Семен Подокшин - Франциск Скорина

• Название: Франциск Скорина
• Автор: Семен Подокшин
• Издательство: Мысль
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1981

Книга посвящена жизни и творчеству белорусского просветителя, мыслителя-гуманиста эпохи Возрождения Георгия (Франциска) Скорины (ок. 1490 — ок. 1551). Мировоззрение мыслителя рассматривается на широком фоне социально-экономической, политической и культурной жизни Великого княжества Литовского XVI— XVII вв. Автор показывает тесную связь Скорины с развитием общественной мысли и философия в Центральной и Западной Европе, прослеживает послескорининскую ренессансно-гуманистическую философскую традицию, представленную М. Литвином, С. Будным, А. Воланом, К. Лыщинским н др.

Издание рассчитано на широкий круг читателей, интересующихся историей отечественной философии и культуры.

---

В вопросе об оправдании человека перед богом Скориной высказываются противоречивые суждения. В одном месте он в духе протестантизма утверждает, что «вси оправдаються верою сына божия. Занеже и Авраам не от дел, но от веры оправдася» (там же, 127). В другом месте мыслитель, ссылаясь на апостола Иакова, пишет, что необходимо «не только словом, але и делом показати веру хрестианскую... вера бо без дел мертва ест» (там же, 121). Впрочем, многие противоречия во взглядах Скорины суть противоречия самой Библии.

Нельзя не отметить свойственный мыслителю оптимизм, уверенность, что нравственно прекрасные, альтруистические начала должны преодолеть человеческий эгоизм и себялюбие, утвердить в сознании людей чувство справедливости, уважение к человеческому достоинству, готовность служения общему благу. Этот оптимизм, характерный для ранней стадии Ренессанса, при столкновении с реальной действительностью все больше будет обнаруживать свой утопизм. Как отмечает А. Ф. Лосев, Ренессанс освободил человеческую личность, но в то же время он показал и то, «как ничтожна эта земная человеческая личность и как иллюзорно мечтание ее о свободе» (88, 438). Эпоха позднего Возрождения принесет с собой разочарование в ренессансных этико-гуманистических идеалах не только в Западной и Центральной Европе, но и в Белоруссии конца XVI — начала XVII в. Мыслители позднего Ренессанса и барокко придут к осознанию «разорванности» и противоречивости социального бытия, невозможности реализации гуманистических принципов в условиях современной нм действительности.

Философско-этические воззрения Скорины образуют ряд довольно противоречивых идейных пластов. Он пытается совместить христианское, а вернее, раннехристианское, евангельское, этическое учение с некоторыми идеями античной и ренессансно-гуманистической этики. С точки зрения типологической этические взгляды Скорины примыкают к идейно-философскому течению эпохи Возрождения, известному под названием христианского гуманизма (см. 106, 38—39). Без христианской веры Скорина, разумеется, не мыслит себе интеллектуально и нравственно совершенного человека; служение обществу он теснейшим образом связывает со служением богу. Наряду с философской мудростью и знаниями человека должны отличать, полагает он, истинная вера, «долготерпение», «смирение», «тихость» и прочие традиционно христианские добродетели (см. 3, 24—25). Свои этические взгляды Скорина основывает на религиозно-нравственных предписаниях Библии, извлекает морально-дидактический смысл из ее поучений, исторических сюжетов, аллегорий.

Вместе с тем он стремится выйти за пределы ортодоксально-христианской трактовки и гуманистически интерпретировать содержание Священного писания, расставить новые акценты, обратив внимание читателей на те нравственно-философские проблемы, которые игнорировались официальными комментаторами библейских текстов. Как и для представителей христианского гуманизма (Эразма Роттердамского, Джона Колета, Томаса Мора и др.), для Скорины характерно стремление гуманизировать религиозное сознание человека, синтезировать христианство с элементами античной культуры, уважение к светским знаниям, науке, философии, сделать свое учение орудием интеллектуально-нравственного совершенствования человека, морально-религиозного и социального реформирования общества, средством утверждения новых, гуманистических ценностей. Вслед за Аристотелем Скорина полагает, что общество должно исправляться «внедрением добрых нравов, философией и законами» (121, 50). В духе Эразма Скорина расширительно толкует христианские добродетели как общечеловеческие. Возможно, все это у Скорины выражено не столь явно и открыто, но тем не менее в той или иной мере и форме оно присутствует в его мировоззрении. Христианский гуманизм Скорины имеет и свою специфику: он носит просветительски-демократический характер. Во всех сочинениях Скорина обращается к народу, «людем простым, посполитым».

Глава V. «Не к пожитку единого человека, но к посполитому доброму» (социально-политические взгляды)

вляясь выразителем идеологии горожан, Скорина придавал большое значение вопросам правового регулирования общественной жизни, стремился утвердить авторитет законности, в частности он пытался обосновать концепцию «естественного права». Скорина считал, что в основе правовых и моральных норм лежит «прироженый закон», написанный богом «в серци единого кажного человека» и зафиксированный в человеческом разуме. Разум дает возможность человеку четко отличать добро от зла, справедливо поступать по отношению к другим людям (см. 3, 93—94). Стремление к правопорядку есть, таким образом, естественная потребность человека с момента сотворения.

Согласно Скорине, «права земская», или светские законы, «единый кажный народ с своими старейшими ухвалили суть подле, яко же ся им налепей видело быти» (там же, 95). Мыслитель считал, что право — человеческое установление. Оно возникает у каждого народа в разное время, обусловлено образованием общества и государства, деятельностью первых царей и правителей.

Скорина считал, что «праведному закон не ест положен», т. е. добродетельному, интеллектуально и нравственно совершенному человеку законы не нужны, ибо он руководствуется в общественной жизни, во взаимоотношениях с другими людьми «прироженым», естественным, законом. Поэтому «вчинены суть права, или закон, для людей злых, абы боячися казни, усмирили смелость свою и моци не имели иным ушкодити, и абы добрый межи злыми в покои жити могли» (там же, 95). Скорина, таким образом, разделял точку зрения некоторых античных философов, в частности Демокрита, софистов, Аристотеля, о том, что для совершенного человека, мудреца право излишне, ибо последний делает по собственному убеждению то, что другие делают, боясь строгости законов (см. 121, 132). В то же время Скорина хорошо понимал важность и необходимость права в условиях реального общества. Обосновывая мысль о естественном, историческом происхождении светского права, мыслитель выдвигал ряд критериев его истинности, совершенства. Эти критерии напоминают некоторые требования, которые предъявлял к праву Аристотель (см. там же, 111—152. 153, 84). Так же как и древнегреческий философ, Скорина считал, что главное назначение законов — служить общественному благу. Это то общее, что должно быть свойственно всякому праву. Вместе с тем закон той или иной страны может иметь и нечто особенное в зависимости от характера общества, обычаев и нравов народа. По мнению Скорины, право основывается на морали, и прежде всего на человеколюбии и справедливости. Закон должен пользоваться всеобщим уважением, быть четким и ясным, не содержать возможности для неадекватного его истолкования (см. 3, 95).

Скорина следующим образом классифицирует светское право. Первым в его классификации фигурирует «посполитое право», которое «от всех народов посполите соблюдаемо ест, яко мужа и жены почтивое случение, детей пильное выхование, близко живущих схожение, речи позыченое навращение, насилию силою отпрение, ровная свобода всем, общее имение всех» (3, 95—96). «Посполитое право» Скорины напоминает «естественный человеческий закон» Фомы Аквинского, оно фиксирует наиболее общие принципы человеческого общежития, а именно потребность в продолжении рода, самосохранении, воспитании молодого поколения и т. д. Вторым Скорина называет «право языческое», в компетенцию которого входит, «яко земель чужих мечем достование, градов и мест утвержение, послов без переказы отпущение, миру до часу прирченого выполнение, войны неприятелем своим оповедание» (там же, 96). Возможно, что Скорина имеет в виду международное право. Следующее — «право царское», или государственно-административное. Затем он называет «право рицерское, или военное, еже на войне соблюдаемо бываеть». И наконец, мыслитель говорит о существовании права «местьского» (городского), «морского» и «купецького» (торгового). Скорина не подчиняет светское право Библии, он устанавливает различие их компетенций, хотя и делает оговорку, что «вси тые права, или уставы, божий закон в собе замыкаеть» (там же, 97).

Большое значение придавал Скорина совершенствованию системы судопроизводства, в основе которого, по мнению мыслителя, также должен лежать принцип справедливости. Он полагал, что судьи должны судить людей не «яко цари или властели вышнии, силу имеюще над ними, но яко ровнии и товарищи, раду им даючи и справедливость межи ними чинячи». «Судьи и справце...— пишет Скорина, ссылаясь на Второзаконие,— да судять людей судом справедливым, и да не уклонятся ни на жадную страну, и да не зрять на лица, и не приимають даров, понеже дарове ослепяють очи мудрых людей и зменяють слова справедливых. Справедливе, что справедливаго ест чините, абы есте живи были и владели землею» (там же, 115). Характерно, что эта же мысль обосновывается в эпиграфе к Статуту Великого княжества Литовского 1588 г.: «А справуйте все шире, нет бо пред господем богом нашим неправости ани бракованья особ, ани пожеданья даров (2 Пар. 19). Милуйте справедливость, которые судите землю (Прем. 1)» (86, 4). Высказывания Скорины сходны с соответствующими рекомендациями Аристотеля, считавшего, что для сохранения общественной и государственной целостности необходимо избирать достойных магистратов, которые бы не нарушали законов, не обращали свои должности в источник личного обогащения и т. д. (см. 121, 234—238). Беззаконие Скорина трактовал как величайшее божье наказание людям и, напротив, законность — как великое благо (см. 3, 115—116).