Альфред Штекли - Галилей

• Название: Галилей
• Автор: Альфред Штекли
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1972

Настоящая биография написана на основании изучения всех сохранившихся до наших дней материалов, касающихся жизни Галилея, — его огромной переписки, его сочинений, документов инквизиции и заметок, относящихся к истории его научных открытий и частной жизни. Они опубликованы в двадцатитомном персональном издании Галилея.

---

Но зачем святому престолу выступать гонителем прославленного ученого, которого еще недавно чествовали в Риме? Куда дальновидней проявить известную сдержанность: осудив мысль о движении Земли, а ее, как известно, защищали в древности пифагорейцы, сделать Галилею соответствующие секретные внушения.

Доводы кардинала пришлись Павлу V по душе. Это ловко придумано: наложить узду на чрезмерно умствующих, запретить ненавистное «пифагорейское» учение, не подвергая проклятию и полному запрету книгу Коперника, и тем самым обойти щекотливый вопрос об устоях календарной реформы и немалой пользе, почерпнутой церковью из сочинения, которое, не будь этой реформы, давно бы следовало разодрать руками палача и швырнуть в костер..

Павел V приказал завтра же собрать кардиналов и сообщить им, что он желает объявить учение о движении Земли ложным и еретичным. Дабы соблюсти все формальности, необходимо сформулировать и представить богословам-квалификаторам положения, которые надлежит осудить.

Приказ был исполнен. В четверг, 18 февраля, эти положения были оглашены. Ни имени Коперника, ни имени Галилея там не упоминалось. Рассмотреть вопрос следовало в общем виде. Но это лишь дань форме. Все было решено еще накануне, когда папа после рассердившего его разговора с молодым кардиналом велел позвать к себе Беллармино.

Все, что Гвиччардини удавалось разузнать, только подкрепляло его прежнюю озабоченность.

«Галилей больше считался с собственным мнением, — доносил он своему повелителю, — чем с мнением своих друзей: и синьор кардинал дель Монте и я, по мере малых моих сил, и пуще кардиналы Святой службы убеждали его угомониться и оставить это дело в покое; если же он хочет держаться этого мнения, то пусть держится спокойно, не прилагая стольких усилий, дабы склонять и привлекать на свою сторону других. Все боятся, что его приезд сюда повредит ему и что он не очистится от обвинений и не восторжествует над своими противниками, но потерпит неудачу».

Гвиччардини рассказывал о тщетной попытке Орсини, реакции Павла V, его разговоре с Беллармино и принятом ими решении. Позавчера состоялось заседание, посвященное этим же материям. Коперник и другие авторы, писавшие о движении Земли, будут либо исправлены, либо запрещены.

«Думаю, что лично Галилей, — продолжал Гвиччардини, — не может пострадать, ибо, как человек благоразумный, он будет желать и думать, что желает и думает святая церковь. Но он, высказывая свои мнения, горячится, проявляет крайнюю страстность и не обнаруживает силы и благоразумия, чтобы ее преодолеть. Поэтому небо Рима, становится для него очень опасным, особенно в нынешний век, когда здешний владыка питает отвращение к наукам и таким умам, не может слышать об этих новшествах и этих тонкостях, когда каждый старается приспособить свои мысли и свой характер к мыслям и характеру правителя, так что те, кто обладает определенными знаниями и любознательны, если имеют голову, притворяются совсем иными, дабы не навлечь на себя подозрения и недоброжелательства. У Галилея тут среди монахов и прочих есть люди, которые желают ему зла и преследуют его. Он же сам, как я уже говорил, находится в таком состоянии, которое совершенно не подходит для этого края, и он может и себя и других ввергнуть в большие неприятности. Я не понимаю, ни с какой целью и ради чего он явился, ни того, что он может выиграть, оставаясь здесь».

Медичи, напомнил посол, имели в прошлом заслуги перед церковью, когда дело касалось святой инквизиции.

«Ввязываться в эти тяготы и опасности без серьезной причины, когда из этого не может получиться никакой пользы, а великий вред, — сокрушался Гвиччардини,| — не вижу, зачем это нужно. Если это делается лишь в угоду Галилею, то надо иметь в виду, что он увлечен этим, словно личным делом, и не различает и не видит вещей, которые следовало бы видеть. Поэтому, если он и впредь, как до сих пор, будет пребывать в заблуждении, то подвергнет опасности как самого себя, так и каждого, кто будет потакать его желанию или даст ему себя убедить…»

В Риме ждали приезда кардинала Карло Медичи. Гвиччардини опасался, как бы тот под влиянием Галилея не воздержался от одобрения решенного папой и Святой службой, которая «является фундаментом и столпом религии и играет в Риме главную роль». Это бы очень повредило кардиналу!

