Найо Марш - Занавес опускается: Детективные романы (Форель и Фемида • Пение под покровом ночи • Занавес опускается)

• Название: Занавес опускается: Детективные романы (Форель и Фемида • Пение под покровом ночи • Занавес опускается)
• Автор: Найо Марш
• Жанр: Классический детектив
• Год: 1993
• ISBN: 5-7001-0078-9

В «золотой век» классического детектива среди обилия детективных сюжетов новозеландская писательница Эдит Найо Марш предлагает любителям острых ощущений захватывающую оригинальную вариацию на каноническую тему с ее вечным вопросом «кто убил?». Кровавые преступления совершаются в театре на фоне вечных ценностей искусства и их грешных служителей.

Серия романов с главным героем инспектором Родериком Аллейном.

№ 18 — «Форель и Фемида»,

№ 20 — «Пение под покровом ночи»,

№ 14 — «Занавес опускается».

---

— Славное местечко, — согласился Фокс. — Эпоха Георга, верно?

— Да. Особняк построен на месте одноименного женского монастыря. Дарован Лакландерам Генрихом Восьмым. Потише, дружище Фокс. Они как раз должны кончить завтракать. Интересно, леди Лакландер ест внизу или у себя? Внизу, — произнес он, увидев леди Лакландер, выходящую из дома в сопровождении своры собак.

— На ней мужские ботинки, — ахнул Фокс.

— Это, наверное, из-за подагры.

— О Господи! — воскликнул Фокс. — У нее в руках сиденье-трость!

— Да. Но, может быть, не то же самое. Хотя, — сказал Аллейн, сняв шляпу и приподняв ее в знак приветствия, — может быть, и то.

— Она идет в нашу сторону. Нет, раздумала.

— Дьявол! Она собирается на него сесть.

Леди Лакландер действительно направилась к ним, но остановилась. Ответив на приветствие Аллейна взмахом руки, она раскрыла сиденье-трость и осторожно опустилась на него.

— С ее весом, — проворчал Аллейн, — она загонит всю эту штуковину в землю. Пошли!

Когда они приблизились к леди Лакландер, она крикнула им: «Доброе утро!» Затем она молча уставилась на них и так и сидела, пока они не подошли вплотную. «Старая медуза-горгона! Она нарочно сбивает с толку», — подумал Аллейн и ответил леди Лакландер невинным взглядом и рассеянной улыбкой.

— Вы были на ногах всю ночь? — спросила она, когда они приблизились к ней. — Это я не к тому, что у вас усталый вид…

Аллейн сказал:

— Простите, что беспокоим вас так рано, но мы кое-чем озадачены.

— Озадачены?

— И всерьез! Считаете ли вы возможным, — продолжал Аллейн с нарочитой любезностью, которую его жена считала грубоватой, — чтобы мы обратились к вам с просьбой в девять часов утра?

— Что вы имеете в виду? — Заплывшие жиром глаза леди Лакландер сверкнули.

Аллейн прибег к хорошо продуманной лжи.

— Мы считаем, — сказал он, — что убийца Картаретта до нападения прятался где-то поблизости.

— Да?

— Да.

— Я его не видела.

— Я же сказал — он спрятался. Наши попытки найти это место не увенчались успехом. Мы полагаем, что оно находилось там, откуда открывается достаточно хороший вид на мост и ивовые заросли, а также на ложбину, в которой вы сидели.

— Вы нашли место, где я рисовала?

— Клянусь вам, нет ничего проще. Вы пользовались мольбертом и табуреткой.

— А она под тяжестью моего веса, — сказала леди Лакландер, к ужасу Аллейна, раскачиваясь взад-вперед на своем сиденье-трости, — без сомнения, оставила след в земле.

— Дело в том, — пояснил Аллейн, — что, по нашему мнению, убийца ждал, пока вы уйдете, чтобы вылезти. Вы все время оставались в ложбине?

— Нет, я часто отходила от мольберта, чтобы посмотреть на мой эскиз издали. Из него все равно ни черта не получилось.

— Где же вы находились, когда смотрели на ваш этюд?

— На склоне между ложбиной и мостом. Вы еще недостаточно обследовали ложбину, иначе сами бы догадались.

— Почему? — спросил Аллейн, мысленно поплевав через левое плечо.

— Потому, мой славный Родерик, что я пользовалась сиденьем-тростью и так глубоко вогнала его в землю, что вынуждена была оставить его там, когда уходила, — и это не в первый раз.

— Вы оставляли его там, уходя домой?

— Разумеется. Как ориентир для слуги, когда тот придет за моими вещами.

— Леди Лакландер, — сказал Аллейн, — я хочу восстановить обстановку, какой она была после вашего ухода. Не можете ли вы одолжить нам ваше сиденье-трость и этюдник на час-другой? Мы обещаем обращаться с ними чрезвычайно осторожно.

— Не знаю, что вы задумали, — ответила она. — Но, видно, придется мне с этим смириться. Берите, что хотите.

Леди Лакландер тяжело поднялась с сиденья. Оно, как того и следовало ожидать, глубоко вошло в землю.

Аллейн хотел вытащить его с максимальными предосторожностями, может быть, даже выкопать вместе с дерном, а потом дать ему высохнуть и отвалиться. Но это у него не получилось: леди Лакландер повернулась и одним мощным рывком выдернула сиденье-трость из земли.

