Йоханнес Зиммель - Господь хранит любящих

• Название: Господь хранит любящих
• Автор: Йоханнес Зиммель
• Издательство: ООО «Мир книги»
• Жанр: Современная проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-8405-0512-9

Репортер Пауль Голланд повидал на своем веку столько людского горя и ужасов, что уже не верит ни в Бога, ни в черта, а верит только в Сибиллу Лоредо. Весь смысл его жизни в их страстной любви. Вернувшись из служебной командировки в Рио-де-Жанейро, он узнает, что Сибилла исчезла.

Пауль начинает поиски любимой и оказывается втянутым в такой клубок событий, распутать который порой кажется невозможным.

---

Я еще добрел до первой мокрой ледяной скамейки на Йоханнаплац, но там мне пришлось сесть.

— Гляди-ка, мама!

Девчушка в сапожках с мехом проходила мимо, за руку с матерью.

— Пойдем скорее, дорогая, это всего лишь пьяный.

Я поднялся и с трудом потащился дальше. С наступлением вечера спустился легкий туман. Уличные фонари светились в желтых ореолах. На дверь квартиры Сибиллы кто-то кнопкой прикрепил записку. Я прочел: «Извините, пожалуйста, забыл сказать, что завтра рано утром придут собирать плату за электроэнергию. С уважением Эмиль Вагнер».

Поднимаясь по лестнице, я размышлял, что мне делать с квартирой. С мебелью и книгами, с платьями Сибиллы. Кому это, собственно, теперь принадлежит? Насколько я знаю, родственников у Сибиллы не было. И с горечью подумал: а насколько я знаю?

В тусклом свете лестничной клетки я обнаружил и темное пятно на стене, над перилами. Оно было размазано. Кто-то, может быть полицейский фотограф, обвел его карандашом. Значит, это была кровь. Три дня назад она еще текла в жилах прекрасной женщины, в теле, мягком и теплом, живом и возбуждающем. А теперь она была пятном на грязной холодной стене. Сибилла исчезла. Может быть, умерла. Только три дня! Наверное, время не играет никакой роли, когда жизнь разрушает прекрасные вещи. И расстояние тоже. Три дня назад я еще был на другом краю земли, лежал на солнечном пляже Копакабаны. Меня опять зазнобило.

Из-за долго закрытых окон в квартире стояла духота. Я больше не мог выносить запаха роз, открыл балкон и выбросил цветы на террасу. Там они лежали, ярко-красные на белом снегу, и дождь падал на них. Я поискал виски.

Бутылка стояла в холодильнике. Холодильник был включен. Он был поставлен на «средний холод». Это Сибилла. «Она всегда долго регулирует режим в своем холодильнике, для нее это своего рода спорт, — подумал я и тут же поправил грамматику: — Сибилла, бывало, подолгу регулировала режим в своем холодильнике, для нее это было своего рода спортом».

В холодильнике были продукты: овощи, кусочек мяса, содовая и пиво. Я налил себе неразбавленного виски и со стаканом в руке прошел в комнату.

Патефон стоял открытым. На нем лежала пластинка. Я прочитал: Рахманинов, концерт для фортепиано с оркестром номер два. Это было как в плохом фильме.

Я завел механизм и поставил пластинку, но долго не выдержал и выключил патефон. Теперь я слышал только дождь за окном. На большом оловянном подносе лежали письма, которые Сибилла уже никогда не получит, почта за последние три дня. Здесь была и моя телеграмма из Рима. Я просмотрел все. Почтовые открытки из Англии и Австрии. Какие-то люди посылали Сибилле сердечные приветы: «Ты никогда не догадаешься, кто сидит рядом со мной за столиком — Питер Жоли! Мы как раз встретились на Пиккадилли!». Пара счетов. Серое платье готово ко второй примерке, сообщал портной Адольф Якобс, Берлин-Вильмерсдорф, Афинер-штрассе, 32а.

Я пил и думал, что мне сказать портному Адольфу Якобсу? И что ему делать с серым платьем? Должен ли я его оплатить?

— Боже мой! Боже мой! Боже мой!

Я произнес эти слова вслух и стукнул кулаком по столу. Я обращался к Богу. Нельзя обращаться к тому, в кого не веришь! Я произнес эти слова в приступе отчаяния и беспомощности. С таким же успехом я мог говорить проклятья, о проклятье! Что мне теперь делать? Я думал, что делали герои книг, когда с ними происходило нечто подобное? У меня совершенно нет опыта в этой области. У меня еще никого не отнимали таким вот образом. Автоматически я открыл следующий конверт.

«Моя дорогая Сибилла! Мы с Томми были так рады твоему милому письму и сердечно благодарим за твои добрые пожелания к Новому году. Как приятно было узнать, что ты так счастлива со своим Паулем. Мы оба желаем тебе и дальше такого же счастья. Мы непременно приедем на вашу свадьбу в Берлин. Я уже с нетерпением жду встречи с ним…»

Дальше я не стал читать. Я прошел в спальню. Вернулся в комнату. Я ходил туда-сюда и не мог остановиться от нервного возбуждения.

Потом я взял себя в руки, подошел к большому платяному шкафу и распахнул его. Я хотел обыскать всю квартиру, каждый уголок, каждый ящик. Я должен это сделать. Может быть, я найду какой-то след, какое-то доказательство. Так делали герои романов. И всегда они находили доказательства, следы.