«Если в его передних или в его окружении будут находиться люди, которые как одержимые желают в спорах защищать и выставлять напоказ свои мнения, особенно в делах астрономических и философских, то каждый станет его избегать. Ибо, как я уже говорил, папа здесь столь чужд этому, что каждый старается выглядеть неотесанным и невежественным. Поэтому все ученые, которые приедут от вас, будут я не осмелюсь сказать вредны, но принесут мало пользы и будут опасными чем меньше они станут выставлять напоказ свою ученость, коль не будут делать этого с предельной скромностью, то тем лучше. И если Галилей дождется здесь синьора кардинала и как-нибудь впутает его в эти дела, то это вызовет великое недовольство. А он, Галилей, горяч, тверд и увлечен настолько, что невозможно, чтобы кто-нибудь находящийся рядом с ним не оказался в его руках. Это такое дело, с которым шутить не приходится, оно, напротив, может стать весьма важным и приобрести огромное значение, если ныне уже не стало таковым…»

Стараясь быть полезным их высочеству, писал кардинал Орсини в ответ на вторичное обращение государя Тосканы, он испытывает наибольшее унижение, когда достигнутые им результаты не идут ни в какое сравнение с его готовностью услужить.

Ему вторил Галилей, жалуясь, что враги, дабы обмануть начальственных лиц, прибегают ко всякого рода интригам. Он один, несмотря на плохое здоровье, противостоит натиску очень многих, но надеется, что господь, который помог разоблачить их обманы, даст ему и возможность воспрепятствовать решению, могущему иметь для церкви скандальные последствия.

«Нахожусь я в Риме, — писал Галилей, словно подготавливая тосканский двор к недобрым вестям, — где как погода постоянно меняется, так и в делах всегда царит неустойчивость…»

Беллармино в затруднении. Скоро, вероятно, обнародуют декрет: Коперникова теория под видом «пифагорейского учения» будет осуждена как ложная и еретическая, а книга Коперника будет задержана «впредь до исправления», дабы подогнать ее к анонимному предисловию. Однако Галилей сможет с известными оговорками трактовать о системе Коперника как чисто математической гипотезе.

И этой возможности надо его лишить! Ведь никто не сделал для пропаганды Коперниковых идей столько, сколько автор «Звездного вестника» и «Писем о солнечных пятнах». Стремление кардинала Беллармино заткнуть ему рот покоится на твердой уверенности: Галилей непоколебимо убежден в истинности движения Земли.

Да, Галилей избегает открыто говорить о движении Земли как об истине, он помнит о спасительном словечке «если»: «если допустить, что Земля движется…» Но грош цена таким оговоркам. Ни в одной из книг Галилей не утверждал, что Земля движется по природе своей. Он осторожен и тем более опасен. Даже он, Беллармино, не сразу его раскусил: синьор Галилец-де поступает благоразумно, когда говорит о движении Земли лишь в виде предположения.

Дело идет об очень деликатных вещах: о внутренних побуждениях человека, чье поведение внешне безупречно. В инквизиционном судопроизводстве вопрос о намерении, о непредумышленном преступлении или о «злом умысле» играет главнейшую роль. Когда обвиняемый находится в темнице Святой службы, есть средство выяснить его «истинное намерение» — применяют пытку. Но как узнать о тайном умысле осторожного и хитрого человека, разгуливающего на свободе?

Галилею надо вообще запретить под каким бы то ни было видом, устно или письменно, касаться вопроса о движении Земли! Беллармино предвидит, что найдутся законники, которые станут возражать. Запрет «пифагорейского учения» не влечет за собой запрета упоминать о Копернике, нельзя лишь выдавать за истину его теорию, Ясно, что никому не возбраняется ее опровергать. Есть ли законные основания запретить кому-либо вообще об этом трактовать? Тем более Галилею. Да и какой шум поднимут кардиналы, симпатизирующие этому флорентийцу или желающие угодить его государю, не говоря уже о тех, кто ищет любого повода, чтобы перечить ему, Беллармино! Как этого избежать?

Кардинал Беллармино решил, что нецелесообразно на заседании конгрегации Святой службы обсуждать в деталях те меры, которые следует принять к Галилею. Не лучше ли посвятить в свой план Павла V и, избегая пагубной гласности, его, папы римского, волеизъявлением покончить с этим хлопотным и чреватым опасностью делом?

В среду, 24 февраля 1616 года, одиннадцать богословов, собравшихся во дворце Святой службы, подписали следующее заключение: