Виктор Ахинько - Нестор Махно

• Название: Нестор Махно
• Автор: Виктор Ахинько
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2014

Личность Нестора Махно стоит в одном ряду с такими народными героями, как Спартак, Робин Гуд, Степан Разин, Ян Гус… Властители называли их бандитами, а простые люди слагали о них песни и легенды. Роман «Нестор Махно» стал глобальным художественным исследованием величественной и кровавой эпохи повстанческого движения, которому посвятил жизнь Батько Махно, попыткой раскрыть образ народного вождя, смелого и находчивого командира, самобытного философа-анархиста во всем его величии и противоречиях. Эта уникальная по глубине исследований книга стала результатом многолетней работы Виктора Ахинько над документами и архивными материалами, свидетельствами очевидцев и участников кровавых событий, оказавших значительное влияние на ход истории.

---

От волнения Махно побежал по двору в кусты, снял штаны и чуть не свалился в глубокий овраг, что явно тянулся к лесу. Оправившись, Нестор закричал:

— Как мокрые куры… вашу мать! Самые смелые — ко мне! Роздайбида, выкатывай тачанку и через полчаса лупи вокруг ворот, пока там не стихнет. Понял? А вы — за мной!

Он прыгнул в овраг, поскользнулся и в клубах пыли еле удержался на ногах. За ним, ругаясь, посыпались остальные. Перебежками они достигли леса, углубились в него и, стреляя на ходу, кинулись к воротам. Из села доносился яростный стук «максима», и на головы наступающих падали ветки, срезанные пулями.

— Стой! Не палите! — Нестор прислушался. Умолк и «максим». В лесу была странная тишина, и на фоне бледного рассвета темнели ворота. Стояли привязанные лошади, ящики с патронами. Похоже, неприятель бежал.

— Мотай к нашим, — сказал Махно первому попавшемуся бойцу. — Передай: путь свободен!

Их собралось человек сто. После всех передряг женщины, дети, многие из новеньких, испугавшись, остались в селе. Члены штаба совещались на поляне.

– Скем воюем? — спрашивал Махно. — Захваченные лошади — помещичьи, может, варты. Австрийцев пока мы не видели.

— Надо выяснить. Послать разведку. Я готов, — согласился Пантелей Каретник. — Потом и в атаку.

Его поддержали Рябко, Вакула и Чубенко.

— Какая разведка, братва? День же. Схватят на первой улице. Унас одно спасение — неприступный блиндаж! — возразил Щусь. Он, скрепя сердце, согласился на объединение отрядов, чтобы их боялись. Но затевать резню в родном селе — это не входило в его планы. Не нравилось ему и то, что прибывшие все решали в своем кругу.

— Мы не суслики, — ехидно заметил Лютый.

— Чушь собачья! Куда денете раненых, суслики? — взорвался Федор. — А село, такое красивое, вам не жалко? Мне оно, если хотите знать, дороже всех революций!

— Ты говори, да не заговаривайся, — предупредил Семен Каретник.

Федор поджал губы, но опять не выдержал:

— Немчура считает нас дикарями. Не раз слышал: «Грязные славянские свиньи». Наши очаги для них… — он плюнул. — Подпалят Дибривку и глазом не моргнут. А тут мой дед родился и прадед. Поверьте, я не трус. Мы ибез. вас побеждали, и теперь возьмем свое. Но малой кровью, тихой сапой.

— Тогда пусть решат хлопцы! — нервно сказал Махно, направляясь к ним. — Слушайте, что делать? Прятаться в блиндаже или разведать противника и наступать. Как вы считаете?

Люди подходили поближе. Он повторил вопрос. Но Федор Щусь вдруг крикнул:

— Братва! За мной в блиндаж!

Бойцы из его отряда не посмели ослушаться, молча отделились и на подводах с ранеными скрылись за вековыми дубами, осокорями.

Лицо Нестора стало землисто-желтым. Свои бьют наотмашь! По какому праву? Он ценит толковое мнение. Хоть и не без упрямства, но меняет решение. Да в конце концов, для какого дьявола они здесь мыкаются? Ради свободы тружеников? А спесивый матрос на глазах повстанцев втаптывает в грязь саму анархическую идею вольной жизни. Герой, мать твою!

— Что… будем… делать? — еле сдерживаясь, спросил Махно. Гуляйпольцы сурово смотрели на него. Это внезапное разделение, почти предательство, больно хлестануло всех.

— Каков гусь! Пошел он на…! — не выдержал Петр Лютый.

— Спокойно, земляк, — охладил его пыл Алексей Марченко. — Предлагаю проверить первые ворота в лес. Если супостат еще там — побьем или словим «языка».

Так и поступили, но неприятель и оттуда ушел. Зато повстречался весь в саже, измученный крестьянин, чью хату ночью подожгли каратели, чтобы видеть бежавших в лес повстанцев.

— Много было бандитов? — спросил Махно.

— Около полуроты австрийцев и с десяток помещичьих и кулацких сынков.

— Толково. Ты же местный. Сходи, земляк, в разведку.

— Мне теперь что в разведку, что в контрразведку. Что нужно?

— Погляди, какие силы в Дибривке и где стоят. Ладно? Только сначала умойся, а то даже собаки будут шарахаться.