— Вот оно, — равнодушно сказала она, передавая Аллейну сиденье. — Этюдник в доме. Возьмете его сами?

Аллейн поблагодарил ее. Он взял сиденье-трость наперевес, и все трое направились к дому. Джордж Лакландер был в холле. Его поведение неожиданно изменилось: теперь он говорил с той туповатой торжественностью, с какой люди его типа входят в комнату больного или в церковь. Вновь, сославшись на свои обязанности мирового судьи, он оставался все так же заносчив и скрытен.

— Ну, Джордж, — сказала ему леди Лакландер и насмешливо улыбнулась, — если меня не выпустят под залог, не сомневаюсь, что тебе разрешат меня посещать.

— Ну что ты, мама!

— Родерик просит у меня мой этюдник, и, как мне кажется, под весьма неубедительным предлогом. Впрочем, он еще не сделал мне обычного в таких обстоятельствах предупреждения.

— Ну что ты, мама! — повторил Джордж с жалкой улыбкой.

— Пошли, Рори, — обратилась леди Лакландер к Аллейну и провела его через холл в чулан, полный зонтов, галош, ботинок, туфель, теннисных ракеток и клюшек для гольфа.

— Я все храню здесь, — пояснила она, — потому что часто рисую в саду. Мне лучше всего удаются цветы — ваша жена сумеет вам объяснить, что такое натюрморт для акварелиста.

— Ну, в ней эстетства нет ни на грош, — спокойно ответил Аллейн.

— Зато она замечательный художник, — сказала леди Лакландер. — Вот. Держите.

Аллейн поднял холщовый рюкзак, к которому были привязаны мольберт и тент.

— Вы пользовались тентом? — спросил Аллейн.

— Уильям, мой слуга, его поставил, но мне он не был нужен — солнце уже ушло. Когда я отправилась домой, я оставила его, но так и не открыла.

— Проверим, был ли он виден со стороны.

— Родерик, — вдруг спросила леди Лакландер, — каков был характер ранений?

— Разве ваш внук ничего вам не сказал?

— Нет, иначе бы я не спрашивала.

— Ранения черепные.

— Вы можете не спешить с возвратом вещей. Я сейчас не расположена рисовать.

— Очень любезно с вашей стороны, что вы их нам предоставили.

— Надеюсь, Кеттл все мне расскажет, — сказала леди Лакландер.

— Разумеется, — поспешил согласиться Аллейн, — и гораздо лучше, чем я.

— Что заставило вас уйти с дипломатической службы и заняться этим неблагодарным делом?

— Это было давно, — сказал Аллейн, — но, помнится, дело было в моем пристрастии к фактам.

— Факты — это не всегда истина!

— Но все же ее основа. Не стану вас дольше задерживать. Большое спасибо за помощь, — сказал Аллейн и посторонился, чтобы пропустить леди Лакландер.

Полицейские направились к роще, затылком чувствуя, что грузная старая леди провожает их взглядом с крыльца. Аллейн нес сиденье-трость, а Фокс — все остальное.

— Могу себе представить, — сказал Аллейн, — до чего у нас сейчас дурацкий вид.

Скрывшись за деревьями, они рассмотрели свои трофеи.

Аллейн положил сиденье-трость на берегу и сел перед ним на корточки.

— Диск, — сказал он, — навинчивается на трость, заканчивающуюся двухдюймовым шипом. Все в земле, даже диск, который не отвинчивали по меньшей мере месяц! Ладно… Если это орудие убийства, оно было вымыто в Чайне и вытерто, а затем воткнуто в мягкую землю, но, так или иначе, его не разбирали. Не исключено, что под диском имеются следы крови. Мы должны сейчас же отдать эту штуку Кертису. А теперь посмотрим этюдник.

— Но ведь он нам не нужен!

— Как знать! Этюдник складной, с ножками-шипами, и тент складной, и тоже кончается шипом. Шипов сколько угодно, однако сиденье-трость подходит лучше всего. Теперь залезем внутрь. Вот, — сказал Аллейн, развязывая ремни, — большая коробка с акварелью. Пачки чистой бумаги. Кисти. Карандаши. Палитра. Банка для воды. Губка. Тряпка. Тряпка! — тихо повторил он, склонившись над этюдником и принюхиваясь. Аллейн вытащил большую, испачканную краской хлопчатобумажную тряпку. Она была вся измазана акварелью, было на ней также и одно бурое пятно, и в этом месте она была особенно сильно смята, словно в нее что-то заворачивали.

Аллейн взглянул на своего коллегу.

— Понюхайте, Фокс, — предложил он.

Фокс опустился около него на корточки и с силой втянул воздух носом.

— Рыба, — сказал он.

3

Перед тем как вернуться назад, они еще подошли ко второй метке и взглянули на долину со стороны Нанспардона. Отсюда был виден дальний конец моста и верховья реки. Как и с противоположного склона, нижнее течение реки и часть моста, расположенная ближе к Нанспардону, были скрыты деревьями, сквозь которые виднелась часть той ложбины, где леди Лакландер писала этюды.

— Смотрите! — сказал Аллейн. — Отсюда миссис Картаретт и этот осел Джордж Лакландер видели, как браконьерствует мистер Финн, а вот оттуда, снизу, леди Лакландер заметила их.