Дуглаc Абрамс - Потерянный дневник дона Хуана

• Название: Потерянный дневник дона Хуана
• Автор: Дуглаc Абрамс
• Издательство: АСТ
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-17-039652-8

Как удалось автору найти новый, скрытый смысл в легенде о доне Хуане Тенорио, вошедшем в мировую литературу под именем дона Жуана?

Как удалось превратить историю великого соблазнителя в историю великого влюбленного?

Что скрывается за известным преданием о прекрасной донье Анне и безжалостном Каменном Госте?

Дуглас Карлтон Абрамс представляет читателям свою собственную — совершенно оригинальную — историю дона Хуана. Историю, в которой вымысел переплетен с фактами, а полет фантазии соседствует с реальными событиями…

---

Толпа с облегчением вздохнула и зашлась в восторженном крике. Посмотрев наверх, я увидел, что публика на балконе аплодирует стоя. Ошеломленный этой неожиданной схваткой, я все же попытался улыбнуться и поднял руку, приветствуя зрителей. Они хлопали все громче, и я успел заметить, что остальные тореадоры, за исключением дона Хосе, едва ли обрадовались тому, что я приковал к себе всеобщее внимание. Дон Хосе аплодировал громче всех. Я жестом указал на него, и, вложив свои шпаги в ножны, мы соединили руки и подняли их в знак общего триумфа.

Броситься на помощь ребенку меня заставила некая сила, неведомая мне прежде. Вероятно, она движет поступками человека так же давно, как и сила любовного желания. Но если бы я заранее знал, какими признательными взглядами наградят меня присутствующие женщины, то, возможно, встретил бы опасность с более легким сердцем. Правда, я не мог слишком долго упиваться всеобщим признанием, поскольку необходимо было помочь дону Эрнану. Он был еще жив, хотя и тяжело ранен. Под неутихающие аплодисменты мы вынесли его с арены на деревянных носилках. Женщины бросали нам цветы и свои шарфы. Мне предложили уши и хвост убитого быка, но трофеи победителя не интересовали меня. Сейчас важнее всего было поддержать друга. Лицо дона Эрнана покрывала смертельная бледность, его взгляд угасал.

— Я умираю, — прошептал он.

— Все будет в порядке, дон Эрнан. Доктор будет здесь с минуты на минуту.

— Это не поможет, я умираю. Попросите маркиза позаботиться о моей жене и детях. Они для меня все.

— Обещаю вам.

— Я совершил ошибку, дон Хуан, ужасную ошибку, — проговорил он, задыхаясь от крови и слез. — Расскажите, пожалуйста, моей жене. Расскажите моему сыну, когда он вырастет, об ошибке, которую совершил его отец. Скажите ему, что быть… мужчиной — значит… уметь сделать выбор.

Я с тревогой заметил, как кровь пошла у него горлом, но все-таки попытался утешить его:

— Вы поправитесь, мой друг. Это не конец.

Я изо всех сил старался ободрить его, но дон Хосе, стоявший рядом, покачал головой. Мы все слишком хорошо знали признаки приближающейся смерти. В тени галереи, напротив дворца маркиза, мы ожидали врача. Пот струился по нашим лицам, а у дона Эрнана он смешивался с кровью, которая текла изо рта. Врач, наконец, появился, и его ассистенты уложили дона Эрнана в длинную карету, чтобы отправить в больницу «Пять Ран».

Я взглянул в сторону балкона и увидел круглое раскрасневшееся лицо маркиза, обращенное вниз. Все остальные, включая донью Анну, тоже молча смотрели на нас. На этот раз она не отвернулась, встретившись со мною взглядом, и ее глаза снова пронзили меня насквозь.

Кристобаль ждал у дверей кареты, которая стояла недалеко от входа во дворец. Больше всего мне сейчас хотелось смыть с себя пыль и кровь. Я велел Кристобалю ехать домой, и на протяжении всей дороги до меня доносилось через окно, как он пересказывает каждую деталь схватки. Вместе со страхом меня вдруг оставили все силы, и я откинулся на сиденье, слушая вполуха, какими невероятными подробностями обрастает в устах Кристобаля то, что происходило на арене.

Дома Кристобаль приготовил мне ванну и принялся тереть мне спину и массировать суставы, которые продолжали болеть после страшного напряжения. Потом я еще долго лежал в остывающей воде, не замечая, как летит время. Мое тело постепенно успокаивалось, но на сердце было очень тяжело. Мысленно я то и дело возвращался к дону Эрнану и к его загадочным словам, сказанным, когда он лежал на моих руках. Однако больше всего мне хотелось понять, что же заставило меня прыгнуть с балкона и устремиться на арену. Мною овладело что-то более глубокое и сильное, нежели доводы рассудка. Безусловно, соображения чести, как и стремление проявить героизм, были не последней причиной, потому что они всегда живут в сердце кабальеро. Но к этим доводам примешивалось что-то иное, не знакомое мне прежде, и теперь я смотрел совсем иначе на смысл победы и поражения.

За окном дневной свет постепенно сменялся вечерним сумраком. Кристобаль зажег три свечи, и их огонь отбрасывал на воду золотые блики. Внезапно раздался тревожный стук в дверь, и Кристобаль отправился посмотреть, кто пришел.

— Он принимает ванну, — донесся до меня его голос.

— Мне нужно с ним поговорить.

— Вам придется прийти в другой раз.

— Это очень срочно, — я узнал голос Альмы.

