книжки на полках постоянно меняются местами. Ребята читают, и мне это приятно.

Конечно, компьютер — великое откровение, почти что религия нашего времени. Нынешние дети уходят «гулять в Интернет», и для того, чтобы извлечь их оттуда, приходится устраивать «аварию» на телефонной линии. Надеюсь, что когда они эту нашу хитрость разгадают, то не будут на нас в большой обиде, ведь книжки, которые они прочитали в это время, того стоят.

В Суворовском у меня было несколько любимых книг. Но главная конечно, «Война и мир».

Вот великое произведение, где я находил ответы на все бесчисленные вопросы, которых так много у любого подростка в этот период жизни. Там было все. Мой идеал женщины — Наташа Ростова. Я знал, что не смогу полюбить девушку, которая не будет, по моему представлению, похожа на нее. Я даже был уверен в том, что она должна обязательно носить это удивительно нежное имя — Наташа. Так ведь и произошло на самом деле. Мою первую жену действительно звали Наташей. И я действительно нашел в ней черты, напоминающие чудесный книжный идеал.

Конечно, особенно внимательно я читал все, что касается войны. Я видел, как мужчина должен вести себя в бою (Андрей Болконский, капитан Тушин). Это представление нисколько не изменилось и сейчас. Твердо определил для себя, что самое страшное, что может случиться в жизни с мужчиной, — бесчестный поступок. И это убеждение прошло со мной через всю жизнь.

Все вышесказанное и многое другое (например, потрясающая картина старого могучего дуба на поляне, который весной раскрывается для новой жизни, и тут же нежная Наташа, сидящая на подоконнике и вдыхающая сладкий воздух весны) сейчас так же сильно и ярко, как в юности, живет в моей душе и составляет суть моего отношения к миру.

Чудесные описания первого бала Наташи Ростовой непроизвольно переносились мной в реальность. Ведь наше Суворовское училище располагалось в прекрасном старинном здании. Там был актовый зал с великолепными люстрами и сияющим, как полированный лед, паркетом. Настоящий бальный зал. К нам приходили танцевать прекраснейшие девушки Саратова.

Сейчас такого уже нет. Вместо бала — грохочущая дискотека. Те и нынешние танцы — все-таки несравнимые вещи. Это надо было видеть! Как великолепно обученные, стройные суворовцы в парадной форме кружились в вальсе с тоненькими и легкими, как феи, девочками. Для меня эта картина полностью сливалась с описаниями балов, где роскошные кавалергарды танцевали с прекрасными дамами в лучших домах Петербурга и Москвы. Это непередаваемое ощущение — когда любимая книга непостижимым образом воплощается в реальной жизни.

Еще одна книга запомнилась из того времени. Она называлась «Это было под Ровно» — произведение о подвиге разведчика Николая Кузнецова. Это дань послевоенной романтике, когда мы, мальчишки, тяжело переживали то, что нам не удалось принять участия в войне хотя бы в качестве сына полка. Образ мужественного, исключительно умного и безумно храброго человека, ведущего свою войну среди врагов, на их территории, произвел на меня очень сильное впечатление.

Продолжим экскурсию по зданию бывшего Саратовского суворовского училища.

— Здесь был вход в кабинет начальника училища — генерала Мельникова, — показывает Скворцов. — Мы его видели не часто, только на торжественных построениях. Запомнилось его любимое словечко: «Бесспорно!»

Кадеты над ним подшучивали. Вставали в наполеоновскую позу и важно гудели: «Бесспорно, я люблю детей!»

Эта чугунная парадная лестница — место наших мучений. Ее приходилось постоянно чистить и надраивать соляркой.

Наш генерал на фронте потерял ногу и ходил на протезе. Во время утреннего построения он спускался к нам по этой лестнице, как Зевс-громовержец с Олимпа. Сапоги бутылками, начищены, сияют. Лестница тоже надраена, блестит.

Команда: «Училище, смирно!» Все замирает и… Однажды, как на грех, генерал поскользнулся и на заду загрохотал по лестнице… Но что значит настоящий генерал! Присутствия духа не потерял, рука у козырька и на наше приветствие он ответил громко, но не очень разборчиво: «Во-го-го-го-ль-но-но-но!»

Понимаю, что не очень прилично над такими ситуациями смеяться, но что поделаешь! Запечатлелось на всю жизнь!

Под этой лестницей проводились построения и перед увольнением. Тут ходил перед нами и всех проверял дежурный по училищу. Обычно это был командир роты. Хорошо помню подполковника Михайловского по прозвищу «Шея». Шея у него и правда была заметная, красная. Могучий такой, бычий загривок. И вот один из кадетиков, который по милости «Шеи» остался без увольнения и драил соляркой нашу знаменитую железную лестницу на третьем этаже, прицельно уронил тряпку с соляркой прямо на шею подполковника.

Кадетик, который это сотворил, мне рассказывал, что все обошлось. Его не выдали. Он ведь не один лестницу драил. Ну, выпала у кого-то тряпка случайно… попала подполковнику прямо на шею. Бывает…

Под знаменитой лестницей — маленькая дверь, через нее выходим во внутренний двор.

— Здесь находилась баскетбольная площадка, — осматривается Юрий Иванович. — Тут яма для прыжков. Там, где сейчас гаражи, был плац. Ровная, хорошо утрамбованная поколениями суворовцев земля.

Однажды я удрал в самоволку. Вот так — по плацу и через забор. Он у нас высокий, сплошной. Сбежали мы с Толиком Велиховым под видом футболистов. Они тут в свободное время всегда играли, засучив брюки и сняв ремень. Мы сделали то же самое, помелькали среди них, а потом махнули через забор.

Возвращаемся тем же путем, в таком же виде, как будто в футбол играли. Не могли мы знать, что начальник политотдела подполковник Хомутов (политотдел располагался в этом вот эркере) стоял у окна и прекрасно видел все наши манипуляции. И вот, когда мы уже спокойно пересекали плац, уверенные, что все обошлось, открывается окно и разъяренный подполковник кричит на весь двор: «Ко мне! Наглецы! Немедленно!»

Притащил нас к начальнику училища, и генерал, никогда не отличавшийся особой строгостью, укоризненно прогудел: «Ну что же вы, суворовцы? Бесспорно… вас придется наказать!»

Меня смех разбирает. Нервный, видимо. Делаю вид, что кашляю. Короче, три по поведению. Два наряда вне очереди в выходные дни и месяц без увольнения.

Вообще-то у нас было много любителей сходить в самоволку. На эту тему наш суворовский поэт Юра Дмитриев даже стихи написал.

САМОВОЛКА

САМОВОЛКА

Свобода! Свободу! К свободе
Тянулась незримая нить.
Мой друг Стародубцев Володя
Любил в самоволку ходить.

Однажды осеннею ночью,
Ругая дождливую слизь,
Он спрыгнул с забора неточно
И враз на шинели повис.

Тут руки совсем бесполезны,
И ноги по доскам ведет,
А пояс, как обруч железный,
Свободно дышать не дает.

И клял он свою самоволку,
И звал всех святых и благих,
Да только, как водится, толку
Не очень-то много от них.

На счастье, курящий дежурный
Проветриться вышел во двор,
Окурком нацелился в урну
И слышит: «Товарищ майор!..»

Конечно, тут нечего спорить
С нарядом за этот пассаж.
Как кукла, висеть на заборе
Не должен суворовец наш.

Конфуз при ноябрьской погоде
Останется с ним до седин.
С тех пор в самоволку Володя
Ни разу не бегал… один.

Эти громадные деревья, серебристые тополя, были тогда совершенно такими же. Это на нас время действует, они же несколько прошедших десятилетий просто не замечают.