Платья аккуратно висели на плечиках, белье лежало на полках. Пахло духами. Пахло Сибиллой. Я перевернул кучи кружевных рубашек и трусиков. Ничего. Карманы костюмов. Пусто. Вот они висят рядом, зеленый костюм и черный! Я слышу голос Сибиллы: «Что мне надеть? Зеленый или черный костюм?» И я вижу ее перед собой, стоящую в неярком холодном свете нашего прощального утра, обнаженную, в чулках: «Посмотри на меня еще раз внимательно, любимый, чтобы ты никогда не забыл, как я выгляжу».

«Я никогда тебя не забуду, сердце мое! Я могу закрыть глаза и в любой момент сразу вижу перед собой твое лицо, твое тело».

— О боже! О проклятье, проклятье, проклятье!

В шкафу я ничего не обнаружил.

Я открыл ящики комода. Здесь были коробки и папки, старые рисунки, картинки, альбом. Чужие люди стояли на фотографиях возле Сибиллы. Большей частью все смеялись. Сибилла в купальнике. Сибилла в театре, Сибилла в баварских горах. Это были старые фото. Потом я нашел свои письма. Они лежали в коробке из-под бальных туфель. Я прочитал два и снова положил все на место.

Пара старых золотых бальных туфелек. Нитка жемчуга. Семь засушенных незабудок. Потрепанная кукла. Маленький красный ежедневник за 1955 год. Я полистал его. Возле чисел тут и там стояли пометки почерком Сибиллы: «15 апреля — красные розы. 17 апреля — письмо и гвоздики. 22 апреля — письмо. 24 апреля — телеграмма».

Я пролистал немного дальше.

«11 мая — орхидеи и письмо. 13 мая — письмо. 19 мая — розы. 25 мая — розы. 27 мая — наконец-то! На неделю. Я счастлива».

Она помечала получение каждого моего письма. Каждый раз, когда я посылал ей розы, она записывала это. 27 мая я — наконец-то! — приехал на неделю в Берлин. И тогда она была очень счастлива.

Я пролистал календарь до конца года. Записи были все те же. Они касались только нас двоих. Возле 31 декабря стояло: «Благодарю Тебя, Господи!» Она написала это неполных три месяца назад. Я положил ежедневник на место и задвинул ящик. В этот момент зазвонил телефон.

Я вздрогнул так, что стакан вылетел у меня из рук.

Телефон звонил и звонил. Это было едва ли не самое ужасное, что мне когда-либо пришлось пережить — этот заливающийся телефон в мертвой тишине квартиры.

Аппарат стоял в холле.

Я подошел к нему, но медлил. Кто это мог быть? Полиция? Кто-то, кто разыскивал меня? Но кто мог искать меня в квартире Сибиллы? Липкой от пота ладонью я взял телефонную трубку и ответил.

— Алло! — раздался нежный женский голос. — Кто это?

— Восемьдесят семь — тринадцать — сорок восемь.

— Можно госпожу Лоредо?

Дождь барабанил в окно, я смотрел на розы, лежащие на снегу на террасе.

— Нет, к сожалению, — ответил я.

— Ее нет дома?

— Нет.

— А с кем я говорю? — Голос звучал очень бодро.

— Меня зовут Голланд.

— О, господин Голланд! Я рада, что мне посчастливилось хотя бы услышать ваш голос! Сибилла столько мне о вас рассказывала!

Ее было не остановить:

— Я Хельга Маас, давняя подруга Сибиллы. Может быть, вы слышали обо мне? Ах, если бы вы только знали, сколько лет мы Сибиллой знакомы друг с другом!

Она говорила невозможно быстро. Я уже и не пытался ее прервать.

— А где она? Наверное, еще в городе? Да? Я не хотела вам помешать! Знаете, господин Голланд, мы только что вернулись из Кицбюэля. С мужем. Мы ездили кататься на лыжах. Это было чудесно! Такие очаровательные люди! Я хотела только поздороваться с Сибиллой. Передайте ей, пожалуйста, привет, ладно? Я перезвоню ей завтра утром!

— Хорошо, — сказал я. — Я передам.

— Спокойной ночи, господин Голланд!

— Спокойной ночи, госпожа Маас.

— На этот раз вы просто должны прийти к нам на чашку чая, Сибилла и вы!

— С удовольствием.

Мне стало совершенно ясно, что второго такого звонка я не вынесу. Телефон мог зазвонить в любую минуту. Я надел пальто и вызвал такси. Я оставил гореть все лампы в квартире и тщательно запер дверь. Когда я выбрался на улицу, такси уже ждало.

12

Я поехал к Роберту.

На Курфюрстендамм снега уже не было, он весь стаял. Асфальт блестел под дождем. Центральная улица с ее магазинами была ярко освещена. Неоновые рекламы сверкали и мигали и создавали обманчивое впечатление лихорадочной жизни и американского процветания, но уже примыкающие улицы были погружены во тьму, и руины сорок пятого окутывались ночным туманом.

На улице в этот вечер было мало прохожих. Проститутки стояли в основном у подъездов домов. Они кутались в шубы и мерзли. Некоторые переступали с ноги на ногу, чтобы согреться. Для них это был не самый удачный вечер.