Выбравшись из ванны, закутанный в полотенце, я сначала обрадовался, увидев ее ярко-желтое платье и мантилью. И только потом заметил, что ее лицо покраснело от слез и выглядит очень испуганным. Рыдая, Альма поведала мне о том, кто был тем несчастным грешником, которого вели в праздничной процессии как пример для устрашения. Услыхав его имя, я не мог поверить своим ушам, и мое сердце упало.

Грехи плоти

— То был падре Мигель, — сказал она упавшим голосом.

Она была привязана к нашему общему другу из Кармоны ничуть не меньше, чем я. Мой учитель был священником в ее приходе.

— Он был единственным, кто всегда сочувствовал и помогал нам, — сказала она, имея в виду марранос из Кармоны и нежелание падре Мигеля отнимать у кого бы то ни было любовь Господа.

— Где он? — спросил я, второпях одеваясь.

— Его держат в замке Святого Хорхе.

Я схватил плащ.

— Куда ты? — спросила она, заранее зная ответ. — Никто не может просто так проникнуть в сердце инквизиции. Они арестуют тебя и казнят!

— Надеюсь, что не в этот раз, — ответил я.

Голос Кристобаля дрожал:

— Пожалуйста, хозяин, не заставляйте меня идти туда. Кто войдет в те ворота, уже никогда не вернется.

— Я поеду один, верхом.

— Тогда я поеду с тобой, — храбро, хотя и с дрожью в голосе, сказала Альма. Возможно, она вспомнила в эту минуту о своих родителях, которых в этом замке сначала пытали, а потом казнили.

Я коснулся полупрозрачной мантильи, которая прикрывала ее плечи и грудь над низким корсажем.

— Ты не можешь пойти туда, одетая, как куртизанка. Нам обоим будет лучше, если я отправлюсь один.

— Умоляю, дон Хуан… Пожалуйста, будь осторожен, — сказала она с тревогой.

Я улыбнулся и кивнул, тронутый ее заботой.

Кристобаль оседлал для меня лошадь, и я помчался по улицам так быстро, как только мог. Площадь Аренал была забита людьми и повозками, но я не мог медлить и пришпоривал вздымающиеся бока Бониты. Мы скакали прямо сквозь толпу. Солома, которой была усыпана мостовая, летела из-под копыт, и люди оборачивались нам вслед. Я летел, как дьявол, вниз по реке, а красное солнце медленно скрывалось за горизонтом.

Наконец копыта моей лошади застучали по деревянному настилу плавучего моста в Тирану. Натягивая вожжи, я глядел на мрачную крепость. Замок словно явился из темного прошлого и теперь тщетно пытался превратиться из символа тьмы и смерти в символ света и новой жизни. Стволы пушек, выглядывающие из бойниц, призваны были отбить всякое желание проникнуть внутрь. Однако мне было хорошо известно, что у любой неприступной крепости есть слабое место. Я промчался галопом мимо главных ворот, возле которых стояли несколько стражников, и подъехал к заднему входу на противоположной стороне.

Там я спешился, привязал лошадь и подошел к стражнику, чье строгое бородатое лицо выглядывало из-под круглого стального шлема. Его кольчуга, как и стальные наколенники поверх высоких кожаных сапог, сохранились еще со времен крестовых походов. Увидев меня, он вздрогнул и направил арбалет мне в лицо. Если постараться, в глазах любого солдата можно разглядеть его голодных детишек. Я показал два золотых эскудо, которые живо его заинтересовали, и кивнул на дверь. Какое-то время он колебался, не зная, как поступить. Потом, оглядевшись по сторонам и убедившись, что за нами никто не наблюдает, он открыл большую деревянную дверь. Я вложил монеты ему в ладонь. Стремление солдат получить хотя бы маленький приработок всегда было слабостью любой армии, и воинство Христово в этом смысле не исключение.

— Грешник — он где? — спросил я, добавляя еще одну монету.

Он указал на башню прямо над нами.

— Я добавлю еще, если мое присутствие здесь останется нашей тайной.

На случай, если с другими стражниками не удастся договориться так же легко, я старался двигаться предельно осторожно. Подкупить стражу на входе — это одно дело, а вот быть обнаруженным внутри — это совсем другое. Я вынул из рукава маску и натянул ее на глаза. Сюда, за массивные стены не проникал свет, и только несколько высоких окон в форме креста все еще сияли красными отблесками. Путь мне освещали горящие по стенам факелы.

Уже почти добравшись до лестницы, я услышал со стороны одной из камер душераздирающий крик и невольно прижался к стене. Маловероятно, чтобы это был голос моего друга, поскольку расправа над ним уже свершилась, но, с другой стороны, жестокость инквизиции не знала границ. Желая убедиться в том, что пытают не падре Мигеля, я прильнул к маленькому, забранному решеткой окошку. Огромная фигура палача загораживала жертву, которая в настоящий момент подвергалась излюбленной пытке инквизиции под названием потро. Тело грешника, выворачивая суставы, привязывали веревкой к обыкновенной решетке, оставляя его уши, нос, соски и гениталии доступными для раскаленных докрасна щипцов палача. Мельком я успел заметить и другие дьявольские приспособления, которые находились в пыточной камере: «костюм из иголок» — ящик с острыми шипами, которые пронзали тело жертвы, когда крышка закрывалась, «стул-удавку», медленно удушающий жертву с помощью специального винта, и многое другое.