Мужики сдержанно заулыбались: хоть и клоун клоуном, а хата-то сгорела. Крестьянин ушел.

— Роздайбида, ты был в блиндаже и разряжен под стать Федору, — грубовато пошутил Нестор. — Сбегай еще к нему. Пусть возвращается. Попроси от моего имени.

Федор вскоре явился к воротам вместе с отрядом. Пришел и хозяин сгоревшей хаты, которому Махно особо доверял.

— Они расположились на церковной площади, — донес добровольный разведчик. — А штаб в бывшем волостном правлении. Ходят слухи, что еще прибудет австрийское подкрепление.

Это же подтвердили и крестьяне, снова набежавшие сюда.

— Ага, хотят окружить нас и уничтожить, — сказал Нестор.

— Ясное дело, — согласился Семен Каретник.

— Нужны мы им больно. Засядем в блиндаже — никто не сунется, — стоял на своем Щусь.

— Хорошо, а что дальше? — вставил слово и Алексей Марченко. — Волю, Федя, из зубов вырывают. Это вся история доказала!

Махно молча кивал, глядя на Тину, что сидела на подводе рядом с ранеными и вымученно улыбалась ему. Леймонский не узнал бы ее. В темном платочке и вязаной фуфайке, она казалась беженкой и была ею. Тина и сама не понимала, как, привыкшая к деликатному обращению, уюту, светлым нарядам, попала в этот жалкий, дикий обоз, что за сила занесла ее сюда. И почему она смирилась, улыбается, когда так хочется плакать?

На опушке леса шумели под ветром тополя, потемневшие от первых холодов, и пахло растоптанными груздями.

— Оккупанты не вечны — уйдут, — упорствовал Щусь. — Они нас уже боятся. А богатые тем более. Зачем кровь ручьями проливать? Повторяю, и село спасем от пожара. Как считаешь, Петренко?

Бывший одноклассник потупился: неохота перечить Нестору и родные хаты жалко. А что их сожгут, он не сомневался. Уже бывало. Крестьяне прислушивались к разговору и тоже заволновались. Махно понял: наступил решающий момент. Грудь в крестах или голова в кустах.

— Предлагаю сейчас же напасть на врага и разбить его! — заявил он.

По крупному миловидному липу Федора пробежала гримаса боли.

— Это безумие! — воскликнул он и даже хохотнул, настолько нелепым казался ему призыв Нестора. Мало того, что не хотят идти в лес — нападать вздумали!

Вперед вышел Петр Лютый и, подняв голову, продекламировал:

3ібралися гуляйпольці!
По-над лісом тихо.
Ой, жде когось біля церкви
Великеє лихо.

Щусь взял его за плечо и чуть ли не оттолкнул.

— Брось, хлопец! Еще стишков тут не хватало.

Махно вскочил на тачанку. Вокруг толпились повстанцы.

— Согласен с Федором. Это безумие! Никому, и прежде всего врагу, не придет такое в голову. Среди бела дня горсточка смельчаков навалится на батальон. Это же пол нашей победы!

Голос у Нестора глуховат, жесты рукой скупые, сам он невзрачен. Но такая энергия и страсть в его словах, что люди заволновались, и Федор Щусь сдался.

— Пошли с ними, братва! — сказал без колебаний. Морская душа его почитала пылкость вернейшим признаком правоты.

— Так просто крепости не берутся, — Махно понизил голос и сошел с тачанки. — Когда мы ударим по церковной площади, ты должен быть уже с другой стороны. Понял? Побегут они или нет — лупи вместе с нами. Видел, как мы на рассвете взяли ворота? Сколько тебе дать бойцов?

— Пол-отряда.

— Бери и вперед! — все это Нестор заранее продумал.

Пока они говорили, пожимали руки, Каретник, Марченко, Лютый, Чубенко отбирали желающих идти в атаку. Взяли с собой два ручных пулемета «Люйс» и цепью двинулись к центру Больше-Михайловки. Но не по улице, где их было бы издалека видно, а крадучись огородами.

Рядом находился базар, и торговые стойки были надежным укрытием. Перебравшись туда, они рассмотрели церковную площадь. Метрах в сорока от них сидели, лежали австрийцы, строем ходили вартовые. Охраны не было и в помине.

— Даже пулеметы в чехлах, — шепнул Фома Рябко Трояну.

— Огонь! — выдохнул Махно, и началось избиение. Видя, что солдаты заметались, повстанцы бросились на площадь и стреляли в упор. А с тыла, куда побежали атакуемые, их огнем же встретил Щусь, и они улепетывали, пытаясь вплавь одолеть речку Волчью. Но были покошены с крутого берега. Других настигали крестьяне и били вилами, лопатами. Третьих потом встречали даже у Гуляй-Поля без мундиров и шапок.

В этой панике и озлобленности сожгли девять хат: то ли убегавшие вартовые, то ли под шумок подлые соседи.

Пленных офицеров и гетманцев расстреляли вместе с той женщиной, что бежала их предупредить. Рядовых же австрийцев накормили, перевязали и, пригрозив, чтобы больше не попадались, отпустили.

Победа была полная. После нее, как водится, митинг, и тут впервые Нестор услышал в толпе приятно поразившее его выражение: