Хуан Гойтисоло - Цирк

• Название: Цирк
• Автор: Хуан Гойтисоло
• Издательство: Издательство «Прогресс»
• Жанр: Проза
• Год: 1964

Перед нами захолустный городок Лас Кальдас – неподвижный и затхлый мирок, сплетни и развлечения, неистовая скука, нагоняющая на старших сонную одурь и толкающая молодежь на бессмысленные и жестокие выходки. Действие романа охватывает всего два ноябрьских дня – канун праздника святого Сатурнино, покровителя Лас Кальдаса, и самый праздник.

Жизнь идет заведенным порядком: дамы готовятся к торжественному открытию новой богадельни, дон Хулио сватается к учительнице Селии, которая ему в дочери годится; Селия, влюбленная в Атилу – юношу из бедняцкого квартала, ищет встречи с ним, Атила же вместе со своим другом, по-собачьи преданным ему Пабло, подготавливает ограбление дона Хулио, чтобы бежать за границу с сеньоритой Хуаной Олано, ставшей его любовницей… А жена художника Уты, осаждаемая кредиторами Элиса, ждет не дождется мужа, приславшего из Мадрида загадочную телеграмму: «Опасный убийца продвигается к Лас Кальдасу»…

---

– Отпраздновать? – спросила Ненука, – А как?

– Поиграть во что-нибудь. Да мало ли?… Скучно смотреть, как вы тут бездельничаете…

Все замолчали, видимо, размышляя.

– Можно поиграть в прятки, – предложил наконец один мальчик.

– Или в фанты.

– Для этого нужны девочки.

– Без девочек. Все равно.

– Нет. Без девочек не интересно.

Хранившая до того молчание Лус-Дивина вдруг сказала:

– Можно поиграть в карнавал.

– В карнавал?

– Да, в карнавал.

– Но у нас нет масок…

– Ну, так что же? Я могу их сделать, – с готовностью предложил Ута.

Не дав им времени ответить, он торопливо сбросил пальто и переворошил ящик комода, где хранились его эскизы. Там лежало с полдюжины масок, вырезанных им из шляпных картонок.

Схватив палитру и кисть, Ута принялся обрызгивать картон краской, окруженный почтительным восхищением ребятишек, которые наблюдали за ним, раскрыв рты.

Элиса со вздохом покинула столовую и пошла на кухню мыть тарелки. Увлеченный своей работой, Ута не заметил ее ухода. Столько времени он скитался, вертелся то в одну, то в другую сторону, подобно флюгеру, и теперь вдруг маски совершенно завладели его вниманием.

Хотя он был дома уже целый час, Элиса еще ничего не знала о результатах его поездки. Встречаясь с ней взглядом, Ута словно под тяжестью вины опускал глаза. В данных обстоятельствах это могло означать только одно: его отец не уступил. Элиса прервала мытье посуды и вытерла руки о юбку. Присев на табурет возле плиты, она открыла тетрадку, куда записывала все расходы. С учетом квартирной платы за последний квартал долги доходили до пятнадцати тысяч. На этот раз ничто не сможет их спасти.

Ута пришел на кухню намочить кисточки, и, увидев его в этом ядовито-красном тюрбане, Элиса чуть не расплакалась.

Он удивленно оглянулся, но она промолчала, и Ута вернулся в столовую. Ребята с криками оспаривали друг у друга маски. Ута напевал песенку. Кто-то рассмешил его. Смех Уты, как вспышка яркого света, ножом вонзился в ее тело. Элиса слушала, как Ута смеется, и горло у нее сжималось. На лбу бисеринками выступил пот. С детьми Ута казался совершенно счастливым. Обращаясь к ним с речью, он пускал в ход всю шутовскую гамму регистров своего голоса. Необъяснимо тоскливое чувство, охватившее Элису, стало еще мучительнее. Какое-то смутное предчувствие говорило ей о приближении опасности. Она должна действовать, и действовать быстро. Но все вокруг словно вступило в заговор, чтобы она оставалась в стороне. Смех, крики, разговоры казались ей уловками, цель которых – отвлечь ее внимание от опасности. В дверь просунулась детская головка в зловещей маске. Элиса глядела на нее с ужасом. Она задыхалась. Она хотела сдвинуться с места, но продолжала сидеть. Точно околдованная следила она, как Ута снова надел пальто, и проводила его до двери, словно сомнамбула.

– Я выйду на минутку, деточка… Есть дело, которое мне нужно уладить… Потом я тебе расскажу в более спокойной обстановке… Приготовь мне ужин.

Жизнь, ко многим великодушная и всепрощающая, может для иных внезапно обернуться чем-то ужасным. Элиса всегда отвечала друзьям, которые указывали ей на безумства и сумасбродство ее мужа: «За меня не беспокойтесь. Я прекрасно знаю, на что иду». Пусть Ута моет ноги шампанским или прыгает в парке с детьми через скакалку – это ее не беспокоит. Жить с ним было все равно, что ступать по слабо натянутой проволоке, но Элиса с радостью шла на риск. «Все это для меня не имеет значения. Я его люблю». С презрительной улыбкой отвергла она преимущества нормального существования, вся отдавшись заботам о счастье Уты и дочери. «Несмотря на все невзгоды, я с каждым днем чувствую себя счастливее, все теснее связанной с ними». Она знала, что семья Уты тайком поговаривала о том, чтобы поместить его в какое-нибудь лечебное заведение. Под предлогом заботы о его счастье они старались помешать ему в будущем пустить на ветер состояние. К тому же с недавнего времени его здоровье ухудшилось: появились явные симптомы цирроза печени, предсказанного несколько месяцев назад врачом. Элиса знала об этих планах, однако они не тревожили ее. «Ута беззащитен, как ребенок, но я буду бороться за него до конца». Никто, никто не отнимет его у нее.

– Прежде я повешусь, – сказала она.

* * *

Они уселись за столик напротив стойки, украшенной церковными объявлениями и лубочными картинками. Шофер попросил коньяку и сифон с содовой. Его приятель – стакан мансанильи, Элпидио надел фартук, обслужил их и снова влез на свой табурет за стойкой. Когда незнакомцы заговорили, он невольно прислушался.

– Ничего себе поездочка, а?

– Хорошо, что все уже позади.

– Еще немного – и я бы не выдержал.

– Я тоже, хоть и не сидел за рулем. Эти проклятые повороты…

– Давно я столько не пил.

– Когда мы подъезжали, я для интереса подсчитал: не меньше десяти бутылок.

– Десять бутылок на троих – выходит больше чем по три литра коньяку на нос.

– Да. Три литра с четвертью, что-то около того.

– Черт побери! Нет, подумать только, – ведь этот тип пил больше нашего…

– Вынослив, как мул.

Из-за занавески задней комнаты появилась Хулия. По трагическому выражению ее лица Элпидио понял, что буря еще не улеглась.

– Папа отказывается попробовать пирожное, – сказала она скорбным голосом.

– Оставь его в покое, жена. Он потом съест.

– Нет, Элпидио, нет. Он говорит, что никогда больше не будет есть.

– Проголодается – передумает, – ответил муж. – Не видишь разве – он совсем как ребенок.

Хулия рухнула в плетеное кресло рядом со стойкой. Хотя глаза ее были совершенно сухими, она прижала к ним носовой платок, как бы осушая невидимые слезы.

– Это ужасно! – вздохнула она, – Ужасно!..

– Ты сама виновата. Вечно делаешь из мухи слона.

– Не станешь же ты уверять меня, что все это – чепуха.

– Я этого не говорю. Я хочу только, чтобы ты поняла: убиваясь, делу не поможешь.

– Как подумаю, сколько там было народу…

– Ну вот, опять старая песня. Что было, то быльем поросло.

– Я за него переживаю, – зарыдала Хулия, – Он так рассердился на меня за то, что я заставила его пойти туда. Он говорит, что никогда мне этого не простит.

– Не обращай внимания.

– О! Я, наверное, никогда больше не осмелюсь выйти на улицу…

– У людей есть дела поважнее, станут они об этом вспоминать.

– Если бы я хоть на мгновение могла вообразить, что так получится…

– Оставь, ничего тут страшного нет!..

– Проклятый Канарец…

Двое шведов, игравших в углу в карты, постучали ложечкой о стакан, требуя еще пару виски. Элпидио поспешил к их столу с бутылкой, льдом и сифоном. Хулии надоело растравлять свои раны, и она сочла за благо удалиться.

Элпидио снова сел на свой табурет за стойкой и набил трубку. Поставив локоть возле вазы с поникшими розами, он принялся наблюдать за сидящими у первого столика незнакомцами, притворяясь, будто разбирает груду долговых расписок, давно уже приведенных в порядок Хулией.

Приезжие прекратили разговор и не спускали глаз с двери. Шофер каждую минуту взглядывал на часы. Другой, переломив с полдюжины соломинок, барабанил толстыми пальцами по краю стола.

– Который час? – спросил он, помолчав.

– Двадцать минут восьмого.

– Парень заставляет себя ждать.

– Не заснул ли он на лестнице…

– Сказать по правде, меня бы это не удивило. Так налакаться!..

– Скорее всего, его пилит жена.

– Вряд ли. Бедная женщина наверняка давно ко всему привыкла.

– А вообще-то он забавный тип. С этакой чудной козлиной бородкой… Никогда в жизни я столько не смеялся.

– Я тоже. Он, кажется, ни секунды не может посидеть спокойно.

– Помнишь, как он сказал жандарму, что коньяк отравлен?

– А как он потешался над парнишкой?

– Вы серость, – передразнил шофер.

– Дон Хулио послал вас сюда для возбуждения умов.

– И пусть с вами ничего не случится, приятель.

– Именно. Пусть с вами ничего не случится.

Развеселившись, оба от души хохотали.

Шведы прервали игру и внимательно на них посмотрели. Но смех прекратился так же быстро, как и возник. Таксист зевнул и еще раз взглянул на часы.

– Он уже больше получаса торчит наверху. Не пойму, что его задержало.

– Скорее всего – половина, которая никак не кончит наряжаться.

– Ну, не знаю, что она там надевает… Разве что маскарадный костюм.

Его товарищ снова забарабанил пальцами по краю стола. Шофер наполнил стакан содовой и залпом выпил.

В конце концов, не выдержав, он поднялся с места и прижался носом к стеклянной двери.

– Ну что?

– Не видно.

– А если подняться наверх?

– Подождем еще минутку.

Шофер снова сел и зажег сигарету. Элпидио следил за ними сквозь смеженные веки. Из кухни донесся голос жены, которая спрашивала что-то о сыне, но он притворился, что не слышит. В беседе двух мужчин мелькали знакомые имена и детали. Исполненный любопытства, он спрашивал себя, кого же они ждут.