Александр Борин - Проскочившее поколение

• Название: Проскочившее поколение
• Автор: Александр Борин
• Издательство: Аграф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-7784-0239-2

Александр Борин, известный журналист и обозреватель «Литературной газеты», рассказывает о своей юности, о людях, с которыми сводила его судьба. С кем-то из них отношения ограничивались простым знакомством, с другими устанавливалась долгая дружба. Среди них писатели Александр Бек, Константин Симонов, Илья Зверев, Леонид Лиходеев, Камил Икрамов, летчик-испытатель Марк Галлай, историк Натан Эйдельман, хирург Гавриил Илизаров, внук великого писателя Андрей Достоевский и многие другие.

В газету А. Борин писал статьи по вопросам права, однако некоторые из них так и не увидели свет. Читатель узнает, отчего это происходило и какова закулисная история многих очерков, что и почему в них осталось за кадром, не попало на газетную полосу. Отдельная глава посвящена работе Комиссии по вопросам помилования при президенте Российской Федерации, в которой работал автор.

---

Но вот что недавно рассказал о тех давних событиях сам Сырокомский в своей статье «Воспоминания старого газетчика».

По его словам, председатель Союза журналистов Москвы, узнав об увольнении Виталия, тут же явился к заведующему сектором газет отдела пропаганды ЦК Ивану Зубкову и попросил объяснить, что же случилось с Сырокомским, за что его сняли? Зубков поклялся, что ничего не знает.

Всю правду мог знать один человек — секретарь ЦК КПСС Зимянин. Он всегда хорошо относился к Сырокомскому, его секретари обычно немедленно соединяли с ним Виталия. Но на этот раз секретарь, переговорив с начальством, ответил: «Михаил Васильевич говорить с вами не будет, он сказал, что вас ждет председатель Госкомиздата СССР Борис Иванович Стукалин».

Вот от него-то Сырокомский и узнал, что его назначают заместителем главного редактора издательства «Прогресс», заведующим редакцией литературы по международным отношениям. Формально ему не на что было жаловаться. «Прогресс» — крупнейшее в мире издательство переводной литературы, в нем работали две тысячи человек, в том числе 150 иностранцев… Был замом главного редактора газеты и стал замом главного редактора, заработок значительно выше, чем в «Литгазете». На что, мол, жалуетесь, товарищ!..

Но что-то за таким перемещением ведь стояло, какие-то грехи ему ведь безусловно припомнили. Какие?

В той своей статье Сырокомский пишет: «Не один год я звонил Зимянину — меня не соединяли, писал ему письма — мне не отвечали. И только после того как я издал на английском языке книгу его сына о Неру, а спустя ряд лет упросил Володю Зимянина дать мне домашний телефон отца, я поговорил с М. В. Зимяниным, уже ушедшим на пенсию. Это было в 1996 году. „Михаил Васильевич, — сказал я, — прошло шестнадцать лет с того дня, как меня сняли с работы в „Литгазете“. Объясните мне, пожалуйста, что со мной произошло, почему меня отстранили от любимой работы?“ „Товарищ Сырокомский, — ответил Зимянин, — об этом вы можете спросить у тех, кто лежит сейчас у Кремлевской стены. Я был и остаюсь верным солдатом партии. Вышестоящий партийный руководитель поручил мне перевести вас на другую, менее видную работу, и я исполнил. Я всегда относился к вам с уважением. Скажите еще спасибо, что это дело было поручено мне. Займись им кто-нибудь другой, вам было бы хуже“».

И только в конце августа 2002 года, Сырокомский узнал, кажется, всю правду. «Весьма и весьма информированные товарищи, — пишет он, — рассказали мне, что были записаны на „железку“ мои высказывания о судьбе бывшего первого секретаря Московского горкома КПСС Николая Григорьевича Егорычева, о несправедливой расправе с ним в 1967 году. Эту запись передали Ю. В. Андропову. Тот позвонил Зимянину и сказал: „Переведите Сырокомского на другую работу. Чтобы я больше не слышал его фамилии…“»

Может, так оно и было, только история с днем рождения Громыко мне лично нравится куда больше, уж очень она впечатляющая.

Мы ожидали, что за Виталия обязательно вступится Чаковский. Не раз ему приходилось отстаивать проштрафившегося сотрудника. А тут Сырокомский — его правая рука, месяцами заменявший его в редакции, когда Чак уходил в творческий отпуск писать свои романы, незаменимый, необходимейший ему человек… Нам казалось, в лепешку разобьется, чтобы его отстоять.

Но Чаковский ему сказал: «Вы провинились перед партией, сами и расхлебывайте». Александр Борисович очень хорошо знал отпущенные ему пределы.

Я убежден, что именно с уходом Сырокомского и началось медленное, постепенное умирание лучшей, может быть единственной в своем роде, газеты.

Короткая память

Середина апреля. В Москве тепло, весна. А мы с Ильей Эммануиловичем Каплуном, опытным, въедливым юристом, чья помощь так необходима нам, журналистам, пишущим на правовую тему, сидим в шубах в Шереметьево и ждем, когда же наконец в Воркуте утихнет пурга. Сидим уже несколько часов, а посадку все не объявляют.

Рядом на скамейке расположилась тетка с многочисленными баулами, она тоже летит в Воркуту. Тетка очень словоохотлива. Рассказывает нам, что ездила в Москву на похороны матери, баулы эти забиты материнскими вещами, не бросать же их, а оставить некому. А то мы еще подумаем, будто она везет в Воркуту купленные в московских магазинах шмотки или продукты. Зачем? В воркутинских магазинах вы найдете сейчас то, чего и в Москве не сыскать, с этим у них все ничего, грех жаловаться. Да и вообще жизнь, слава Богу, постепенно наладилась, а вот несколько лет назад, вы не поверите, весь город собирались эвакуировать, вывезти всех людей, всех до единого, и млад и стар, никого не оставить. Она сокрушенно качает головой. А знаете почему? Угроза была, что Воркута, заполярный город, зимой останется без воды и тепла. Это в лютые-то морозы, когда и так в квартирах не согреешься. Ужас какой, никто бы не выжил.

Объявляют посадку. Тетка, торопясь к выходу на поле, волнуется: не закрыли бы опять аэропорт, пока мы долетим. Погода в городе меняется каждые полчаса, то яркое солнце, то валом валит снег. И продолжает рассказывать: но все-таки, слава Богу, спасли город, сумели, нашлись умные люди, дали тепло и воду. Мы за них в церквах свечки ставим. А вы в Москве, наверное, даже не слышали ничего, да?

Отчего же, слышали, знаем. Против этих умных людей, за которых воркутяне в церквах ставят свечки, ведется сейчас уголовное дело, они обвиняются в крупных преступлениях. Мы с И. Э. Каплуном как раз и летим в Воркуту, чтобы разобраться в этом деле, выяснить обстоятельства, увидеть все собственными глазами и побывать на месте событий. На месте преступления, так сказать…

Готовя к публикации в этой книге свои старые газетные очерки, я долго думал, оставлять ли в них те имена, которые сегодня, по прошествии многих лет, скорее всего, ничего никому уже не скажут, приводить ли документы, давно уже ставшие архивной пылью. Но в конце концов решил: пускай остается все как было. Уберу забытое имя, истлевший документ, и что же тогда останется? Голый, выхолощенный пересказ? Без вкуса, запаха и осязания того времени? Документалистика не терпит никакого переписывания задним числом, никакого отступления от строгих фактов. И уж тем более, не может быть никакой приблизительности, когда речь идет об этом воркутинском деле. Всякого я повидал, занимаясь журналистикой, но такой оголтелой, такой откровенной и воинственной человеческой подлости, пожалуй, еще не встречал.

Существовало две версии этой истории.

Версия первая изложена в объемистом, 348 машинописных страниц, обвинительном заключении. Московский инженер Станислав Порфирьевич Матюнин, сколотив из своих знакомых и сослуживцев бригаду шабашников (так назывались временные рабочие) из 16 человек, отправился с ней в Воркуту на заработки. Здесь Матюнин познакомился с руководителями строительного управления номер четыре комбината «Печоршахтострой» Эвиром Дмитриевичем Фирсовым и Олегом Ивановичем Томковичем. На следующее лето Станислав Порфирьевич привез в Воркуту уже 120 человек. «Рассчитывая использовать расположение Фирсова и Томковича в своих корыстных целях, — сказано в обвинительном заключении, — Матюнин стал искать пути сближения с ними». Это ему вполне удалось. В результате, общими усилиями, руководители СУ-4 и шабашники путем приписок и других злоупотреблений похитили у государства 59 619 рублей 68 копеек (по тем временам огромные деньги).

Версия вторая дана в приобщенном к уголовному делу письме заместителя председателя горисполкома Воркуты В. Е. Дудко. «Принятие экстренных мер, — говорится в письме, — мобилизация людских и материально-технических ресурсов, в том числе привлечение временных рабочих, позволило предотвратить возможный ущерб городу и всему населению… В случае непринятия этих экстренных мер материальный ущерб государству составил бы около 8–10 миллионов рублей» (деньги тогда вообще фантастические).

Как же так?

Обвинение утверждает, будто злоумышленники похитили у государства без малого 60 тысяч. А горисполком свидетельствует: люди эти спасли, наоборот, государству 8–10 миллионов.

Из письма заместителя председателя исполкома видно, что в городе создались в ту пору какие-то особые, чрезвычайные обстоятельства, потребовавшие принять самые срочные, экстренные меры, мобилизовать людские и материальные ресурсы, иначе — беда. А в обвинительном заключении о том — ни слова, ни полслова. Жили, дескать, тихо, мирно, спокойно, никаких ЧП.

Чему же все-таки верить?

И кто они, эти люди, обвиняемые по делу: действительно жулики, воры или же, наоборот, молодцы и спасители? Преступники или герои?

Это уголовное дело тянется уже шесть лет. Шесть лет обвиняемые Матюнин, Фирсов, Томкович находятся под следствием. Их допрашивают, вызывают на очные ставки, берут с них объяснения, опять допрашивают, месяцами держат в тюрьме… Дело разбухло до невиданных размеров, в нем 124 тома. Целая библиотека протоколов, актов, заключений, ходатайств. Все это аккуратно подшито, листы пронумерованы: трудились — не гуляли. А конца делу так и не видно. Так и не известно, когда же все-таки будет поставлена последняя точка, и людям скажут: ваше место на скамье подсудимых или же, наоборот, от имени города Воркуты объявят им великое спасибо.